Незаслуженная, жгучая, горькая обида хлещет тяжелыми каплями по
мрачным, серым, мелькающим за окном и тонущим в дожде силуэтам –
воспоминаниям. Ни к кому не обращенные, немые упреки гримасой боли
сводят скулы, волнами судороги сковывают тело, цепляются скрюченными
пальцами за подлокотники, блестят дрожащей влагой в устремленном в
заоконную пустоту взгляде…
Возвратились и уселись невдалеке две женщины, - неинтересные,
безликие, лишь на мгновение отмеченные отрешенным взглядом, брошенным и
опять устремившимся в сумеречную пустоту, к мелькающим воспоминаниям.
…Ночь перед отъездом и чистый женский голос, явственно прозвучавший
в безлюдной темноте и отдавший кому-то адресованный, беспрекословный,
жесткий приказ «Пусть едет!», - в ответ на твою невысказанную, но
непреклонную решимость…
Странное, нервное, уже слышанное ранее, недовольно – возмущенное
покашливание выводит из оцепенения. Кто это? Одна из этих двух женщин?
Да. Это она - та, что в чёрном, что сейчас сидит и спокойно
разговаривает со своей соседкой: светлые волосы, незнакомое лицо с
правильными чертами, черный, простой и недорогой костюм без украшений и
множество колец, похожих на обручальные, на маленьких руках.
Напряженно, внимательно всматриваешься в эти маленькие, кажущиеся
знакомыми, руки. - Когда она выходила, набор колец был другим. Почему
она его поменяла? Зачем она так странно - знакомо кашляла, а теперь
делает вид, будто не знает, не замечает тебя?
…Медленное, неохотное пробуждение после абсолютного счастья.
Наконец - то тебя оценили, оценили, как ты того заслуживаешь. Тебя
выслушали, тебя признали. Все увидели твою нежную, ранимую и такую
прекрасную душу. Тебя изощренно испытывали, и ты всё выдержал, остался
самим собой, показал всю невиданную силу своей воли, свое благородство
и великодушие. Твои ответы были изобретательны, полны и находчивы,
реакция - быстра и точна. Ты блистал, и все это видели. И вот ты
достойно вознагражден. Это все для тебя. И этот летящий поезд, и этот
специально для тебя прицепленный вагон с таким мягким освещением и
необычными креслами, и эти для тебя подобранные милые попутчики, и эти,
никогда ранее не слышанные тобой, льющиеся звуки прекрасных, спокойных
мелодий. В конце уже недолгого пути тебя нетерпеливо, с интересом
ожидают выдающиеся, известные люди. Тебя хотят услышать, хотят знать
твое мнение и тебе есть что сказать. Да, ты оценен!
Счастье переполняет тебя, светится в глазах, ласковым теплом
заполняя все уголки твоего тела, выплескивается наружу и безмятежной
улыбкой дауна искажает, обезображивает лицо…
Грань фантастического, гипнотического сна пройдена, и открывшаяся
реальность животным страхом сумасшествия хватает тебя, подкатывается к
горлу тошнотворной волной запредельности, непреодолимости
происходящего. - Душно! - Бессилие перед неодолимостью парализует,
лишает воли, наливает тело тяжестью и почти обездвиживает. - Надо
встать и выйти! Сначала встать, встать! Теперь иди, иди же! –
непослушные ноги судорожно ловят раскачивающийся вагонный пол,
беспощадно бросающий тебя на жесткие кресла, на недовольно –
равнодушные взгляды. Вот он, тамбур. Наконец ты один. - Что с тобой?
Какой поезд? Какой специальный вагон? Какие люди? Ты сошел с ума! –
мысль, оформившись, раскалывает твой мир, холодной испариной проступает
на лице, стекает по спине противными струйками. – Что делать? Надо что-
то делать!…Всё? Выхода нет?…Дверь! Вот дверь! Открой! И в темноту, в
грохот, чтобы больше не мучиться! … Тянет к двери! шаг! еще шаг!…Серый,
обжигающе - холодный металл! Щелчок замка! - Вырвавшееся из самых
глубин бессознательного, страшного и яростного, нечеловеческое,
бесформенное и протестующее, гортанно – звериное: Не-ет! - пугающее
тебя, тонет в яркой вспышке и грохоте встречного поезда.
За это отрезвляющее, дикое «нет» становится перед кем-то очень
стыдно и неудобно, и вернувшаяся, спасительная ирония - Ты сошел с
ума? Ка-ка-я жалость! – проливается успокоительным дождем и, смиряя с
отступившей неизбежностью, потихоньку разъедает, размывает страх, дарит
обострившемуся восприятию свежесть - эту предвестницу приближающегося
выздоровления, откликается в сознании пока еще слабой радостью, даже
гордостью за себя, за то, что ты справился сам, сам вылечился, что всё-
таки овладел собой…»
Отражения «синих снов»
«…Фрейд показал, что разум - ценнейшее и человечнейшее из качеств
человека - сам подвержен искажающему воздействию страстей…»
Э. Фромм. "Психоанализ и религия"
«А.И. Вы ищете некую технику, рисунок движений,
позволяющих создать и использовать оживляемые Вами, подобные
сновидениям картины для расширения изобразительных
возможностей театра?
Ю.К. Ни в коем случае, не ищу. Хочу увидеть природу нашего
внутреннего пространства, природу присущего каждому
бессознательного внутреннего жеста и раскрыть ее. Мне кажется,
на этом пути нам удалось найти некую технологию создания
образов, которая, и мы этом видим, оказывает на зрителя
заметное влияние.
А.И. Хорошо. Вы увидели этот бессознательный внутренний
жест, научились его использовать. Чего с его помощью Вы хотите
от зрителя?
Ю.К. Один мой знакомый как-то сказал о людях: «Как вы
прекрасны, но на какие мерзкие поступки способны!». Я хочу,
чтобы нашими спектаклями была особо выделена первая часть этой
фразы, чтобы все очаровались сутью человека, но не сутью того,
что мы породили, не сутью нашего социума.
…
Ю.К. Меня часто спрашивают: - Кто автор Ваших спектаклей?
– Я говорю: - Тот же, кто и автор Ваших снов».
Из интервью с Ю. Кретовым
«…оставшееся (психологическое) напряжение, проникая сквозь
бессознательное, дает о себе знать в виде символов,
наполняющих наши сновидения, в виде ошибок, описок, оговорок».
Из теории психоанализа З.Фрейда
В беседах со зрителями и автором этих строк о театре «ДИКЛОН» Ю. Кретов
не раз высказывал мысли, совпадение которых с положениями психоанализа
обращает на себя внимание. Так, в своих интервью Ю.Кретов говорит о
внутреннем подсознательном жесте, о едином авторстве у спектаклей и снов,
существующих вне нашего волеизъявления, о необходимости опираться при
постановке спектаклей на особенности внутренней сути актера, а не на его
личность – результат мыслительных процессов и приспособления к социальной
среде. А доктор З.Фрейд утверждал, что в основе человеческой психики лежит
бессознательное «ОНО», наполненное глубинными инстинктами, не подвластное
сознанию и пробивающееся наружу в виде снов, оговорок, ошибок. Кроме «ОНО»
в психике человека также присутствует «Супер-эго» - продукт влияния
социальной среды. Стройная теория психоанализа З.Фрейда, сыгравшая огромную
роль в развитии искусства ХХ века, слишком обширная тема, чтобы
останавливаться на ней в данной статье. В примечаниях приведен небольшой
комментарий, раскрывающий смысл некоторых основных понятий психоанализа. Я
же здесь лишь отмечу очевидность многих совпадений и скажу, что после
просмотра спектаклей ДИКЛОНа эти совпадения не кажутся случайными. Особенно
если вспомнить, что согласно теории психоанализа символика сновидений
универсальна, что сновидения являются носителями скрытого смысла и
существует тайный язык глубинных психических процессов, доступный переводу
на язык сознания. Может быть, о попытке разглядеть именно этот тайный язык
идет речь в высказываниях Ю.Кретова? Может быть, на этом языке ведет свое
повествование театр ДИКЛОН?
Я не случайно оборвал определение бессознательного «ОНО» на полуслове.
Продуманные в мелочах спектакли с открытыми, незащищенными главными
героями, не прячущими свою мягкую и питательную сущность в наружный костяк
ДЕРМА-СКЕЛЕТА, наполнены здоровым, жизнеутверждающим духом, что уж очень не
соответствует агрессивности, иррациональности, аморальности «ОНО» в
определении, приведенном в примечании и, значит, кроме совпадений с Фрейдом
имеются и отличия. То, что я увидел в спектаклях, имеет очевидную тягу к
созиданию и к моральному здоровью и, по-моему, плохо согласуется с
фрейдизмом, истинные почитатели которого уверены: все запреты и
сдерживающие нормы поведения опасны для психики человека, а потому должны
быть отвергнуты.
Сальвадор Дали в исполнении В. Казимирчика предстает немного
романтичным и открытым всем влияниям. Он очень живуч, жизнеустойчив,
жизнелюбив, и тонок, способен наслаждаться утонченными роскошествами любви,
позволяя себе быть невнимательным в присутствии обожаемого существа… Думаю,
нет необходимости пересказывать здесь спектакль, тем более что каждый волен
многое в нем трактовать по-своему. Скажу только, что динамичное и не
отпускающее зрителя повествование, звуковое сопровождение и игра актеров
рисуют нам именно того, кто написал «Тайную жизнь Сальвадора Дали,
рассказанную им сами». Даже имеющиеся в спектакле отдельные, по-моему,
слегка затянутые сцены удивительным образом напоминают встречающиеся
невнятности интересной книги, многие места которой хочется цитировать (что
я и сделал чуть выше, см. выделенное жирным шрифтом).
Театр и мы вслед за ним вспомнили и заговорили о Дали. Ну что ж!
Наступили, уже буйно расцвели времена перемен, и когда теряешь опору, когда
