при курляндском дворе. В 1718 - 19 годах царь послал в Митаву состоять при
герцогине А. дядю ее, Василия Феодоровича Салтыкова, человека грубого и
даже жестокого; своими выходками он доводил ее иногда до слез. Письма А. не
только к Петру, к его жене Екатерине Алексеевне и к цесаревне Елизавете
Петровне , но даже к некоторым царедворцам, как, например, к князю
Меншикову и вице-канцлеру Остерману , были наполнены жалобами на судьбу, на
безденежье, и писаны заискивающим, униженным тоном. То же продолжалось и
при Екатерине I и Петре II . В 1726 году в Курляндии возник вопрос об
избрании в герцоги Морица, графа Саксонского (незаконного сына польского
короля Августа II), при условии женитьбы его на А.; но выполнению этого
плана, на который охотно согласилась бы А., помешал князь Меншиков, сам
добивавшийся курляндской герцогской короны. Последняя надежда А. на
замужество была разрушена, и она стала все более и более обращать внимание
на одного из своих придворных, камер-юнкера Эрнеста-Иоганна Бирона .
Неожиданная смерть отрока-императора Петра II, последовавшая 19 января 1730
года, совершенно изменила судьбу А. Из обездоленной вдовицы, не имеющей
права распорядиться даже в своем маленьком государстве, она сделалась
императрицей всероссийской. И вот в 37 лет захудалая герцогиня волей судьбы
становится императрицей. Суеверная, капризная, мстительная и не очень
умная, она обретает власть над огромной страной.
Анна не поощряла пьянства, зато отличалась тем, что очень любила держать
при дворе шутов, обожала всякие шутовские представления. Один современник-
иностранец описал такую, не очень ему понятную, сцену: «Способ, как
государыня забавлялась сими людьми, был чрезвычайно странен. Иногда она
приказывала им всем становиться к стенке, кроме одного, который бил их по
поджилкам и через то принуждал их упасть на землю. Часто заставляли их
производить между собою драку, и они таскали друг друга за волосы и
царапались даже до крови. Государыня и весь ее двор, утешаясь сим зрелищем,
помирали со смеху». Случалось, что императрицу в качестве шутов развлекали
князья Рюриковичи и Гедими-новичи, хотя Анна и не принуждала их,– многие
аристократы сами рвались служить и угодить императрице. Такое шутовство не
воспринималось в то время как оскорбительное для дворянской чести.
А еще любила императрица узнавать, о чем говорят ее подданные. Она была
в курсе дел, которые вершились Тайной канцелярией. Во всяком случае
начальник канцелярии Андрей Иванович Ушаков ей постоянно о них докладывал.
Но самым необычным пристрастием императрицы Анны была охота. Стрелком она
слыла превосходным. Впрочем, не сама по себе охота ее привлекала, а именно
стрельба – и обязательно по живой мишени. Только за летний сезон 1739 г.
Анна самолично лишила жизни 9 оленей, 16 диких коз, 4 кабанов, одного
волка, 374 зайцев, 608 уток, 16 чаек...
По отзывам всех современников, А. обладала здравым умом; некоторые
находили, что сердце ее не было лишено чувствительности; но с самого
детства ни ум, ни сердце ее не получили надлежащего направления. При
внешнем благочестии, она проявляла не только грубость нравов и суровость,
но даже жестокость. Было бы несправедливо приписывать исключительно влиянию
Бирона все гонения, ссылки, пытки и мучительные казни, совершившиеся в ее
царствование: они обусловливаются и личными свойствами А.
Главную роль при дворе императрицы играл (1690–1772) Эрнст Иоганн
Бирон, мелкий курляндский дворянин, ее фаворит с 1727 г. В Россию он прибыл
сразу после того, как Анна разорвала «кондиции». Об отношениях императрицы
и Бирона один из современников писал: «Никогда на свете, чаю, не бывало
дружественнейшей четы, приемлющей взаимно в увеселении или скорби
совершенное участие, как императрицы с герцогом Курляндским.Оба почти
никогда не могли во внешнем виде своем притворствовать. Если герцог являлся
с пасмурным лицом, то императрица в то же мгновение встревоженный принимала
вид. Вуде тот весел, то на лице монархини явное напечатывалось
удовольствие. Если кто герцогу не угодил, то из глаз и встречи монархини
тотчас мог приметить чувствительную перемену. Всех милостей надлежало
испрашивать от герцога, и через него одного императрица на оные решалась».
Бирон не был человеком добрым, но и злодеем его нельзя было назвать. Он,
случаем вознесенный на вершину власти, вел себя, как многие его
современники, думающие о карьере, власти, богатстве. Бирон в свое время
даже учился в Кениг-сбергском университете, но не закончил его из-за какой-
то темной истории с ночным дебошем, приведшим студента под арест на
несколько месяцев. Став фаворитом русской императрицы, он получил и чин
действительного тайного советника (по военной иерархии – генерал-аншефа), и
высший русский орден – Святого Андрея Первозванного. Но самая заветная его
мечта осуществилась в 1737 г., когда он стал герцогом Курляндским и
Семигальским. Там, в Курляндии, он строил себе дворцы, думая о своей
будущей жизни. Как показало время, не напрасно: престарелый герцог в самом
деле кончил свои дни в 1772 г. в Курляндии в возрасте 82 лет. Но это будет
потом, а при Анне Иоанновне Бирон – молодой красавец, физически очень
крепкий человек. Современник писал о нем: «У него не было того ума, которым
нравятся в обществе и в беседе, но он обладал некоторого рода
гениальностью, или здравым смыслом, хотя многие отрицали в нем и это
качество. К нему можно применить поговорку, что дела создают человека. До
приезда своего в Россию он едва ли знал даже название политики, а после
нескольких лет пребывания в ней знал вполне основательно все, что касается
до этого государства... Характер Бирона был не из лучших: высокомерный,
честолюбивый до крайности, грубый и даже нахальный, корыстный, во вражде
непримиримый и каратель жестокий».
С внешней стороны могло казаться, что правительство А. продолжает идти
по стопам Петра Великого, но на самом деле было не так. Остерман и Миних,
бывшие при Петре Великом лишь исполнителями его предначертаний, стали
полновластными распорядителями и весьма часто шли вразрез с основными
принципами реформ первого императора. Ученики Петра Великого, преданные ему
русские люди, как Татищев , Неплюев , князь Кантемир, А.П. Волынский,
следовали его заветам, но встречали на своем пути препятствия, иногда
непреодолимые, и подвергались гонениям со стороны немцев-правителей. В
делах внутреннего центрального управления коллегиальный принцип Петра
Великого стал постепенно вытесняться принципом бюрократического и
единоличного управления, проводником которого был Остерман. По его мысли
учрежден в 1731 году Кабинет министров, "для лучшего и порядочнейшего
отправления всех государственных дел, подлежащих рассмотрению императрицы".
Кабинет был поставлен выше Сената. Кроме существовавших уже коллегий,
возник целый ряд отдельных канцелярий, контор и экспедиций, а в Москве
учреждено два приказа для окончания не решенных дел: судный - по делам
гражданским и розыскной - по делам уголовным. В том же 1731 году возник
Сибирский приказ, а в 1733 году расширена деятельность Доимочного приказа,
первоначально учрежденного еще Верховным Тайным Советом в 1727 году. Одним
из крупных недостатков русской государственности было отсутствие
систематического законодательного Уложения. Правительственные комиссии,
учреждавшиеся при Петре Великом и его преемниках для составления нового
Уложения, ничего не сделали, а потому указом 1 июня 1730 года было повелено
"начатое Уложение немедленно оканчивать и определить к тому добрых и
знающих в делах людей, по рассмотрению Сената, выбрав из шляхетства и
духовных и купечества". Надежды, возложенные на депутатов, не оправдались;
выборные от шляхетства съезжались вяло, и Сенат, убедившись, что депутаты
не могут принести никакой пользы, определил указом 10 декабря 1730 года
отпустить их домой, а работу над Уложением поручить особой комиссии знающих
людей. Однако работы этой бюрократической комиссии туго подвигались вперед.
Уложение царя Алексея Михайловича , продолжая оставаться единственным
судебным кодексом, было выпущено новым изданием. В Синоде неограниченно
властвовал первенствующий его член, Феофан Прокопович, этот поистине
"верховник" в духовном ведомстве, который, искусно освобождаясь от своих
недругов архиереев, сочленов по Синоду, направлял деятельность "духовного
коллегиума" на путь, начертанный им же в "Духовном регламенте". Манифестом
от 17 марта 1730 года Синоду предписывалось от имени императрицы стараться
о соблюдении православными христианами закона Божия и церковных преданий, о
возобновлении храмов и странноприимных домов, об учреждении духовных
училищ, об исправлении установленных церковных треб, церемоний и молений. С
1730 по 1736 год были привлечены к розыску, расстрижены и сосланы в
заточение шесть архиереев, состоявших в недружелюбных отношениях с Феофаном
Прокоповичем; после 1736 года той же участи подверглось еще трое архиереев.
Официально большинство из них было обвиняемо или в приведении к присяге от
имени Верховного Тайного Совета, или в "небытии" у второй присяги. По
инициативе того же Феофана Прокоповича и благодаря заботам епархиальных
архиереев из южноруссов заведены славяно-латинские школы, названные
семинариями. Но учение в этих семинариях шло плохо, и учеников чуть не
силой надо было загонять в школы. Положение белого духовенства было весьма
тяжелое: за "небытие у присяги" при воцарении А. или за позднее ее
принесение священники, дьяконы и дьячки привлекались в Тайную канцелярию,
