оформления брака.
4. Регистрация брака (нэчыхьытх).
Как стало ясно, понятие “наках” в адыгский язык вошло из арабского и,
соединившись с исконно адыгским словом “тхын” (писать), образовало термин
“нэчыхьытх”. И в самом деле, в прошлом брачные условия оформлялись по-
мусульмански служителем ислама (ефэнды) письменно. Такой документ оставался
в ломе родителей невесты. По сведениям женщин-информаторов, в брачном
контракте специально оговаривалось, к примеру, какими будут –
восьмиконечными или другими – погоны на праздничном костюме невесты, будут
ли они с цепочками – балаболками, сколько будет желудоподобных золотых
подвесок по обе стороны груди и т. д. Обычно женская свадебная одежда
шилась из дорогой порчи красного, фиолотового, лилового и других “богатых”
цветов с одной или тремя парами подвесок по обеим сторонам груди. Княжеских
и богатых уоркских дочерей удовлетворяли только костюмы с большими звёздами-
погонами на плечах и тремя парами подвесок на груди.
При оформлении регистрационного брака, кроме ефэнды и доверенных девушки
и парня, присутствовали и свидетели. Все они должны были быть обязательно в
шапках. Надо заметить, что вообще у мусульман брак заключали доверенный
девушки и сам жених с благословения служителя культа. Они все сидели на
полу. В этой связи следует думать, что другие свидетели на адыгской свадьбе
и также то, что все они должны были быть в шапках и стоять при совершении
обряда, являются реликтами традиционной адыгской свадьбы. Нэчыхьытх, как
правило, происходил в доме родителей невесты, куда приезжали двое-трое
мужчин со стороны жениха. Он не отличался особенной торжественностью. Не
устраивались ни танцы, ни какое-либо другое веселье. Правда, после
оформления брака накрывали стол, произносили тосты за счастливое
породнение, за молодых.
Во время регистрации брака ефэнды осведомлялся у доверенных (уэчыл)
молодых, не передумали ли они, согласны ли их подопечные стать мужем и
женой. Когда доверенные (сначала девушки, а потом парня) подтверждали
решение молодых, они, доверенные, в шапках (как и все остальные)
становились друг против друга, протянув правые руки. Ладони их рук едва
касались друг друга, однако при этом большие пальцы доверенных упирались
как можно плотнее один в другой на одинаковом уровне. При таком положении
нельзя было сгибать другие пальцы, обхватывая ими руку партнёра. За этим
следил ефэнды, который в свою очередь обхватывал правой рукой большие
пальцы доверенных сверху.
После этого ефэнды трижды произносил молитву, спрашивая каждый раз
доверенных по очереди: “Отдаёшь?” или “Женишь?” Доверенные отвечали:
“Отдал”, “Женил”. Затем духовный служитель снова читал молитву, которую
заключал словом “аминь”, и все присутствовавшие делали дыуа, воздев руки к
Всевышнему. Представители жениха уплачивали ефэнды небольшую сумму за
оформление брака. При этом регистрировавший брак ефэнды ни с кем не делил
эту плату.
Казалось бы, этот метод регистрации мало чем отличался от
общемусульманского оформления брака. Однако при более внимательном
рассмотрении имелись и различия. Во-первых, на адыгской регистрации не было
ни невесты, ни жениха. Во-вторых, все присутствовавшие надевали шапки, что
не обязательно для других мусульман. В-третьих, обряд совершали стоя, тогда
как в арабских странах присутствующие сидят, и, в-четвёртых, мусульманская
регистрация совершалась между женихом и доверенными девушки без посторонних
свидетелей.
Таким, образом можно предположить, что, хотя нэчыхьытх стал проходить по
мусульманским правилам, в нём сохранились и древние хабзэ. Однако, к
сожалению, ни в письменных источниках, ни в сведениях информаторов не
упоминается о том, как заключался брак по-адыгски.
5. Поездка за калымом (уасэIых).
Итак, нэчыхьытх и уасэIых были самостоятельными обрядами. Первый
совершался в доме родителей девушки, второй проходил у родных молодого
человека. Ясно, что брак не мог быть оформлен без обоюдного согласования
условий калыма. Но после заключения контракта между сторонами
обговаривалась точная дата, когда родственники невесты смогут приехать за
калымом, потому что в этот день весь скот семьи жениха не выгоняли на
пастбище, а оставался в хлеву.
В прежние времена, вплоть до конца XIX века, калым состоял в основном из
крупного рогатого скота и одной лошади. Калым (уасэ – букв.: цена)
определяли в зависимости от сословно-классового происхождения, её
родственников, их родовитости и т. д.
На свадьбе, в том числе и уасэIых, пили махъсымэ. Махъсымэ было
добротным напитком из пшенной муки, мёда и ячменного солода. Оно, можно
сказать, ни чем не вредило здоровью человека.
От того, какие гости у адыгов зависели способы сервировки стола и
очерёдность подачи блюд. Для уасэIых, например, после встречи гостей
сначала приносили какую-то скудную закуску, приготовленную на скорую руку,
и махъсымэ. Под различными предлогами приглашали гостей пить махъсымэ: за
их приезд, за старших, за знакомство, за родство, за молодых, чтобы
согреться и т. д. Тост следовал за тостом. Конечно, знавшие об этих
хитростях гости старались не попадаться на крючок, отшучивались,
отнекивались, благодарили гостеприимных хозяев, вели себя благоразумно, как
советовали старшие, которые направили их сюда. К тому же они – уасэIых,
особо “наседать” на себя не должны позволять. Они могут, отказавшись от
всякого угощения, направится в хлев, выбрать всё, за чем приехали, и
распрощаться с хозяевами. Поэтому в таких случаях требовалась “тонкая
дипломатия”.
Исходя из этого, за стол сажали со стороны жениха умеющих организовать
компанию, остроумных, знающих адыгэ хабзэ во всех подробностях мужчин.
Тхамадой торжества мог быть близкий друг старшего в доме жениха или же
родственник, но ни в коем случае не кто-либо из членов семьи. Потому что
тхамада, ведя стол, должен был произнести тосты за счастье, за благополучие
дома, где происходит свадьба. А член семьи, по адыгэ хабзэ, не мог говорить
благопожелания, адресованные самому же себе, своей семье. За столом не было
места ни для отца молодого, ни для дядьев по отцовской линии, ни даже для
деда. И тут считалось, что им непристойно выслушивать лестные, хвалебные
слова, которые будут сказаны за столом по поводу их успехов, человечности,
адыгагъэ и т. д.
Над свадебным столом царила атмосфера возвышенности, искренного хабзэ. У
гостей, приехавших на уасэIых, был свой щхьэгъэрыт – молодой человек,
который, сколько бы часов ни длилось застолье, не садился. Со стороны
хозяев тоже выделялся бгъуэщIэс, обслуживающий стол. Если ему требовалось
что-нибудь для стола, он имел помощников, которые находились неподалёку за
дверью, на виду.
Адыги на свадьбах и других торжествах пили только только из общей
большой чаши (фалъэ), которая обходила круг. За таким столом никогда не
пользовались ни рогом для питья, ни какой-нибудь иной посудой.
Когда адыги обходились традиционными низкими столиками (Iэнэ) на трёх
ножках, столик тхамады хозяев ставился в самый дальний угол от двери и,
сидя за ним, он встречал гостей, если, конечно, ждали последних, чтобы не
вводить их в пустое помещение. Кстати сказать, за адыгским низким столиком
неудобно было сидеть развалившись, небрежно, на него даже при желании
невозможно облокотиться. Поэтому, надо думать, он действовал на человека,
сидящего за ним, мобилизующе и дисциплинирующе.
Торжественным столом руководил и заправлял старший из хозяев. Он же
являлся тхамадой. Это происходило во всех случаях, включая и уасэIых.
Таково было хабзэ. Приехавших за калымом старались напоить допьяна. Эту
цель преследовал как тхамада, так и другие бысым (хозяева), сидевшие за
столом. Естественно, что гости придерживались иного, противоположного
мнения. Поэтому в компании верховенствовали острословие, шутки, знание и
соблюдение адыгэ хабзэ. В самом деле, адыгские обрядовые торжества были не
столько местом, где наедались и напивались, сколько своеобразной школой,
где учились хабзэ и адыгагъэ. На какие бы уловки и хитрости не шли бысым во
время уасэIых, никто не мог гостей заставлять. Каждый пил столько, сколько
хотел.
В былые века свадебные обряды, в том числе и уасэIых, происходили только
днём. Участники уасэIых, посидев определённое время, изъявляли желание
развеяться, потанцевать. Если они были из числа гостей со стороны невесты,
то им добро давал их старший, остальным же – тхамада стола. Разгоряченные
добрым махъсымэ молодые люди и мужчины умели веселиться. Члены уасэIых вели
себя свободно, танцевали азартно. Не напрасно в языке адыгов осталось
выражение: “Танцует, словно приехавший за калымом”. Не всякая девушка могла
стать их партнёршей. В танце делали стремительные своеобразные па,
старались плечом задеть плечо, грудь девицы, толкнуть её, неожиданно,
выкинув какое-то обманное движение, заключить в свои объятия зазевавшуюся
красавицу. Но и последняя была не промах. Она, воспользовавшись какой-
нибудь оплошностью кавалера, могла, быстро танцуя, запросто обойти его
вокруг, что являлось позором любого парня.
Сколько сидеть за столом, сколько танцевать и веселиться молодым, решал
старший из гостей. Если он считал, что им торопиться не стоит, то и
танцевали, и шутили, и развлекались вдоволь. Однако, как уже сказано,
хозяевам было выгодно, чтоб гости выпили больше, не отвлекаясь. Поэтому их
старались завести в дом и усадить за стол.
