1850 году и 200 млн. рублей, к 1900 году превысил 1,3 млрд. рублей.
Решающим фактором в развитии экономики были железные дороги. В течение
пореформенных десятилетий Россия строила их больше и быстрее, чем другие
европейские страны. Как и в США, железные дороги связывали отдаленные
окраины в единый организм, соединяли села с городами, промышленность с
рынком. Жизнь ускорялась с пришествием паровоза: пассажиры могли доехать из
Петербурга в Москву за один день, попивая чай и закусывая по русскому
обычаю домашней снедью из необъятных баулов.
Железнодорожное строительство, начатое после Крымской войны государством
из стратегических соображений, вызвало к жизни новые отрасли
промышленности, особенно в металлургии и машиностроении, подняло богатства
недр, ранее лежавшие втуне, воздвигло на месте прежних пастушеских пейзажей
индустриальные города с дымными фабриками, чугунными мостами и шумными
торжищами. Железнодорожное строительство связало русский капитал с
государством (сам Александр III владел акциями железных дорог на 6.321.933
рубля) и способствовало раннему образованию монополистических групп
буржуазии. Железнодорожное строительство, форсируя развитие русской
промышленности, повлекло за собой протекционизм и другие меры
государственного вмешательства в экономику, в целом несвойственные в тот
период Западу.
Форсированное насаждение капитализма сверху, силой государства,
деформировало естественный ход развития русской буржуазии. В конце XIX века
она все еще состояла из нескольких разнородных фракций, различавшихся по
ориентации и происхождению. Немецко-чиновная петербургская группа,
связанная с иностранным капиталом и ориентированная на тяжелую индустрию и
казенные заказы, встречала сильную конкуренцию национальной,
преимущественно старообрядческой, и поднявшейся в легкой промышленности
московской буржуазии. Предпринимательский класс России второй половины XIX
века — это сочетание грубых хищников эпохи грюндерства 1870-х годов,
«разуваевых» и «колупаевых», вышедших из откупщиков питейных сборов и
казнокрадов, с прижимистыми «капиталистыми» крестьянами, основывающими
московские дома Гучковых, Коноваловых, Рябушинских, с просвещенными
интеллигентными купцами и фабрикантами типа Н. В. Верещагина — брата
знаменитого художника и отца молочной промышленности, или П. Третьякова,
основателя всемирно известной картинной галереи в Москве, и, наконец, с
многочисленными инородцами и иностранцами, с Нобелями, Шмидтами,
Манташевыми, Гинзбургами. Вплоть до 1905 года русские капиталисты не
осознавали собственных политических интересов и выступали как
верноподданническая, консервативная сила.
Поддержка государства позволяла русской буржуазии усиливать эксплуатацию
рабочих. По данным историка И. Ф. Гиндина, русский пролетариат получал в
два-три раза меньший заработок, чем на Западе. В условиях вмешательства
революционеров (первые подпольные рабочие организации были созданы
народниками в 1875 - 1878 гг.) и полиции в фабричные дела (первая крупная
стачка рабочих в Иванове в 1885 г. была подавлена с помощью войск) рабочие
политизировались относительно быстрее, чем буржуазия. Но в целом до 1905
года рабочий класс представлял собой не оформившееся образование и не
проявлял заметной политической активности, будучи к тому же сравнительно
малочисленным. В 1870 году фабричные, заводские и железнодорожные рабочие
насчитывали около 700 тыс. человек, в 1895 году - 1,4 млн. человек.
Крепостнические пережитки, сохранившиеся после реформы 1861 года,
затрудняли развитие рыночных отношений в сельском хозяйстве. Крестьянство,
понесшее большие материальные потери при освобождении, вплоть до начала XX
века медленно оправлялось от удара. К тому же, как докладывал царю в 1868
году министр внутренних дел П. А. Валуев, "личность крестьянина была
подчинена самовластию мира [общины]. Это подчинение приняло в весьма многих
случаях возмутительные свойства новой крепостной зависимости". Община
приговаривала крестьян к ссылке в Сибирь "за колдовство", за супружескую
неверность, трудолюбивых хозяев штрафовали за работу в праздничные дни и т.
д. П. А. Валуев резонно замечал, что "общее развитие производительных сил и
обеспечение трудолюбивой части сельского населения невозможны при условиях
подобного гнета", и предлагал подумать о переходе от общинного
землевладения к частной собственности. Однако вместо этого Александр III в
1893 году подписал указ, ограничивающий право выхода из общины согласием
2/3 ее членов. В результате подъем крестьянского земледелия шел с большими
трудностями.
Помещики же обнаружили очень небольшую способность к перестройке своего
хозяйства на рыночные рельсы. Русские «баре» оказались неспособными стать
чем-то похожим на английское «новое дворянство» XVII века и обрекли себя на
повторение судьбы своих французских собратьев XVIII века. В течение всех
пореформенных десятилетий большая часть помещичьих хозяйств продолжала
цепляться за крепостнические формы (кабалу крестьян, отработки и т. п.) и
довольно быстро шла ко дну. К 1895 году дворяне заложили уже 40% своей
земли (37.5 млн. десятин), с 1870 по 1905 год помещичье землевладение в
России сократилось с 79,1 млн. до 53,2 млн. десятин.
Падение помещичьего хозяйства ускорило процесс расслоения дворянства и
высвобождения государственного аппарата из-под преобладания помещиков. По
данным советского историка А. П. Корелина, помещики составляли в 1878 году
56%, в 1895 - 40%, в 1905 году - 30% дворянства, а по расчетам П. А.
Зайончковского, среди чиновников I-IV классов помещиков было в 1853 году
58%, в 1878-м - 38%, в 1903 году - 26%. Политическое господство поместного
дворянства в России кончилось в 1825 году. Во второй половине XIX века
можно уже было говорить о полной утрате помещиками господствующего
положения в жизни: политическая власть сосредоточилась в руках бюрократии,
экономическая — в руках буржуазии, идейная — в руках интеллигенции, а
некогда всесильные русские помещики быстро шли к неизбежному исчезновению.
Внешняя политика Александра III
Александра III называли царем-миротворцем, ведь он впервые в русской
истории не провел ни одной войны. Однако «мирной» внешнюю политику России в
80-е годы XI столетия назвать довольно трудно. Вехами ее стали «договор
трех императоров» в 1881 году, конфликт с Англией в 1885 г., скандальное
болгарское дело 1883-1886 гг. и, наконец, заключение русско-французского
союза в 1891-1893 гг.
Вступив на трон, Александр III первоначально продолжал германофильскую
политику своего отца, хотя сам и не любил немцев. Однако поскольку главным
врагом России в то время оставалась Англия, приходилось мириться с
чрезвычайно возросшим германским могуществом, тем более что Бисмарк
осознавал страшную силу России и опасался войны с ней. Борьба России с
Англией в 19 веке была естественным глобальным геополитическим
столкновением континентальной империи с ведущей морской державой за
контроль над Евразией. Но глубокое различие в источниках силы этих двух
держав делало прямую конфронтацию между ними войной слона и кита;
противоборство развертывалось в схватках на периферии, в борьбе за влияние
в странах, говоря современным языком, «третьего мира». В ответ на захват
англичанами Египта и установление протектората над Афганистаном русские еще
дальше продвинулись в Средней Азии, выйдя к границам Индии. Генерал
Скобелев в 1881 г. взял Геок-Тепе, а в 1884 г. русские заняли Мерв,
присоединив Туркмению, над которой уже была простерта рука Британии. На
этой почве весною 1885 года Россия оказалась на волосок от войны с Англией.
Но благодаря союзу с Германией этот конфликт удалось уладить, и английский
премьер-министр Гладстон предпочел уступить, признав завоевание Туркмении
Россией.
Затем надвинулись события, вновь переместившие центр мировых бурь на
Балканы. По Берлинскому трактату 1878 г. Болгария была разорвана на две
части по Балканскому хребту. Северная Болгария стала самостоятельным
княжеством, южная – автономной турецкой провинцией, и обе были отданы в
устроение России. Александр II даровал Болгарии конституцию, Александр III
побудил князя Александра Баттенбергского произвести переворот и править
самодержавно. Фактически же здесь властвовали русские генералы Скобелев и
Каульбарс.
Александр Баттенбергский воспротивился своему превращению в русского
губернатора. Царь приказал свергнуть его. Узнав об этом, князь восстановил
конституцию и заключил соглашение с Австро-Венгрией (1883 г.). Через два
года, в 1885, он присоединил к Болгарии ее южную часть. И вот Александр III
приказал отозвать из болгарской армии всех русских офицеров и объявил, что
ничего не сделает для Болгарии, пока ею правит Баттенберг. Вся Европа
дивилась такому повороту событий. В 1878 году Россия чуть ли не готова была
воевать с Англией и Австрией только потому, что Болгария была урезана на
Берлинском конгрессе. А теперь, когда нарушенная справедливость была
восстановлена, царь отнесся к этому с непримиримой враждой и даже попытался
организовать посылку русских и турецких войск для возвращения южной
Болгарии султану. В конце концов, кашу, заваренную царем, съела Англия.
Поняв, что Болгария превращается в надежный барьер на пути в
Константинополь и чем он будет шире, тем лучше, англичане убедили султана
договориться с Баттенбергом, признав его власть в обеих Болгариях. Россия
же осталась ни с чем. Попытка русских спецслужб свергнуть Баттенберга в
1886 году привела к немедленному контрперевороту, утвердившему в Софии
проавстрийское правительство. Хотя Баттенберг и отрекся от престола, не
желая больше искушать судьбу, новый князь Фердинанд был австрийским
принцем, и получилось, что Александр III таскал каштаны для Англии и Австро-
Венгрии.
Бисмарк попытался раздуть конфликт на Балканах в большую войну, чтобы
самому под шумок наброситься на Францию, результатом чего стало сближение
Франции с Россией и ухудшение русско-германских отношений. После конверсии
русского государственного долга в 1888-89 гг. французский капитал стал
главным кредитором для России. 27 декабря 1893 года был подписан договор о
сотрудничестве и дружбе между Россией и Францией.
Александр III не успел увидеть краха своей политики. 20 октября 1894 г.
он умер от нефрита и злоупотребления алкоголем. Плоды упрямого завинчивания
гаек пришлось пожинать его сыну Николаю II.
