синяя, придавая особую декоративность полотну. Пейзаж, с его необозримой
ширью, пологими холмами, лугами, поросшими дикой травой, объединен плавными
и спокойными ритмами с фигурами богатырей.
В соответствии с былинными образами Васнецов разработал характеры
своих персонажей. В центре - Илья Муромец. Илья Муромец прост и могуч, в
нем чувствуется спокойная уверенная сила и умудренность жизненным опытом.
Сильный телом, он, несмотря на грозный вид - в одной руке, напряженно
поднятой к глазам, у него палица, в другой копье, - исполнен "благости,
великодушия и добродушия". Богатырь справа, самый младший, "напуском
смелый" - Алеша Попович. Молодой красавец, полный отваги и смелости, он
"душа-парень", большой выдумщик, певец и гусляр, в руках у него лук с
копьем, а к седлу прикреплены гусли. Третий богатырь - Добрыня Никитич - в
соответствии с былинами представителен и величав. Тонкие черты лица
подчеркивают "вежество" Добрыни, его знания, культурность, вдумчивость и
предусмотрительность. Он может выполнить самые сложные поручения, требующие
изворотливости ума и дипломатического такта.
Герои, как это было принято в реалистической живописи и согласно
творческому принципу Васнецова, конкретны, исторически точны костюмы,
вооружение, кольчуги, стремена. Богатыри наделены запоминающейся
внешностью, яркими чертами характера. Только характеры эти не жанровые, а
героические.
Здесь проявилось умение Васнецова создать эпическое полотно,
созвучное народным поэтическим представлениям. В 1898 году "Богатыри"
заняли почетное место в Третьяковской галерее.
"Я считаю, что в истории русской живописи "Богатыри" Васнецова
занимают одно из первейших мест", - выразил общее мнение В. В. Стасов.
Сравнивая "Бурлаков" Репина с "Богатырями", Стасов писал: "И тут и там -
вся сила и могучая мощь русского народа. Только эта сила там - угнетенная и
еще затоптанная... а здесь - сила торжествующая, спокойная и важная, никого
не боящаяся и выполняющая сама, по собственной воле то, что ей нравится,
что ей представляется потребным для всех, для народа".
Владимирский собор в Киеве
В начале 1885 года Виктор Михайлович Васнецов получает от А.В.
Прахова приглашение принять участие в росписи только что построенного
Владимирского собора в Киеве. Не сразу, но свое согласие художник дает. У
него уже есть опыт - абрамцевская церковь Спаса, эпические полотна. Все это
позволяет ему обратиться к росписи больших стен, созданию монументально-
декоративного пространства. Верующий человек, в работе для церкви он
начинает видеть свое настоящее призвание.
В огромном Владимирском соборе Васнецову надо было расписать главный
неф и апсиду. Отразить самые основные сюжеты Ветхого и Нового заветов,
изобразить русских исторических деятелей, причисленных к лику святых,
украсить своды орнаментами.
Более десяти лет трудился Васнецов над росписью в соборе. Сам по себе
факт столь грандиозной работы впечатляющ (около 400 эскизов,
непосредственно стенопись при участии помощников - свыше 2000 кв. м), не
имеет равных в русском искусстве всего XIX века.
Он вложил в эту работу всю страсть и "тревогу" своей души, в ней он
попытался воплотить свой эстетический идеал создания искусства большого
стиля, вернувшегося из замкнутого мира коллекций и музеев туда, где оно
может служить массе простых людей в их повседневной жизни.
Основной идеей программы, разработанной Адрианом Праховым для
внутренней отделки Владимирского собора, посвященного 900-летию крещения
Руси, было осмысление религиозной истории России, ее включенности через
Византию во всемирную историю культуры.
Готовясь к работам в храме, Васнецов знакомился с памятниками раннего
христианства в Италии, изучал мозаики и фрески киевского Софийского собора,
фрески Кирилловского и Михайловского монастырей в Киеве. За его плечами уже
был опыт освоения традиций древнерусского искусства - памятников
новгородского, московского, ростовского и ярославского зодчества, изучение
московских старообрядческих икон, книжной миниатюры Древней Руси, народного
творчества.
Работая в соборе, Васнецов, безусловно, не мог опираться лишь на свои
собственные представления, художественный опыт и знания. Он должен был
постоянно проверять согласны ли его работы с духом Церкви, с каноном и
многое уже нарисованное он должен был отбрасывать, если эскизы казались ему
недостаточно церковными. Ведь помимо всего, эскизы должны были приниматься
церковным Советом.
Художник болезненно осознавал несоответствие своих сил грандиозности
задачи: "...иной раз полно, ясно и прочувствованно, - писал он, - вполне
излагается на словах то, что происходит в душе, но когда дело дойдет до
осуществления того, о чем мечтал так широко, тогда-то до горечи ты
чувствуешь, как слабы твои мечты, личные силы - видишь, что удается
выразить образами только десятую долю того, что так ясно и глубоко
грезилось". Для Васнецова работа во Владимирском соборе была "путем к
свету", путем постижения великих ценностей. "Вы удивительно хорошо сказали,
- писал он в одном из писем Елизавете Григорьевне Мамонтовой из Киева, -
что моя работа - "путь к свету", только это убеждает меня на этом подчас
невыносимо тяжелом пути".
Ему было дано воплотить образ Божьей Матери по-новому, никого не
повторяя, "с теплотой, искренностью и смелостью". Богоматерь, идущую по
облакам с Младенцем, он написал в апсиде алтаря. Глубоко личные душевные
переживания художника позволили ему с необыкновенной простотой и
человечностью, воплотить в образе Богоматери красоту женственности, силу
материнского чувства и проникновенную одухотворенность. Идеальный женский
образ получил наконец свое завершение. Недаром Богоматерь Васнецова стала
одним из любимейших образов сразу же после освящения Владимирского собора.
Репродукции с него можно было встретить во многих домах России в конце XIX
- начале XX века.
Работая над воплощением образов князей Владимира, Андрея
Боголюбского, Александра Невского, Михаила Черниговского, Михаила
Тверского, княгини Ольги, летописца Нестора, иконописца Алипия и многих,
многих других, художник продолжил свои размышления об историческом прошлом
России. Воинами, отстаивающими независимость родной земли, представлены
облаченные в тяжелые доспехи Андрей Боголюбский и Александр Невский.
Народные представления об умных, волевых, решительных и непреклонных
правителях воплотились в образах князя Владимира и княгини Ольги. К образу
великого князя Владимира, во имя которого был освящен собор, Васнецов
обратился трижды - в композиции Крещение Святого князя Владимира, Крещение
киевлян и в иконописном образе Святого князя Владимира. При торжественности
и некоторой патетичности, соответствующих значительности сцен, во всех трех
случаях образ князя Владимира наделен ярко выраженными
индивидуализированными чертами. "Чудесный памятник по себе оставит Васнецов
русским людям, - писал М.В. Нестеров. - Они будут знать в лицо своих
святых, угодников и мучеников, всех тех, на кого они хотели бы походить и
что есть их заветный идеал".
В большинстве орнаментов, вобравших впечатления Васнецова от древних
фресок и мозаик, от росписей московских и ярославских церквей, проявилась
яркая одаренность художника в области орнаментальной импровизации. Именно
эта особенность, очевидно, обеспечивала единство художественного
впечатления от росписей, ибо все, писавшие о Владимирском соборе, отмечали,
что стенопись сливается в зрелище яркое и праздничное, в единое
декоративное целое подобно ростово-ярославским фрескам XVII века.
Когда сняли леса и в августе 1896 года в присутствии царской семьи и
двора собор был освящен, вокруг работы Васнецова разгорелись яростные
споры.
"Его душа рвется к небу, но прикреплена к земле", - сказал о
Васнецове его искренний почитатель отец Сергий Булгаков, безоговорочно
приняв его религиозную живопись.
Успех васнецовских росписей был огромен. Им была посвящена небывалая
по многочисленности литература - исследования, статьи, заметки. В них
видели начало возрождения русского религиозного искусства, а в Васнецове -
"гениального провозвестника нового направления в религиозной живописи". Они
приобрели необыкновенную популярность и повторялись в конце XIX - начале XX
века во множестве храмов в России.
Анализируя вклад Васнецова в решение новых живописных задач,
художественный критик Сергей Маковский отмечал следующее. «Новый дух
прорывается везде в образах Васнецова. Он перетолковал художественные
традиции по-своему со всей непокорностью самостоятельного таланта; совершил
волшебство – узкие рамки школьной иконописи, мертвенной иконописи, как
мертвенно все, что неподвижно веками, расширились. Открылись новые пути,
невиданные области для религиозного воображения. Византийская живопись была
до сих пор строго церковной, в ней царило одно настроение беспрерывной
отвлеченности. Васнецов, соединив народный сказочный элемент с древними
формами, вдохнул в византийское искусство новую жизнь. Наш народ –
сказочник по натуре; он проникнут суеверием преданий и легенд, стремлением
к чудесному. Глядя на образа Васнецова, понимаешь связь между русской
сказкой и русской верой... Сделанная им попытка, попытка связать народно-
фантастический элемент с церковным каноном, во всяком случае – интересное
художественное явление. Васнецов действительно «расширил» рамки школьной
