размещались аттракционные забавы, качели, карусели.
Художественная среда гуляния носила карнавально-зрелищный характер.
XIX век
Столичному обществу маскарады начали нравиться и наряду с
общественными стали появляться множество маскарадов, устраиваемых в частных
домах. Со временем маскарады стали настолько популярными, что когда после
Отечественной войны 1812 года возникла необходимость создания капитала
(фонда) в пользу раненных и инвалидов, то правительство решило собрать его
с помощью средств от проведения именно публичных маскарадов. В 1816 году
Императором Александром 1 был подписан и соответствующий Указ о том что
"каждый театр в государстве обязан давать маскарады для увечных воинов
однажды в год..."
В царствование Императора Николая 1 маскарады стали более
регламентированным удовольствием и на их проведение надо было получать
особую " привилегию", которую и получил в 1829 году отставной полковник
Василий Васильевич Энгельгардт, построивший на Невском проспекте в
Петербурге большой дом, который он начал сдавать под общественные и
увеселительные мероприятия.
В. В. Энгельгардт (1785-1837) - внук одной из сестер любимца
Императрицы Екатерины П князя А.Г.Потемкина-Таврического по словам князя
П.А.Вяземского : " хорошо и всенародно был знаком Петербургу.
Расточительный богач, не пренебрегавший увеселениями жизни, крупный игрок,
впрочем кажется на своем веку более проигравший, нежели выигравший,
построитель в Петербурге дома: сбивавшегося немножко на Пале-Рояль
(Старинный дворец герцогов Орлеанских в Париже, часть которого в 18 веке
сдавалось под магазины, кафе, игорные дома и т.д.) со своими публичными
увеселениями, кофейнями, ресторанами. Построение этого дома было событием в
общественной жизни столицы и в 30-е годы этот дом служил местом встреч всей
петербургской светской молодежи..."
После открытия в доме у Энгельгардта маскарадов один из журналистов,
хотя и в рекламных целях писал: " Вот храм вкуса, храм великолепия, открыт
для публики! Все что выдумала роскошь, что приобрела утонченность общежития
соединено здесь. Тысячи свеч горят в богатых бронзовых люстрах и отражаются
в зеркалах, в мраморах и паркетах. Отличная музыка гремит в обширных
залах..."
В маскарад у Энгельгардта мог прийти любой желающий, заплативший за
билет. Поэтому на нем присутствовали как представители высшего света, так и
достаточно широкой части городских слоев, что также вносило в стиль общения
определенную долю вольности.
Современник так описывает одну из маскарадных сцен:
" Било одиннадцать. Первая комната Энгельгардтова дома пестрела
разноцветными костюмами. Вдруг дверь в прихожую отворилась. Вошла дама в
черной маске. Один из мужчин насмешливо спросил:
- Beau maskue, ты приехала одна?
- Как можно, отвечала маска, покачивая головой, и оглянулась: старик
мой тащиться за мной. Вот он.
В эту минуту, ничего не подозревая вошел в прихожую какой-то почтенный
генерал. Бывшие там мужчины встретили его громким смехом, окружили и
рассказали причину своей веселости. Генерал просил показать затейницу: ее
уж и след простыл.
Между тем в зале уже начиналось движенье; настал законный час
непринужденной веселости. Маскарад одушевился; все старались любезничать;
все шутили и позволяли шутить с собой...."
Долли Фикельмон, жена австрийского посланника под именем мадемуазель
Тимашевой и переодетая, сопровождала однажды на маскарад также переодетую
Императрицу Александру Федоровну - жену Николая 1. В своем дневнике она так
описывает это посещение: " Царица смеялась, как ребенок, а мне было
страшно, я боялась всяких и н ц и н д е н т о в. Когда мы очутились в этой
толпе, стало еще хуже - ее толкали локтями и давили не с большим уважением,
чем всякую другую маску..."
Психологической основой любого публичного маскарада, особенно в
котором присутствовали люди разных социальных слоев была невозможность
понять, как вести себя с переодетым собеседником, потому что всякое общение
чревато непредсказуемостью и сюрпризами и в отличии от аллегорического
маскарада, где сюрпризы входили в "сценарий" здесь они были не обязательно
приятными. Хотя светское общество, приезжавшее в маскарад было не столь
многочисленно и в большинстве своем хорошо знало друг друга неизвестность и
таинственность масок от этого не уменьшалась.
Ощущение тревоги, неуверенности возникало главным образом потому что
Маскарад создавал для всех его участников ситуацию противоположную бытовой
обстановке светского этикета. в котором все роли расписаны и предсказуемы и
к тому же строго означены костюмом.
В иерархической социальной структуре костюм означает определенное
положение, следовательно смена костюма предполагает и изменение социальной
роли. В маскараде же люди носят "чужие" одежды, причем с одной стороны, эти
костюмы и маски своеобразно уравнивали присутствующих: "Здесь все братья,
Для того и маска, чтобы уравнять сословия..." с другой же стороны, Маскарад
все менял местами, можно сказать переворачивал с ног на голову:
"Маскарад, как известно свет наизнанку. Мужчины скромничают и порой
даже краснеют. Женщины бегают за мужчинами, шепчут любовные признания,
назначают свидания, упрекают в ветрености" писал современник.
Если в обыденной жизни одевание чужого костюма не соответствующего
социальному статусу выглядел почти что оскорбительно. то для Маскарада это
переодевание законно, дававшее возможность побыв в одежде другого человека,
забыть о собственной социальной роли.
Участники маскарада имели негласную свободу вести себя экстравагантно
и совершать поступки никак не соответствующие светскому кодексу поведения.
Здесь можно было интриговать и дразнить. завлекать и шутить не рискуя ни
своим именем, ни своей репутацией, потому что время Маскарада ограниченно
вечером, а пространство границами дома.
Несмотря на то, что в залах маскарада звучит музыка, это скорее фон,
чем танцевальные мелодии.
В маскараде танцевали немного. главным же занятием участников было
общение и интрига:
- Твое имя! Прошу тебя, скажи, кто ты !
Обращается один из присутствующих к интригующей его даме.
-Угадай!
- Не смею. Но ты так мила, так снисходительна, что верю не откажешь
мне в счастии увидеть тебя без маски.
- Изволь.
- Место!
- Михайловский театр.
- День ?
- Будущая среда.
-Знак?
- Во время антракта я уроню в партер афишку.
- А я могу ли тебе ее вручить ?
-Если ты меня узнаешь, почему же нет!...
- Постараюсь! Куда же ты? Поговори еще со мною... я еще не успел
ничего сказать.
- Поздно..."
- Позволь мне проводить тебя до кареты.
- О, нет! Это противно законам маскарада..."
Если в маскараде и существовали какие то ограничения то единственно
лишь в целях защиты вольностей маскарада. Например, если участник маскарада
желает проводить интриговавшую его даму до кареты то в слышит в ответ: " О
нет ! Это противно законам маскарада..." т.к. по карете можно определить
кто эта незнакомка интриговавшая его весь вечер.
У Маскарада свои законы, свои вольности, свои комедии и свои трагедии
и он мало чем напоминал традиционные балы с их этикетом и строгим
распорядком. Один из литераторов того времени так попытался изобразить
взгляд иностранца на публичный маскарад в России:
"Кроме плясок и сидячих собраний, есть у них один род ходячего
собрания, называемого редут или маскарад. Мужчины и женщины, налепив себе
на лицо странные рожи, нечто в роде носов из теста, употребляемых нашими
паяцами, и закутавшись в покрывала из черного и красного левантина, сперва
посидят немного, а потом вдруг все встают и начинают в страшном беспорядке
кружить по зале. Тогда каждый, по росту и телодвижениям, старается узнать
ту барыню, к которой клонится его сердце. Так как бедствие ревности
неизвестно мужьям тех стран и при том дело происходит как будто за
занавесом, то, отыскав друг друга, они схватываются подруки и преспокойно
уходят туда, где их душам угодно...
А вот разговор услышанный тут же на маскараде:
" Вы будете опять скрываться, как на первом маскераде?
- Я никогда не скрывалась от тех кто хочет меня узнать...
- Но вы переменяете голос?
- Непременно! Иначе не стоило бы надевать маски..."
Дамы одетые в маски интриговали мужчин, чаще всего бывших без масок,
делали многозначительные намеки и было непонятно знает ли она о тебе все
или только играет словами. "Одна маска, подцепив грозного воина, которого
никогда не встречали в дамском обществе, таскала его из одной комнаты в
другую, кружила по зале, и до того расшевелила его воображение, что грозный
воин посматривал на нее с любопытством и даже улыбнулся прежде, чем передал
ее другому кавалеру.
Другая морочила философа. И философ пустился догонять рассказчицу,
которая открывала ему самые тайные его помышления и вовсе не философические
замыслы.
Некто известный своим равнодушием к женскому полу, стоял одинок и
смотрел насмешливо на эти женские сатурнали... Некоторые из самых сонливых,
сдвинутые с своих подножий веселым разгулом маскарада, теряясь в этой
путанице чинов и умов, пожимали плечами, уверяя, что маскарад в Петербурге
- анахронизм.
Прочие, посметливее, вникая в дух времени, пользовались случаем,
схватывали на лету сердца, блуждавшие без цели и были довольны собой..."
