полков.
Сам замысел принадлежал молодому царю, который придумал простую и
удобную темно-зеленую форму с цветными галунами для солдат разных полков и
даже впервые в истории ввел в практику обмундирования погоны. Они
делались из меди и пришивались на левое плечо, чтобы защитить его от
удара тяжелым палашом, и украшались серебряным или золотым витым шнуром
соответственно воинскому званию. Это стало модой всех европейских офицеров
XVIII, первыми погоны заимствовали поляки. Но дальше этого Петр
самостоятельно не мог ничего предпринять без знания принципов организации
западноевропейской армии. Тут помощи ожидать было не от кого. И тогда
он, вероятно, вспомнил о своем опыте "командования" иностранными
рейтарами в трехлетнем возрасте и отправился в Кукуй, Немецкую слободу,
где своим замкнутым мирком посередине патриархальной широко раскинувшейся
на холмах Москвы проживали иностранцы, которых за плохое знание русского
языка москвичи называли немцами, немыми. Здесь он нашел знакомого ему с
памятного смотра отставного начальника Бутырского шотландского полка
Патрика Гордона.
К молодому царю в Слободе относились неизменно приветливо и
дружелюбно. Общительный по характеру Петр сразу завел множество друзей
среди этих плотников, аптекарей, пивоваров и солдат, из которых он сразу
выделил обаятельного и галантного Франца Лефорта. Тот стал наставником
Петра в усвоении своеобразной культуры "московской Европы". Она не была ни
английской, германской, ни французской, ни голландской, хотя выходцы из
этих стран обрели второе отечество в Москве; она воплотила все оттенки
народной культуры Западной Европы. Говорили и писали здесь на невероятной
смеси диалектов, которую усвоил Петр, и впоследствии его с трудом
понимали в европейских столицах. Иначе и быть не могло. Носители
рафинированной культуры - иноземные дворяне в России оседали редко. Сюда
приезжали отчаянные смельчаки в поисках счастья, люди сложной судьбы,
по политическим или религиозным причинам покинувшие родину, авантюристы
с темным прошлым. За благопристойными фасадами причудливо украшенных
домиков дремали привычки пиратов, "рыцарей удачи", выброшенных жизненным
штормом на пустынный берег. Не случайно постоянное и неумеренное
потребление пива и водки было главным занятием российских "немцев" в часы
досуга. Подобный стиль жизни был наивно заимствован Петром и перенесен
сначала в среду "потешных", а затем распространен среди дворянства.
Такое знакомство "с Европой" для Петра во многом предопределило все
мировоззрение дальнейших реформ: он станет обустраивать Россию как огромную
Немецкую слободу, заимствуя целиком что-то из Швеции, что-то из Англии,
что-то из Бранденбурга. Участвуя, например, в традиционных торжествах по
случаю Рождества Христова, он решил перенести этот веселый праздник на
российскую почву. Указ о новом летоисчислении он со свойственной ему
лаконичностью закончил следующими словами: "Поелику в России считают Новый
год по-разному, с его числа перестать дурить головы людям и считать Новый
год повсеместно с Первого генваря. А в знак доброго начинания и веселия
поздравлять друг друга с Новым годом, желая в делах благополучия и в семье
благоденствия. В честь Нового года учинять украшения из елей, детей
забавлять, на санках катать с гор. А взрослым людям пьянства и мордобоя не
учинять - на то других дней хватает".
С появлением Гордона и Лефорта в Преображенском полки были разделены
на взводы и роты, все получили соответствующие должностям воинские звания.
Впрочем, и с ними поначалу была полная неразбериха. Так, наряду с
казачьим званием "урядник" существовало польское "поручик" и шведское
"лейтенант". Князь Федор Ромодановский стал генералиссимусом
Преображенского, а Иван Бутурлин - Семеновского полков. Петр, по-
детски неистово влюбленный в артиллерию, присвоил себе чин "капитана-
бомбардира". Он самостоятельно чистил старую медную пушку "воробьиного
калибру" и сам парил боеприпасы - репу для стрельбы в потешных штурмах
деревянной крепости Плесбург. После боя ее куски собирали и ели уставшие и
голодные солдаты.
Для того, чтобы сражения происходили "взаправду" Петр постоянно
ссорил Ромодановского и Бутурлина и в конце концов добился желаемого: они
потом всю жизнь откровенно ненавидели друг друга. Семеновцев он
стравливал с преображенцами до кровавых драк. Военные учения иногда не
прекращались много дней, солдаты подчас засыпали на ходу, а несколько
человек даже умерло от переутомления. Такая жестокость не была личным
качеством царя. Он считал, что иными средствами нельзя поддерживать
постоянной боеготовности войск. В действительности, если кого и любил
Петр, так это своих соратников по отроческим играм, которых знал по
именам. Оставив нескольких преображенцев в Германии для получения
офицерского чина, царь постоянно интересовался в письмах сержанту Корчмину
их успехами. Когда же однажды тот бодро рапортовал, что все уже изучают
тригонометрию, Петр удивился, как же это удается неграмотному Степану
Буженинову - "не иначе Бог и слепых просвещает". Однажды Александр
Васильевич Суворов сделал блестящее наблюдение: "Только Петру Великому
предоставлена была великая тайна выбирать людей: взглянул на
семеновского солдата Румянцева, и он - офицер, посол, вельможа; а тот за
это отблагодарил Россию сыном своим, Задунайским". Со временем "потешные"
превратились благодаря своим смелости, преданности и уму в графов,
фельдмаршалов и канцлеров. Не случайно их мнение для него всегда
становилось решающим. 22 октября 1721 года подгулявшие по случаю
празднования Ништадского мира сподвижники Петра преподнесли ему памятный
адрес с просьбой впредь именоваться "императором Всероссийским Петром
Великим", причем канцлер Головкин обратился к нему с весьма примечательными
и трогательными словами: "Мы, твои верные подданные, из тьмы неведения на
театр славы всего света, из небытия в бытие произведены, и в общество
политических народов присовокуплены". От нахлынувших воспоминаний о
трудном начале славных дел глаза Петра подернулись влагой и, приняв адрес,
он расцеловал своих верных друзей.
В Преображенское из Оружейной палаты привозили по просьбе Петра то
сломанный немецкий карабин, то глобус, то механические часы. Разобраться с
ними ему было невозможно без помощи специалиста. В Немецкой слободе юный
царь нашел голландского инженера Франца Тиммермана, который занимался с
ним арифметикой, алгеброй, геометрией и обучал правилами применения
астролябии. Учителем голландец был посредственным, сам путался в формулах,
но горячее стремление Петра к знаниям компенсировало методические
просчеты. За исключением князя Василия Голицына и погибшего Артамона
Матвеева в России мало кто знал о форме Земли, а за беседы по астрономии
человек мог быть сожжен на костре.
Инженерные интересы Петра давали ему возможность изобретать новые
принципы вооружения и тактические новшества. К удивлению Гордона он в 1680
году открыл в Преображенском специальное "ракетное заведение", в котором
он изготовлял сначала "художественные огни", а позже - осветительные
снаряды, которые оставались в русской армии до 1874 года. Знание баллистики
навело Петра на мысль о принципиально новом виде открытой артиллерийской
позиции - редутах, блестяще опробованных в Полтавской битве. Нарвская
катастрофа заставила царя критически взглянуть на вооружение солдат: и он
находит простейшее решение для привинчивания трехгранного штыка к стволу
ружья пехотинца, сделав атаку русской пехоты задолго до Суворова
основным тактическим приемом. Прибывших из Голландии морских офицеров он
сам экзаменовал в кораблевождении и управлении пушечным огнем. Наконец,
он пробовал свои силы в лечении зубов, постоянно имея при себе набор
необходимых инструментов. И горе тому, кто в его присутствии жаловался
на боль: Петр немедленно усаживал больного и рвал зуб, иногда, впрочем, и
здоровый.
Детская привычка копаться в старых вещах на чердаках в
Преображенском сослужила Петру добрую службу. В предисловии к Морскому
Уставу он позже записал историю его увлечения кораблями:"Случилось нам быть
в Измайлове на льняном дворе и, гуляя по амбарам...увидел я судно
иностранное, спросил у Франца Тиммермана, что это за судно? Он сказал, что
это бот английский...И вышереченный Франц сыскал голландца Карштен
Бранта, который призван при отце моем в компании морских людей для делания
морских людей на Каспийском море, который починил оный бот и сделал машт
и парусы и зело любо стало". Благодаря такой случайности царь стал
приобщаться к корабельному мастерству, которое превратилось в главное дело
всей жизни. Все модели морских судов из тех, что делались для выбора
прототипа единственного построенного при Алексее Михайловиче многопарусного
фрегата "Орел", перекочевали из пыльных кремлевских чуланов в
Преображенское. Даже после посещения таких морских держав как Голландия,
Англия и Дания Петр никогда не забывал "дедушку русского флота". Пышное
чествование петровского ботика состоялось 11 августа 1723 года, когда ему
салютовали 20 линейных кораблей Балтийского флота на Крондштадском
рейде. Принимали первый в России военно-морской парад "капитан" ботика
генерал-адмирал Федор Апраксин, "рулевой" император Петр I и "лотовый
матрос" фельдмаршал Александр Меншиков.
Во время первого одиннадцатимесячного пребывания за границей в
составе Великого посольства Петр сам работал на голландских
кораблестроительных верфях сначала в Саардаме, а затем в Амстердаме;
посещал занятия по медицине и даже, забравшись на крышу Вестминстерского
аббатства, "учился демократии", слушая прения в английском парламенте.
Выдающийся российский историк Ключевский считал, что Петр I в результате
овладел 14 различными специальностями. Любопытное впечатление от встречи с
молодым русским царем оставили принцессы Ганноверская и
Бранденбургская:"У него прекрасные черты лица и благородная осанка. Он
обладает большой живостью ума, ответы его быстры и верны. Но при всех
достоинствах, которыми одарила его природа, желательно видеть в нем
меньше грубости. Это государь очень хороший и вместе с тем очень дурной; в
нравственном отношении он - полный представитель своей страны. Если бы он
получил хорошее воспитание, то из него вышел бы человек совершенный, потому
что у него много достоинств и необыкновенный ум."
Петр I, надев европейского покроя преображенский сюртук, всегда
оставался насквозь русским самодержцем по мышлению. Узнав, что во время его
пребывания за границей вновь восстали стрельцы, он срочно возвратился в
Россию. 30 сентября 1698 года на Красной площади было казнено 200
стрельцов, причем в качестве палачей должны были выступать сановники из
царской свиты. Лефорт смог увильнуть от этой милости, сославшись на
религиозные убеждения. Меншиков, наоборот, хвастался тем, что лично
отрубил головы двадцати бунтовщикам. Все сподвижники Петра оказались
связанными страшной кровавой порукой.
Когда Петру I напоминали об этой бессмысленной жестокости в отношении
людей, вина которых вряд ли могла быть доказана судебным порядком, он
заявлял:"С другими европейскими народами можно достигать цели
человеколюбивыми способами, а с русскими не так: если бы я не употреблял
строгости, то бы давно уже не владел русским государством и никогда бы не
сделал бы его таковым, каково оно теперь. Я имею дело не с людьми, а с
животными, которых хочу переделать в людей". Грубость выражений,
свойственная Петру, всегда связывалась с недостатками его воспитания.
Но это ничего не объясняет. Властитель по династическому праву, Петр
искренне считал себя ниспосланным России Божественным провидением, истиной
в последней инстанции, не способным на ошибки. Меряя Россию на свой аршин,
он чувствовал, что начинать преобразования необходимо с ломки старозаветных
обычаев. Поэтому по возвращении из европейского вояжа Петр I
категорически запретил боярам носить бороды, дворянам повелел пить водку и
кофе, а солдатам приказал по "Воинскому Артикулу" курить. Не злой по
натуре, он был порывист, впечатлителен и недоверчив; не умея терпеливо
объяснить того, что для него было очевидным, Петр в случае непонимания
легко впадал в состояние крайнего гнева и часто "вколачивал" истину
сенаторам и генералам своими огромными кулаками или посохом. Правда,
царь был очень отходчив, и через несколько минут уже хохотал над удачной
шуткой провинившегося.
Петр был безразличен к нарядам и не любил официальных приемов, на
которых должен был носить горностаевую мантию и символы царской власти.
Его стихией были ассамблеи, где обращались запросто без титулов и званий,
пили водку из банных ушатов, зачерпывая глиняными кружками, курили, играли
в шахматы и танцевали. Даже собственных выездных экипажей в каретной царя
не было: если требовалось организовать торжественный выезд августейшей
четы, он заимствовал коляску у известных придворных щеголей - Меншикова
или Ягужинского.
Петру до конца дней приходилось заниматься самообразованием, потому
что новые задачи требовали от него вновь и вновь искать учителей вне
России. После поражения под Нарвой, когда русская армия лишилась всей
артиллерии, Петр не потерял пристутствия духа и сказал Меншикову:"Вот Карл
XII - достойный учитель; без него я остался бы плохим работником в делах
ратных". Была отлита специальная памятная медаль в честь "Нарвской
конфузии" с девизом "Учителю - от достойного ученика".
Царь собирался вручить ее шведскому королю тогда, когда одержит над
ним победу. После Полтавского сражения, хотя Карлу и Мазепе удалось
бежать в Турцию, он устроил пир и поднял тост в честь "учителей шведов",
на что генерал Реншильд буркнул:"Хорошо же отблагодарили вы своих
учителей!" Зато чтобы опозорить изменника Мазепу Петр прибегнул к поистине
языческому ритуалу. Перед собранием казачьих старшин "над персоною
(чучелом - Ред.) бывшего гетмана Мазепы следующим образом уничтожение
учинено,- писал вице-канцлер Гаврила Головкин.- Вначале его диплом от
его царского величества изодран; от его светлости князя Меншикова и от
меня, кавалеров ордена Святого Андрея, с персоны сей орден снят. Герб
его от ката ( Карла XII - Ред.) изодран и истоптан, его
сабля...переломлена,...и напоследи помянутая его персона на виселицу
повешена". Только Петр мог так унизить своих противников, чеканя в честь
шведского короля медаль, чтобы произвести впечатление в европейских
столицах, и вешая чучело запорожского князька Мазепы для назидания
суеверным русским.
Дипломатом Петр I был выдающимся. В его арсенале средств были все
классические приемы, которые Петр легко в нужный момент забывал и
перевоплощался в загадочного восточного царя, неожиданно начинавшего
целовать в лоб ошеломленного собеседника, сыпать народными присловьями,
ставившими в тупик переводчиков, или внезапно прекратить аудиенцию, как
персидский шах, сославшись на то, что его ожидает жена! Внешне
искренний и доброжелательный, Петр, по мнению европейских дипломатов,
никогда не открывал своих истинных намерений и поэтому неизменно добивался
желаемого.
Петр никогда не преувеличивал своих полководческих способностей, после
Нарвы предпочитая командовать лишь своим Преображенским полком, а армию
доверяя профессиональным полководцам. Он, в совершенстве зная основы
кораблевождения, не брался командовать всей эскадрой, поручая это
Апракину, Голицыну и даже Меншикову. Страха в бою он никогда не
показывал. Когда адмирал Крюйс во время похода на Гельсингфорс в 1713 году
упрашивал Петра I сойти на берег ввиду опасности встретить там шведский
флот, царь с улыбкой ответил:"Бояться пульки - не идти в солдаты" и остался
на флагманском корабле. На упрек Меншикова, что царь не бережет себя,
лично спасая тонущих в ледяной воде во время наводнения в Петербурге, он
сказал, что "за мое Отечество и людей жизни своей не жалел и не жалею".
3. Заключение.
По масштабу интересов и умению видеть главное в проблеме Петру I
трудно найти равного в российской истории. Сотканный из противоречий,
император был под стать своей огромной державе, которую он словно
гигантский корабль выводил из тихой гавани в мировой океан, расталкивая
тину и пни и обрубая наросты на борту.
ЛИТЕРАТУРА
1. История СССР с древнейших времён до конца XVIII века. Под ред.
Б.А.Рыбакова. М., Изд-во “Высшая школа”, 1975.
2. Соловьёв С.М. “Чтения и рассказы по истории России”, М., Изд-во
“Правда”, 1989.
3. Ключевский В.О. “Исторические портреты”, М., Изд-во “Правда”, 1991.
4. Сыров С.Н. “Страницы истории”, М., Изд-во “Русский язык”, 1983.
5. Павленко Н.И. “Пётр I и его время”, М., Изд-во “Просвещение”, 1989.
Страницы: 1, 2
