Таким образом, вопрос о причине страданий связан с проблемой добра и зла. Вопрос же о смысле страданий связан с проблемой смысла жизни, предназначения, ради которого живет человек (это предназначение может быть как подлинным, так и мнимым): насколько человек следует смыслу своего жизненного пути или уклоняется от него. В связи с этим можно поставить и другой вопрос: к чему приводит страдание, не приносит ли оно результатов, которые оправдывали бы его. С этой точки зрения, страдание может рассматриваться как школа жизни.
Страдание, испытанное нами вслед за каким-либо нашим дурным поступком, учит нас правде и справедливости, подтверждая наличие нравственного закона в жизни. Например, я обидел человека, а вскоре и сам испытал горечь обиды от другого. И это страдание напомнило мне о том, которое причинил я.
Страдание очищает душу. Великий исследователь страдания Ф.М. Достоевский всем своим творчеством утверждал, что потребность человека в очищающей скорби так велика, что часто он сам ищет возмездия, наказания, страдания, лишь бы успокоить свою совесть.
Страдание облагораживает человека, являясь для него источником нравственных ценностей: оно приводит к вере, любви, духовной силе, делает человека снисходительным к другому, воспитывает чуткость к чужому горю, понимание человеческой души.
Страдание не только делает нас лучше, но вырабатывает в нас способность делать лучше других, ибо оно дает не только силу, но и мудрость, способность воздействовать на других.
Однако страдания вовсе не обязательно «очищают», «облагораживают» и т.д. Возможности благотворного влияния страдания на нравственный облик личности могут быть не использованы или вовсе не востребованы человеком. Таким образом, смысл страдания в том, служит ли оно смыслу бытия человека, самовыражению и самоутверждению личности. Если да, то человек способен даже сознательно искать страданий, для него жизнь без них бессмысленна, а «страдание — святая благодать» (В. Жуковский), к которой следует стремиться. Так считал, например, Пушкин: «Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать». Однако далеко не все люди так относятся к страданию. Многие бывают раздавлены им, и тогда оно вызывает у них страх и проклятия.
От чего зависит разная реакция на страдание? И в чем истинная «мудрость о страдании», которую можно назвать «патософией» (В. Марцинковский)? Она заключается не в одном лишь анализе страдания и умении объяснить его смысл и причины, но главное — в умении его побеждать, мудро овладевать им. И в этом — одна из основных задач жизни, ибо принять жизнь — значит принять страдание, а уметь жить — значит уметь страдать, считают сторонники патософии.
Практически мы реагируем на страдания двояко: или мы бежим от него, или принимаем его. Реакция на страдание, модель нашего поведения зависит от нашего понимания страдания, от модели нашего отношения к нему.
1. Страдание воспринимается как несправедливое, незаслуженное, а состояние — как безысходное. В этом случае естественное стремление человека — бегство от страдания. Формы этого бегства могут быть самые разные — от ухода в нирвану путем внутреннего самосовершенствования (как в буддизме) или искусственным, ложным путем забвения (через алкоголь, наркотики и т.п.) — до прекращения страдания путем прекращения самой жизни — через самоубийство (суицид).
2. Человек относится к страданию как к заслуженному, более того, имеющему смысл: его отношением к страданию становится его принятие, которое, впрочем, тоже может быть разным: можно тупо терпеть, стиснув зубы, а можно преодолевать или даже преображать страдание.
Во-первых, если страдание воспринимается как справедливое наказание за грех или преступление, и человек согласен с этим, согласен «пострадать», то одна из возможных реакций на страдание — смирение и покорность. А если он к тому же видит в страдании возможность искупления своей вины, то он может воспринимать его с готовностью, даже с облегчением.
Во-вторых, если человек принимает страдание во имя веры или идеи, то он тем более не просто героически претерпевает все муки, но и сознательно идет на них, так как в этом случае страдание обретает для него смысл. А страдать, зная, что это не бессмысленно, страдать во имя, ради кого-то или чего-то — значит победить страдание. Так жертвенно и самоотверженно шли на страдание убежденные поборники религиозной веры, той или иной политической идеологии или определенных научных взглядов. Когда Джордано Бруно предоставили возможность купить жизнь ценою отречения от своих идей, он уже зная приговор инквизиции (смерть на костре), ответил: «Я умираю мучеником добровольно». Мученичество — одна из форм добровольного принятия страдания и, в то же время, противостояния ему.
В-третьих, подлинный способ преодоления страдания — любовь и творчество, ибо они не только приносят забвение от мук страдания, но и помогают находить в нем источник радости. Так, муки неразделенной любви — это не только страдание, но и наслаждение: страдая, я упиваюсь собственным чувством, я благословляю любимого человека, я счастлив, что он есть, и хочу, чтобы он был счастлив, даже с другим.
У творческой личности физические страдания, осознание собственного несовершенства или несовершенства мира порождают стремление выразить и компенсировать это несовершенство в творчестве — стремление, воплощающееся в настоящих шедеврах философии (Ницше), поэзии (Байрон, Лермонтов), музыки (Бетховен, Скрябин), пронизанных болью всего человечества.
Возможен еще один путь: противопоставлять страданию радость. В конце XIX в. английский писатель Г.К. Честертон разработал философию радости, основанную на том, что «...все прекрасно в сравнении с небытием». Честертон считал, что, во-первых, есть страдание и есть мода на страдание. У человека со здоровой душой должна быть «трагедия в сердце и комедия на уме»; во-вторых, радость не умаляет значения страдания, но помогает его преодолевать, ибо радость соответствует природе человека, она помогает ему выжить и жить. И еще: не в утешение страдающим, но как стратегию выживания рекомендуем помнить изречение царя Соломона: «Все проходит — и это пройдет...»
3 Сострадание — страдание с другим
Отдельный вопрос — это вопрос о том, как страдание сказывается на отношении человека к другим людям. По мнению Э. Фромма, всеобщий характер страдания в XX в. привел к тому, что в обществе выработался синдром привыкания к страданию — как собственному, так и чужому, и, как следствие, значительно снизилась способность человека к сопереживанию. Но не только равнодушие к чужому страданию является негативной реакцией на собственное страдание. Еще более опасными являются озлобленность, агрессивность, жестокость, мстительность, выражающиеся формулой: «Если я страдал, то пусть пострадают и другие».
К счастью, именно «всеобщий характер страдания» подсказывает человеку достойный выход. Как отмечают многие философы и писатели, страдающий человек находит утешение в человеческой солидарности: он может облегчить собственные страдания, испытывая сострадание к другим. Поэтому Ф.М. Достоевский считал сострадание главнейшим и, может быть, единственным законом всего человечества, а Н.А. Бердяев писал, что новая этика должна поставить сострадание в один ряд со свободой и творчеством.
В христианской этике сострадание определяется как сочувствие чужому горю и страданию, соединенное с желанием помочь. Таким образом, можно говорить о моральной ценности сострадания в двух аспектах.
1. Внутреннее сопереживание чужого несчастья.
Если мы не в силах ослабить или ликвидировать причину чужой беды реальным делом, мы должны проявить сострадание хотя бы в виде утешительных, ободряющих слов, жестов, мимики или даже сочувственного молчания. Так, рука, всего лишь положенная на плечо скорбящего при утрате им близкого человека, означает разделенное с ним горе, облегчает тяжесть переживаний.
Проявление сострадания со стороны других людей помогает страдающему переносить муки, избавляет от чувства одиночества, покинутости, заставляет проявлять терпение, мужество, выходить за пределы своей боли, думать о других с благодарностью. И даже если страдающий человек сам виноват в собственных бедах, то он нуждается не столько в объяснении причин своего страдания («Ну что ж, ты сам в этом виноват, раньше надо было думать»), сколько в утешении и сочувствии, в возможности высказать, -а иногда и выплакать свою боль и обиду, и быть выслушанным и понятым.
Но жалеть и любить надо именно человека, а не его грех, проступок, глупость. Сострадание должно помогать человеку, но вместе с тем бороться против зла в нем, соединяя мягкость сопереживания с твердостью противостояния злу, а подчас и с суровой требовательностью, борющейся с человеком за человека. Без этого сострадание может вылиться в гибельную, расслабляющую сентиментальность.
2. Сострадание, непосредственно проявляющееся в поступке. Это активное сострадание, реализующееся в милосердии и благотворительности.
Одна из форм милосердия — реальная помощь нуждающимся, умение поделиться с ближним. В обществе всегда будут люди, которые, в силу тех или иных жизненных обстоятельств, не в состоянии сами справиться со своей бедой (престарелые, инвалиды, многодетные, больные). Они нуждаются не только в доброжелательном отношении, но и в материальной поддержке. Правда, здесь возможен противоположный результат: из благотворительности может вырасти паразитизм, привычка жить за счет других, отказ от самостоятельности, активности, предприимчивости.
Благотворительность может быть направлена не только на помощь отдельным людям, но и на поддержку искусств, науки, ремесел. В этом случае она принимает форму меценатства, которое, с одной стороны, способствует развитию культуры, с другой — приобщает к ней самого мецената, что ведет к его нравственному совершенствованию.
К сожалению, спонсорство. пришедшее сегодня на смену меценатству, не равно ему в своем бескорыстии, ибо предполагает получение каких-либо льгот или выгод (как правило, связанных с имиджем и благосостоянием спонсора), поэтому назвать его благотворительностью в полном смысле слова нельзя.
Милосердие проявляется в умении прощать — «прощать тихо и незаметно» (А. Швейцер). Прощению как форме любви к ближнему особенно большое место отводится в христианской этике, которая учит прощать не только «ближнему», но и «дальнему», и даже врагу. В своих молитвах мы просим Бога явить нам милосердие, простив нам наши грехи. Мы просим прощения у тех, кому причинили страдание; и мы должны уметь прощать тех, кто заставил страдать нас. Ибо Иисус Христос своими страданиями искупил наши грехи.
Одна из самых сложных проблем, которая остается открытой: всегда ли и все мы должны прощать «врагам нашим»? Не приведет ли это к безнаказанности и даже поощрению зла? Проблематичным является и вопрос о границах милосердия и помощи ближнему. Та же эвтаназия — помощь в смерти: следует ли облегчать человеку его предсмертные страдания, ускоряя его уход из жизни? Эвтаназия — сострадание или преступление, добро или зло? Наконец, вопрос о том, на кого должно распространяться наше сострадание: только ли по отношению к человеку? Древнеиндийские философы, мизантроп А. Шопенгауэр, альтруист А. Швейцер и многие другие были здесь едины: сострадание — это чувство, которое человек — поскольку он человек, должен проявлять ко всему живому. А. Швейцер выразил это формулой «благоговение перед жизнью», а отказ от сострадания к живому назвал попыткой «замутить естественные источники нравственности».
Страницы: 1, 2
