3.Отличия командно-административной системы от рыночной экономики
Напомним об основных отличиях рыночной экономики от нерыночной.
Исторически первоначально возникло мелкотоварные производство, характеризующееся тем, что, во-первых, средства производства принадлежат самому производителю; во-вторых, оно основано на использовании личного труда; в-третьих, продукт производится не для личного потребления, а для продажи; в-четвертых, товаропроизводитель пользуется индивидуальной свободой при выборе сферы хозяйственной деятельности.
В дальнейшем развитии товарного производства произошло принципиальное изменение. Наряду с личным трудом, а затем вместо него стал применяться наемный труд. Товаром стала рабочая сила, а вместо простого товаропроизводителя на рынке появилась новая социальная фигура – капиталистический товароприозводитель. Сложилась система свободного предпринимательства и конкуренции.
В XX веке появились монополии, которые могли учитывать спрос и предложение, работать на известный рынок и управлять рыночной стихией в собственных интересах. Но до сознательного регулирования экономики было еще далеко.
Возможность преодоления стихии рыночных отношений впервые констатировали классики марксизма, связывая ее с национализацией средств производства, которая должна установить товарные отношения. Вслед за Марксом и Энгельсом таких же взглядов придерживались Ленин и большевики, пытавшиеся реализовать на практике свои теоретические постулаты. Однако вынужденный переход к нэпу показал утопичность этих представлений.
Тем не менее попытки воплощения их в жизнь продолжались. Выражались они
в насильственной ликвидации частной собственности, резком ограничении
самостоятельности предприятий, жестком контроле государства над всей
хозяйственной жизнью. В результате так называемой победы социализма
(полного обобщестления не только в промышленности, но и в торговле и в
сельском хозяйстве):
. вместо обособленных (в том числе частных) собственников возник единый собственник в лице государства;
. вместо хозяйственной свободы товаропроизводителей (предприятий) утвердилась их подчиненность единому центру, который диктовал им условия производства и реализации продуктов;
. вместо свободного найма и использования рабочей силы сложилась практика принудительного труда и директивного установления численности работников и ставок заработной платы;
. вместо заключения по взаимному соглашению хозяйственных конрактов, выбора поставщика и покупателя сложилась система фондовоо материально- технического снабжения предприятий с закреплением каждого товаропроизводителя за определенными поставщиками и покупателями;
. вместо конкуренции и взаимной ответственности товаропроизводителей сложилась жесткая система планового хозяйства с обезличкой субъектов производства;
. вместо гибких цен, спроса и предложения стали формироваться стабильные на многие годы плановые цены, не учитывающие изменений, происходящих в условиях производства и реализации продукции;
. вместо открытости экономики и свободы мирохозяйственных связей был создан «железный занавес», отделивший отечественную экономику от внешнего мира, что затруднило использование преимуществ международного разделения труда и достижений НРТ.
Другими словами, фетишизированный план заменил рынок и самостоятельность производителей. Утвердилась командно-административная система ведения хозяйства, которая называлась плановой, или планомерной.
4. Деформация рынка в условиях КАС
Особенностью КАС яляется то, что она опиралась больше на аргументы силы сверху, чем на силу аргументов снизу, приучала к пассивности, сдерживала желание и умение творить, рисковать и тем самым ограничивала интерес к изучению и формированию спроса, к торговле. Роль экономистов и управленцев оказалась особенно приземленной, что олслабило требования к их подготовке, способствовало инженеризации управлевленческих кадров. «Выветривание» инициативы – вот первый и, думается, основной порок прежней модели управления хозяйством.
Командно-приказные методы руководства обществом деформировали экономические конструкции, которые стали затем базисом административной надстройки. Деформации надстройки привели, таким образом, к деформации базиса. Бюрократическая структура ставила во главу оценки деятельности предприятий и работников «его величество процент» выполнения плана. Это было логичным для производственных отношений, когда командиры призводства материально не отвечали за свои решения, а переложить ответственность за них вниз не решались. «Низы» освобожались от связи доходов с результатами производства, они отвечали лишь за степень выполнения руководящих указаний, за процент выполнения плана.
Однако, в действительности казалось, что в такой системе, где все было
спланировано и предусмотренно заранее, дефициту взяться было просто
неоткуда. Ведь это не рынок, где производители работают, не зная точных
размеров общественных потребностей, подкрепленных платежеспособным спросом,
и не ведая, сколько товаров предложат для продажи их соседи. Ведь в
плановом хозяйстве, казалось бы, все учитывается загодя, заблаговременно, и
даже на случай непредвиденных обстоятельств можно создать резервные фонды.
И в конце концов, если все-таки дефицит возникал из-за форс-мажорных
обстоятельств, разве нельзя было скорректировать план, отрегулировав
структуру производства так, чтобы всего хватало?
Ответ до тривальности прост: нет, нельзя. Все предусмотреть заранее невозможно. Нетривиально здесь, может быть, лишь то, что мы не вполне представляем себе реальные масштабы разрыва между тем, что можно спланировать, и тем, что действительно планировалось.
Любое общественное производство требует поддержания технологических
пропорций. Есть связи явные, заметные невооруженным взглядом: скажем, для
выплавки чугуна требуется определенное количество железной руды и угля, для
производства станков – определенное количество металла, для пошива одежды
известное количество тканей. Для характеристики таких связей экономисты
ползуются термином «прямые затраты ресурсов на единицу продукции». Но есть
и неявные связи, о существовании которых можно только догадываться и точно
определить которые можно лишь с помощью специальных расчетов. Для описания
этих связей пользуются понятием «косвенные затраты ресурсов на выпуск
единицы продукции». Например, для того же пошива одежды металлическая
проволока непосредственно не нужна, но требуются ткани, для покраски
которых пользуются анилиновыми красителями, получаемые в том числе и
переработкой нефти, перекачиваемой насосами, в которых используются
электромоторы с проволочной обмоткой ротора. Не будет проволоки – не будет
и электромоторов, насосов, нефти, красителей, тканей и, наконец, одежды.
Для потребителя – последствие, возможно, менее трагичное, но зато более
реальное, чем для города, который был взят врагом, «потому что в кузнице не
было гвоздя».
Явные и неявные технологические пропорции – прямые и косвенные затраты
ресурсов – должны, разумеется, не просто учитываться, но и абсолютно точно
просчитываться в планировании, коль скоро задачей является формирование
сбалансированного, увязанного по всем статьям плана. В чисто научном плане
задача эта давно решена – разработана теория межотраслевого баланса, с
помощью которой, зная требуемые объемы выпуска конечной продукции и
коэффициенты прямых затрат ресурсов на производство единицы каждой
разновидности конечной продукции, можно подсчитать косвенные и полные
(прямые+косвенные) затраты и далее – точные объемы производства всех видов
промежуточной продукции. На практике, однако, задача была и остается
неразрешимой из-за своей огромной размерности.
Расходы на сбор подробной исходной информации о коэффициентах прямых затрат явно выходили бы за пределы экономической целесообразности и не могли быть оправданы любыми немыслимыми выгодами. Нельзя же было в самом деле приставить к каждому рабочему одного, а то и несколько учетчиков, фиксирующих расход материалов, износ деталей станков, объем наладочных работ, прямые затраты рабочего времени и многое другое. Поэтому не просчитывалась и не увязывалась и тысячная доля того, что фактически планировалось и производилось.
Мы привыкли думать, что, когда центр распределяет ресурсы и
устанавливает производственные задания, никаких ошибок не может быть, ибо
«сверху виднее». На самом деле верно прямо противоположное: при самых
благих намерениях у центра не было и нет физической возможности составить
не то что оптимальный, но хотя бы просто сбалансированный план, просчитать
даже не второстепенные и третьестепенные, но и многоие основные пропорции
производства. Ошибки поэтому не только возможны, они абсолютно неизбежны.
Вариант плана, сбалансированного по основным позициям, мог появиться на
свет лишь случайно, причем вероятность его появления была ничтожно мала.
Действовавший механизм планирования неизбежно подразумевал постоянное воспроизведение диспропорций, образование дефицита, с одной стороны, перепроизводства – с другой. Ставшая всеобщей практикой, корректировка планов бяла, по сути, неизбежной. Иначе и не могло быть, ибо сбалансированного плана просто не сущуствовало и, следовательно, дефицитность или избыточность данного вида продукции обнаруживались лишь в ходе выполнения плана. Корректировка порой выступала в качестве меньшего зла, чем твердое следование несбалансированному плану, в котором было заложено перепроизводство ненужной и недопроизводство нужной продукции.
Превышение затрат над доходами затрудняло балансировку госбюджета,
который стал дефицитным. Искусственно разбухала сфера кредита. Прирост
выданных банками ссуд в три раза превышал прирост национального дохода.
Крупные диспропорции возникли в ценах: не отражая соотношений спроса и
предложения, качества изделий, они то завышались, то занижались,
формировались в значительной мере в отрыве от мировых.
В условиях повсеместного дефицита для предприятий сплошь и рядом становилось выгоднее самообеспечиваться всем, чем только можно, ибо получить нужные изделия и услуги со стороны было часто гораздо сложнее, чем сделать самим. Принцип «сделай сам» превращался в этих условиях в одну из основ хозяйственной системы.
Еще недавно считалось бесспорным: рыночная экономика – неуправляемая
лодка, которую несет течением и ветром, тогда как плановая – корабль,
подчиняющийся командам рулевого и в точности следующий заданным курсом.
Возможно, в плановом хозяйстве и случаются отдельные сбои и прорывы, но в
целом общество контролирует здесь свое собственное развитие, центр
маневрирует ресурсами, направляя их в приоритетные сферы и добиваясь таким
образом роста там, где считает нужным.
Но, если говорить о всеохватывающем административном планировании, такие утверждения слишком далеки от истины. В плановом хозяйстве мы не контролируем не только второстепенные, но и главные, основные пропорции воспроизводства. Доведение до отдельных предприятий точных директивных плановых заданий по объемам выпуска в натуре – это фикция, иллюзия контроля, своего рода плановая игра, не отражающаяся никак на действительном развитии. Детально разработанные планы все равно не выполняются, ибо не могут быть обеспечены и в действительности не обеспечиваются ресурсами.
То же относится и к планированию цен и нормативов, заработной платы, кредита и денежного обращения. Цены в массе своей не соответствуют реальным трудозатратам, ни спросу и предложению, тарифные ставки и нормы выработки обеспечивают не столько распределение по труду, сколько всеобщую уравниловку, а денежные доходы населения и предрпиятий – никогда даже в лучшие времена – не были полностью обеспечены товарными ресурсами.
В середине 80-х годов Госкомцен ежегодно утверждал 200 тыс. цен на
товары и услуги; 85-90% всех действующих оптовых цен прямо им
устанавливались. Остальные цены устанавливались министерствами и лишь
предприятиями по договоренности друг с другом, но лишь при строгом
соблюдении действующих правил (в цену обычно «закладывался» нормативный
уровень рентабельности, не превышающий определенной величины и т.д.).
госкомцен периодически проводил проверки и наказывал нарушителей. Крупные
отклонения от правил (конечно не в сторону занижения цены) выявлялись у 10-
15% предприятий, мелкие были почти на каждом втором.
Розничные цены устанавливались примерно так же. Отличие состояло разве
что в более широких правах торгующих организаций (они сами могли назначать
цены на новые модные товары или производить уценку залежавшихся) и местных
властей, кооперативная торговля, на долю которой в 60-80-е годы приходилось
26-29% розничного товарооборота, самостоятельно усанавливали цены на
сельскохозяйственные продукты, закупавшиеся у населения, и на
вырабатывавшиеся из них товары, это составляло около 15% коперативного и
лишь 45% всего розничного товарооборота. Остальные 84% были тоавары,
закупавшиеся потребительской кооперацией у государства и реализуемые
населению по государственным же розничным ценам. Наконец, еще почти 3-5%
розничного товарооборота падало на колхозную торговлю, где в основном
реализовалась продукция личных подсобных хозяйств крестьян и цены вообще не
регулировались сверху, а складывались в зависимости от спроса и
предложения.
При такой жестко ценрализованной системе ценообразования были неизбежны, конечно, крупные диспорции.
По замыслу, планирование цен было призвано обеспечить трудовым коллективам и отдельным работникам вознаграждение в соответствии с количеством и качеством затраченного труда, однако на практике эта задача оказалась абсолютно неразрешимой.
Ни концепция цен оптимального плана (объективно обусловленных оценок), ни какие-либо другие универсальные формулы расчета цен не могли дать сколько-нибудь приемлемых по точности результатов, пригодных для реальной хозяйственной жизни. Госкомцен систематически недооценивал или, наоборот, переоценивал фактическую стоимость изделий и никак не мог «попасть в точку»; в лучшем случае ему улавалось только исправлять наиболее очевидные ценовые диспорции спустя несколько лет после того, как они возникали.
В самом деле, попробуйте точно рассчитать на бумаге – в кабинете – цену хотя бы одного товара так, чтобы она адекватно отражала общественно необходимые затраты в расчете на единицу полезного эффекта, степень сбалансированности спроса и предложения, ограниченность невоспроизводимых ресурсов и т.д. Не получится, не может получиться хотя бы только потому, что все цены взаимосвязаны, цена одного товара зависит от цен многих других. Чтобы определить общественно необходимые затраты труда на производство 1 кв. м тканей, нужно, если вспомнить уже приводившийся пример, знать номативные расходы красок на выпуск тканей, нефти – на приоизводство красок, электромоторов – на добычу и перекачку нефти, проволоки – на обмотку электромоторов и т.д. Слишком много здесь пропорций, все точно учесть невозможно. Или чтобы определить, насколько нужно поднять цены на дфицитные ткани для выравнивания спроса и предложения, надо, среди прочего, знать, в какой мере сократится (расширится) вследствие подорожания тканей спрос на другие потреьительские товары (на иголки и нитки, скажем, расширится, т.к. благодаря повышению цены производство тканей возрастет и шить будут больше, но скажем, на услуги туристических быро сократится, поскольку население будет больше тратить на одежду за счет экономии на развлекательных путешетвиях).
В мире цен все взаимосвязано, так что малейшее изменение одного элемента прередается по цепочке на миллион других. Рассчитать с приемлемой точностью цены так же трудно, как и сбалансировать план в натуре. И это не субъективное мнение того или иного экономиста, а положение, математически точно доказанное в теории оптимального планирования. При планировании цен, другими словами, так же как и при планировании объемов выпуска в натуре, теоритичски возможная 100%-ная рациональность оказывается на практике недостижимой, немыслимой и утопической. Теоретически можно перевернуть земной шар, если есть точка опоры, но на практике ее нет.
Инфляции в сфере производства потребительских товаров нам тоже избежать не удалось. ЦСУ (Госкомстат) смогло частично скрыть рост цен в статистических публикациях, но, разумеется, не в реальной жизни.
Громадные диспропорции возникли также между оптовыми и розничными ценами. С одной стороны, многие товары продавлись по ценам, в несколько раз превышающим себестоимость. С другой стороны, непрерывно росли дотации из государственного бюджета на поддержание искусственно заниженных розничных цен ряда базовых товаров и услуг – мяса, молока, масла, картофеля, транспорта, жилья и др.
Таким образом, мы видим, что в условиях командно-административной системы происходит деформация всех экономических конструкций, в том числе и рынка.
Заключение
Ни в одной другой сране мира система всеобъемлющего директивного планирования не просуществовала так долго и не приобрела таких законченных форм, как у нас. Опыт развития административно-плановой экономики СССР можно, помимо прочего, рассматривать как грандиозный уникальный хозяйственный эксперимент человечества, который, видимо, уже никогда и нигде не повторится в подобных масштабах.
Административно-плановая система неэффективна и расточительна. Но так или иначе она является реальностью – она была не только частью, но главным стержнем нашей жизни на протяжении более полувека и в той или иной степени получила распространиние в других социалистических странах.
Список литературы
Бунич А.П. Хозмеханизм: идеи и реальности – М.: Политиздат, 1989.
Дзарасов С.С. Рынок: альтернативная концепция перехода – М.: Знание, 1991.
Лобкович Э.И. Перходная экономика: сущность, проблемы, особенности в
Беларуси: Науч.-метод. пособие – Мн.: БГЭУ,2000.
Советская экономика: от плана к рынку /Под ред. В.Попова, Н.Шмелева – М.:
Прогрес, 1991.
Современная экономика: Учеб. Пособ. – Ростов-наДону: издат. «Феникс», 1996.
Экономическая теория: системный курс /Под ред. Э.И. Лобковича – Мн.: ООО
«Новое знание», 2000.
