Брейгель
БРЕЙГЕЛЬ
Гигантская фигура Брейгеля покоится в рамках так называемого
«Северного Возрождения», где ей, правда, несколько тесновато; и всё же
вырывать ее из этого контекста невозможно.
«Северное Возрождение» – термин, родившийся по аналогии с итальянским
Возрождением (Ренессансом) XIV-XVI веков. Термин немного условный: если для
Италии он связан с подлинным возрождением интереса к традициям и памятникам
античности, то на севере Европы (в Нидерландах, в Германии), собственно
«возрождаться» было нечему, поскольку там ни подобных традиций, ни подобных
памятников не было и быть не могло. Тем не менее тенденции в области
искусства и юга и севера Западной Европы во многом были общими, а в основе
их лежало изживание средневекового, феодального миросозерцания и зарождение
новой буржуазной культуры. Особенно бурно и впечатляюще процесс этот
проходил в Нидерландах – стране, как и Италия, раннего и быстро
развивающегося капитализма.
Средневековые Нидерланды территориально не совпадали с нынешними; они
были, по крайней мере, в два раза больше и включали в свой состав
современные Нидерланды, Бельгию, Люксембург и часть северной Франции. В XV
веке все эти земли входили в состав могущественного герцогства
Бургундского, лежавшего на стыке Франции и Германской империи. Возрождение
здесь началось с рукописной миниатюры братьев Лимбургов и достигло блеска в
станковых картинах Яна ван Эйка (1390-1441), Рогира ван дер Вейдена (1400-
1464), Хуго ван дер Гуса (ок. 1440-1482) и Ханса Мемлинга (ок.1435-1494),
блеска такого же яркого и ослепительного, как и блеск бургундского двора
при герцогах Филиппе Добром (1396-1467) и Карле Смелом (1433-1477). Для
этого «бургундского» периода Возрождения характерны яркость красок (недаром
братьев ван Эйков считали изобретателями масляной живописи), простота и
ясность сюжета на религиозные темы, преобладание портрета, появление (хотя
и робкое) бытового жанра. Все это, однако, кончается с распадом
Бургундского государства (1477) и началом кризисных лет, связанных с
установлением испанского господства в Нидерландах. Уже поздние произведения
Хуго ван дер Гуса, художника умиротворенного и лиричного, приобретают черты
дисгармонии, смятения, разобщенности с миром. А на грани XV и XVI веков
появляется удивительный мастер аллегории и мистических образов, Иероним
Босх (ок. 1450-1516), своим «Возом сена», «Садами земных наслаждений» и
«Кораблем дураков» впервые показавший изнанку видимого мироздания. Его
называют обычно духовным отцом Брейгеля. И не зря.
Мало найдется в истории искусства личностей столь загадочных и
неоднозначных, как Питер Брейгель Старший. Начать с того, что неизвестны ни
среда, из которой он происходил, ни его родители, ни место и время его
рождения. Сведения, которые по этому поводу передает первый (и
единственный) его биограф, Карел Мандер, явно анекдотичны и не
подтверждаются никакими другими данными, а легенда о том, будто он
происходил из деревни, базируется лишь на его прозвище «Мужицкий», которое,
в свою очередь, объясняется тем, что в последние годы жизни он часто писал
крупным планом крестьян. И в течение всей своей жизни Брейгель продолжал
оставаться «немым»: он не писал статей и трактатов, не оставил переписки и
за исключением двух-трех близких по духу лиц (также бывших «немыми» в
отношении его) не знал друзей. Что же касается документов, относящихся к
Брейгелю непосредственно, то их обнаружено всего три. Это справка о
принятии его в гильдию живописцев Антверпена (1551), регистрация его брака
с Марикен Куке (1563) и сведения о его смерти и погребении (1569). Первый
из этих документов дает возможность приблизительно вычислить год его
рождения: поскольку в гильдию обычно принимали мастера в возрасте двадцати
– двадцати пяти лет, время рождения Брейгеля можно условно определить 1525-
1530 годами; следовательно, прожил он всего около сорока лет. И это все,
что можно сказать о нем с большей или меньшей достоверностью. Единственной
подлинной биографией художника являются его произведения, значительная
часть которых, к счастью, датирована.
На основании этих материалов мы узнаём, что начал свою творческую
деятельность Брейгель как график, что жил он в то время в Антверпене,
совершил короткую поездку в Италию (остались любопытные альпийские
зарисовки) и работал на владельца мастерской эстампов Иеронима Кока. И еще
одно: уже в этот период определилась его творческая индивидуальность. К
началу XVI века в живописи Нидерландов стало преобладать направление
«романистов» – художников, подвергшихся сильному влиянию итальянского
маньеризма и отошедших от старонидерландской традиции. В числе их
находились такие известные мастера, как Ян Госсарт, или Мабюз, Ян ван
Скорел, Мартин ван Хемскерк и Франс Флорис. Романизмом «грешил» даже
знаменитый Лука Лейденский. Романистом был и учитель Брейгеля, Куке ван
Альст. Однако сам Брейгель не поддался новым увлечениям, но остался верен
традициям ван Эйка и Рогира.
Один из рисунков Брейгеля, выгравированный Коком в 1557 году, особенно
характерен ясностью понимания происходившего на его родине. Речь идёт о
широко известном рисунке 1556 года «Большие рыбы поедают малых». Если
отбросить «босховский» антураж, то содержание рисунка элементарно простое.
На берегу моря лежит огромная рыба, над которой производит экзекуцию
человек в одежде солдата и в каске, надвинутой на лицо по самые плечи.
Человек этот большим зазубренным ножом вспарывает брюхо рыбы, из которого,
а также и из ее пасти, вываливаются груды рыб меньших размеров, а у них, в
свою очередь, торчат изо рта еще меньшие рыбешки. На лезвии ножа солдата
изображен кружок, увенчанный крестом, - символ вселенной. Другой солдат
взбирается на рыбу с противоположной стороны, готовясь нанести ей удар
трезубцем. Что это, если не эзоповское изображение действительности,
окружавшей художника? Большая рыба, не символ ли это
раннекапиталистического хищника Нидерландов, пожирающего своих мелких
конкурентов? Но всех их – и крупных, и мелких – ждет одно: иноземный солдат
с претензией на мировое господство вспорет им животы и нанесет смертельный
удар… Гениальное предвидение того, что произойдет одиннадцать лет спустя!
Хотя в антверпенский период Брейгель был в основном занят графикой, он
отдал дань и живописи, создав в 1555-1558 годах «Падение Икара» –
знаменитую «картину-загадку». Ибо зритель, как в те дни, так и сегодня,
смотря на этот яркий, словно купающийся в солнечном свете пейзаж, с
недоумением спросит: «А где же Икар?» «И при чем тут Икар?» Согласно
античной легенде, сохранённой Овидием, искусный мастер Дедал соорудил себе
и сыну Икару крылья из птичьих перьев, скрепленных воском. Взлетая над
морем, Дедал предупредил сына об опасности слишком большой высоты полёта.
Но Икар не послушал отца, взлетел к самому солнцу, которое растопило воск;
крылья разрушились и дерзкий юноша рухнул в морскую бездну… Но на картине
Брейгеля ничего этого нет. Мы видим пейзаж с морем, по которому плывут
корабли, над морем – высокий берег, окантованный зеленью, и на этом фоне –
троих людей, в современных Брейгелю одеждах, каждый из которых занят своим
делом: пахарь пашет землю, пастух сторожит стадо, рыболов удит рыбу. И
только случайно, переведя взгляд от рыболова на моря, замечаешь какой-то
белесый предмет, торчащий из воды… Ба! Да это же человеческая нога, нога
тонущего Икара! Его еще можно спасти – ведь корабль совсем рядом,
неподалеку и рыболов… Но Икара никто не спасет. Ибо мы увидели его ногу, но
присутствующие на картине – ни пахарь, ни пастух, ни люди на корабле – ее
не видят, точнее не замечают. Не замечает ее даже рыбак, хотя, следя за
своей леской, смотрит именно в нужном направлении!.. Вот и решение загадки:
человеческое отчуждение, характерное для нашего «перевернутого» мира, в
котором исчезли милосердие и сострадание к ближнему, а все ушли в свои
частные, сугубо материальные интересы …
Тема отчуждения останется одной из постоянных тем всего дальнейшего
творчества Брейгеля. Она присутствует и на трех, быстро последовавших одна
за другой картинах, написанных вслед за «Падением Икара». Это необыкновенно
яркие по краскам, многофигурные «Пословицы» (1559), «Битва Поста и
Масленицы» (1559) и «Детские игры» (1560). Сама композиция картин, с
огромным числом действующих лиц и очень высоким горизонтом, создающим
впечатление обзора с птичьего полета, напоминает знаменитые триптихи Босха;
что же до содержания, то в первой и во второй картинах оно сродни
босховскому «Кораблю дураков». Особенно это характерно для «Пословиц».
Здесь изображено множество людей, которые суетятся и словно бы делают какое-
то дело. Но на поверку выходит, что все эти «дела» оборачиваются абсурдом.
Один сосредоточенно стрижет свинью, точно овечку; другой – бросает свиньям
под копыта цветы; третий – пытается прошибить головой стену; четвертый –
греется у горящего дома; пятый – старается удержать за хвост ужа; шестой –
зарывает колодезь, в котором плавает теленок… Вот женщина душит чертенка, а
повар жарит блины на крыше дома, как на сковородке, в то время как какая-то
пара, сидя в деревенском нужнике, головы спрятала внутрь, а голые зады
выставила наружу… Да мало ли еще всякого? Человек, в одежде патриция,
пригоршнями бросает золото в реку, и туда же рыбак выкидывает рыбу, стрелок
пускает стрелы в небо, монах подвязывает святому бороду, а над всем этим
Страницы: 1, 2
