Автор справедливо указывает на своевременность процесса становления современной эволюционной теории, которая рассматривает экономическое развитие как необратимый процесс нарастания сложности, многообразия и продуктивности производства за счет периодически повторяющейся смены технологий, видов продукции, организаций и институтов (правил поведения, по Д.Норту)[8].
Д.Норт, лауреат Нобелевской премии, является наиболее авторитетным представителем той версии институционализма, которая адекватно воспринимает и научно интерпретирует современную экономику, функционирующую на основе взаимодействия рыночных и нерыночных факторов.
На это важное обстоятельство указывает и Я.Корнаи, который внес существенные уточнения в принципы системного исследования в рамках «системной парадигмы», осовременив ее за счет включения в систему как рыночных, так и нерыночных институтов.
Он предлагает достаточно широкое понимание концепции институтов, которая «включает доминирующую правовую структуру рассматриваемой системы, ее моральные нормы и права собственности, распределение центров власти, стимулы, взаимодействующие на субъекты общества, и информационную структуру»[9].
Современная экономическая система представляет собой более сложное и более противоречивое взаимодействие ее составных элементов и компонентов, чем система классической рыночной экономики прошлого. Именно поэтому целесообразно проследить процесс происшедших исторических изменений, сравнивая прошлое с настоящим, обратившись к классической системной парадигме.
Как известно, классическая школа английской политической экономии осуществила исторический переход от фрагментарного экономического знания к системному. Именно классики осуществили прорыв в теории, представив рыночную экономику как большую экономическую систему общественного разделения труда, в которой связь между производством и потреблением опосредуется обменом и распределением.
Большая экономическая система - это хозяйственные связи между людьми в процессе производства, обмена, распределения и потребления, которые саморегулируются «невидимой рукой рынка», т.е. конкуренцией. Большая система структурно состоит из малых систем. Это значит, что и производство, и обмен, и распределение, и потребление обладают относительной самостоятельностью, собственной структурой и логикой развития. Подчеркнем, что эта самостоятельность относительна, т.е. не должна выходить за рамки зависимости между малыми системами в соответствии с принципами иерархии и целостности.
Большую экономическую систему целесообразно представить через взаимосвязи ее укрупненных блоков - производства и обращения. Это отход от рассматриваемой схемы, но он позволяет остановиться на двух трактовках характера связи между ними, концепцией примата производства над обращением и меновой концепцией, отводящей сфере обращения определяющую роль.
Классической концепции примата производства над обращением противостояла в прошлом и противостоит в настоящем меновая концепция, рассматривающая сферу обращения как систему, а производство ― в качестве подсистемы.
Конечно, 200 лет назад в обороте были другие термины. Вопрос упирался в природу богатства и источники его достижения. Богатство было центральной темой и предметом полемики между меркантилистами, с одной стороны, и физиократами, а затем и классиками - с другой. Классики, как известно, богатство связывали с производством материальных благ.
Так, при промышленном капитализме рост прибыли обеспечивался расширением и модернизацией производства, вел к повышению производительности труда, с ростом богатства отдельных капиталистов росло богатство общества. Капитал нуждался в квалифицированных работниках, а это расширяло сферу образования, капитал был заинтересован в развитии науки и техники, используя их достижения в конкурентной борьбе. Система была интегративной, ее динамика - положительной. На этой реальной почве вполне органично сформировалась идеология либерализма. Сложившаяся новая экономическая система была динамична, ее интегративность не вызывает сомнений. Связи и взаимосвязи производства, обмена, распределения и потребления опосредовались рынком; заложенные в относительной обособленности каждой из малых систем противоречия успешно разрешались до первого кризиса перепроизводства, который произошел в 1825 году и рассматривался сначала в качестве временного сбоя в сфере сбыта. Но в дальнейшем оказалось, что с 1825 года рыночная система вступила в продолжающийся до настоящего времени этап циклического развития.
В период кризиса система утрачивает свойства интегративности, целое перестает быть больше суммы его частей. В терминах организационной науки - тектологии А.Богданова ингрессия есть всеобщая форма цепной связи и равна организации. Ее противоположностью является дезингрессия или дезорганизация, признаком которых является «уменьшение практической суммы активностей самим способом их сочетания. А оно становится мыслимо только в таком виде, что некоторая часть их становится сопротивлениями для некоторой другой их части»[10]. Такой некоторой частью, оказывающей сопротивление, является потребление, ограниченное платежеспособными потребностями. Сопротивление в сфере потребления действует постоянно и только постепенно доходит до критической массы, проявляющейся через кризис.
До мирового кризиса 1929-1933 гг. система сама справлялась с кризисами, и каждая точка подъема экономики превышала предыдущую. Система развивалась по восходящей линии, хотя и через периодические спады, т.е. она находилась в относительной экономической безопасности.
Однако мировой кризис 1929-1933 гг., особенно разрушительный в США и справедливо называемый там «Великой депрессией», оказался необратимым. Это был в полном значении этого определения кризис системы рыночного саморегулирования.
Выход из кризиса не был осуществлен «невидимой рукой рынка», не через механизмы конкуренции, а методами жесткого государственного регулирования в рамках «Нового курса» Президента Рузвельта. Принятые законы «О восстановлении национальной промышленности», «О регулировании сельского хозяйства» и др. противоречили американской Конституции, но отвечали потребностям национальной безопасности США, центральное место в которой отводилось экономической безопасности.
С «Нового курса» Рузвельта начинается история смешанной экономики в США и в Европе, где экономическая политика формировалась под влиянием идей Дж.Кейнса, изложенных им в вышедшей в 1936 году монографии «Общая теория занятости, процента и денег».
Кейнсианство утвердилось в послевоенный период на три десятилетия. Каждое правительство любой развитой страны во главу угла ставило борьбу с безработицей посредством увеличения совокупного спроса населения. Не вдаваясь в детали его достаточно аргументированных рекомендаций по увеличению совокупного спроса в целях стимулирования инвестиций за счет различных социальных выплат и т.д., можно констатировать, что они, в конечном счете, направлялись на внутрисистемное сбалансирование производства и потребления. Но для этого оказались необходимыми методы государственного вмешательства в экономику, как прямого, так и косвенного, через финансово-кредитные инструменты и рычаги.
Принадлежащие Кейнсу термины, такие как «встроенный стабилизатор», «бюджетный мультипликатор», свидетельствуют о введении в систему рыночных отношений нерыночных институтов.
Предшественниками Кейнса в известном смысле на этом направлении были американские институционалисты, которые обратили внимание на ограниченность неоклассического анализа экономического поведения человека, который руководствуется якобы только отношениями спроса и предложения, тогда как в действительности на его поведение оказывают влияние различные институты - семья, профсоюзы, традиции, воспитание, культура, религия. Дж.Коммонс, например, рассматривал такую рыночную категорию как стоимость не как результат взаимодействия спроса и предложения, а как продукт юридического соглашения «коллективных институтов».
В 20-е годы 20-го века институционалисты обосновывали вмешательство государства в экономику целями обуздания власти монополий, в 30-е годы основной задачей государства считалось антикризисное регулирование. В связи с этим усложнилась структура большой экономической системы за счет встраивания в ее подсистемы нерыночных институтов, или стабилизаторов. Так, в непосредственном производстве отношения между трудом и капиталом утратили чисто рыночный характер за счет законодательного установления минимальной заработной платы и участия профсоюзов при заключении коллективных договоров между наемными работниками и их нанимателями.
В послевоенный период государственная поддержка бизнеса стала осуществляться через налоговые льготы, метод ускоренной амортизации, которая впервые стала применяться в США в 1942 г. Затем ее стали использовать и другие страны: в 1948 г. ФРГ, в I960 г. Франция, в 1962 - Великобритания.
К числу встроенных стабилизаторов следует отнести и социальные выплаты, включая пособия по безработице. Действительно, налоги, за счет которых финансируются пособия по безработице, резко возрастают, когда уровень занятости высок. Поэтому резервный фонд растет в период бума и оказывает давление на слишком большие расходы, сдерживая инфляцию. Наоборот, в период слабой занятости резервный фонд используется для выплаты доходов, чем увеличивает платежеспособный спрос, поддерживая потребление, что ведет к снижению темпов падения производства, тем самым, смягчая спад.
Другие типы пособий - такие, как благотворительные выплаты вне рамок системы социального страхования - по характеру своего автоматического антициклического регулирования также относятся к стабилизирующему типу.
Таким образом, не только производственный сегмент экономической системы выпадает из пространства свободной конкуренции в той мере, в какой существует государственное регулирование. Это относится и к обмену, и к распределению, и к потреблению.
Одним из условий вступления России во Всемирную торговую организацию является, как известно, дерегулирование сельскохозяйственного производства. Однако в США, Канаде и Европе благоприятные климатические условия не препятствуют субсидированию сельского хозяйства в суммах, несопоставимых с расходами на эту ключевую для России отрасль с точки зрения ее экономической безопасности. В США число работающих в системе Министерства сельского хозяйства уступает лишь Пентагону, но дело не в количестве, а в многообразии тех функций, которые осуществляют работники этого министерства по регулированию такой важной отрасли.
Государство в США использует мощный инструмент стабилизации экономики через систему закупки товаров и услуг для своих нужд на сумму порядка 2 трлн. долларов США, т.е. является постоянным участником отношений обмена. Приведенные данные не дают полной картины институциональных особенностей современной экономической системы, но могут служить разоблачению мифа о преимуществах свободной конкурентной рыночной системы, которой давно нет в природе.
