В.В. Путин
Приход к власти Владимира Путина ознаменовал начало нового этапа в
российской политической жизни. С формальной точки зрения изменения не столь
значительны. Более того, сохранилась прежняя правящая партия, состав
властной коалиции претерпел сравнительно незначительные изменения. Не
приходится говорить и о серьезной смене политического курса. Активно
звучащие сейчас «державные» нотки появились в официальных заявлениях еще с
1994 года. Как и в 90-е годы, исполнительная власть декларирует
приверженность экономическим реформам.
Тем не менее, происшедшие за последний год перемены настолько очевидны, что
есть все основания говорить о наступлении новой политической эпохи. Речь
идет не о серьезном реформировании самих властных институтов или курса, а о
радикальном преобразовании контекста, в котором действует президент России.
Хотя Путин на словах признает принципы разделения властей, главный его
девиз: «Государство – это я». Национальные и государственные интересы
полностью отождествляются с интересами президента, а попытки оппонирования
ему фактически воспринимаются как «антигосударственные». Такой подход был
характерен для Бориса Ельцина в период 1994-98 годов, однако он носил
больше декларативный характер и не был реализован на практике. Действия
Путина оказались более успешными. Прежде всего, речь идет о «приведении в
повиновение» законодательных органов власти (Государственной Думы и Совета
Федерации), а также об ограничении властных претензий региональной элиты.
Победы сопутствовали Путину отнюдь не во всех начинаниях: нередко власть
отказывалась от заявленных намерений или шла на компромисс. Однако главная
тактическая задача оказалась решена. В политической жизни страны была
создана своеобразная атмосфера управляемой нестабильности. Оказалась
поставлена под сомнение судьба едва ли не всех институтов, никто из
политиков не застрахован от административного давления со стороны
исполнительной власти или правоохранительных органов, периодически
муссируются слухи об отмене выборов губернаторов, продлении президентских
полномочий до семи лет. Это еще не значит, что государство стало сильнее:
запас прочности президентской власти базируется на популярности
руководителя страны (беспрецедентной со времени смерти Сталина), высоких
мировых ценах на нефть и панических настроениях среди элиты, не способной
отмобилизоваться для противостояния главе государства. В одиночку же никто
из политиков не рискует «испытывать на прочность» силу путинской власти: в
некоторых случаях (особенно на региональном уровне) наблюдается лишь
саботирование кремлевских инициатив, сопровождающееся подчеркнутой
демонстрацией лояльности федеральному Центру.
Фактическое отсутствие оппозиции Путину породило среди части комментаторов
предположения о “конце политики в России”. По их мнению, исход возникающих
конфликтов заранее предрешен в пользу Кремля, сопротивление президентским
инициативам порой бессмысленно. Формально определенная логика в подобных
доводах есть. Но это лишь поверхностный взгляд. В российской политической
жизни по-прежнему сохраняются основы для острейшей конкурентной борьбы.
Во-первых, внутри правящей коалиции борются несколько групп - “петербуржцы”
во главе с Сергеем Ивановым, “реформаторы” во главе с Анатолием Чубайсом,
“семья” (или “старомосковская” группа) во главе с Александром Волошиным.
Сам Путин, несмотря на очевидную близость к “петербуржцам” и отчасти к
“реформаторам”, поощряет эту борьбу. Президент не готов полностью
игнорировать интересы “Семьи”, к тому же он рассчитывает, что,
противоборствуя между собой, конкурирующие “кланы” будут обращаться за
поддержкой к президенту, что будет подчеркивать политический вес Путина –
на его прерогативы в такой ситуации никто посягать не станет.
Во-вторых, нынешняя расстановка сил базируется на относительном финансовом
благополучии: экономический рост после девальвации и приток нефтедолларов
создали определенный запас прочности. Исполнительная власть способна
удовлетворить аппетиты основных лоббистских групп. Но эффект от девальвации
постепенно исчерпывается, а мировые цены на нефть идут вниз. Рано или
поздно президенту и правительству придется пожертвовать интересами части
претендентов на “бюджетный пирог” (поскольку имеющихся в распоряжении
власти ресурсов всегда недостаточно для удовлетворения аппетитов всех
претендентов на них). Естественно, лоббисты, за которыми стоят крупные
отрасли и регионы, попытаются принять ответные меры, дабы
продемонстрировать Кремлю и правительству свою значимость.
В-третьих, продолжается борьба вокруг формулирования политического курса
исполнительной власти. Линия поведения Путина эклектична и включает в себя
элементы различных – подчас противоречащих друг другу – стратегий. Судя по
многим признакам, российский президент не намерен делать окончательный
выбор в пользу какого-либо из сценариев, провоцируя тем самым конкуренцию
между приверженцами разных программ.
Поэтому речь идет не о том, продолжается ли в России политическая борьба, а
о том, в какой форме она идет – публичной или кулуарной. За прошедший год
усилиями Кремля накал политической борьбы заметно снизился. Исполнительная
власть, стремясь продемонстрировать обществу и элите свою силу, предприняла
значительные усилия по нейтрализации оппозиционных сил, а также
негосударственных масс-медиа. Это было обусловлено как слабостью оппозиции,
так и присущей многим высшим чиновникам уверенностью, что нейтрализация
публичных политических институтов укрепляет властную вертикаль. Как
представляется, вскоре высшим руководителям страны предстоит убедиться в
ошибочности такой точки зрения. Более того, исполнительная власть вынуждена
будет признать необходимость публичной конкуренции. Формальным поводом к
этому может стать особая роль, которую придают политическим свободам
западные партнеры России (не случайно, например, Путину придется постоянно
делать оговорки о приверженности свободе слова). Однако для этого есть и
внутренние причины. “Кулуарная” борьба не только стимулирует коррупцию
среди госаппарата, делает для высших чиновников ситуацию в стране
непрозрачной, что ведет к принятию неверных решений. Ярким примером этого
может служить ситуация с губернаторскими выборами. Импульсивно центральная
власть хотела бы перейти к практике назначения губернаторов, однако ей
приходится признать, что местные выборы играют роль важнейшего и
уникального индикатора положения в регионе.
Исторические аналогии
Большая часть комментаторов, оценивающих политическую ситуацию в России,
избегает аналогий между сегодняшним положением в стране и историческим
опытом - за исключением разве что излюбленных, но, как правило,
малопродуктивных и не адаптированных к местным условиям споров о
возможности «русского Пиночета». Причины этого кроются как в широко
распространенном восприятии «эпохи Путина» как уникальной, так и в
неготовности общества осмыслить опыт истории России XX века. Недооценивать
значение задачи «вписывания» нынешней ситуации в общеисторической контекст
вряд ли следует. Человеческий ум привык мыслить аналогиями – это относится
не только к наблюдателям, но и к политикам, которые зачастую принимают
решения, опираясь на собственные представления (порой мифологические) о
своих предшественниках.
В редких дискуссиях об исторических корнях нынешней ситуации вспоминают об
эпохе «раннего Брежнева» (вторая половина 60-х годов), когда наряду с
признаками робких экономических реформ происходило постепенное
«замораживание» политических свобод, а во внешней политике имел место рост
агрессивных настроений со стороны Советского Союза. Иногда предпринимаются
попытки сравнить «раннего Путина» с «ранним Сталиным».
Правда, не все подобные сравнения выглядят в пользу Путина. Так, Брежнев
обеспечил себе прочные позиции, уступив значительную часть власти местным
политическим элитам. Итогом нараставших в период брежневского правления
внутренних противоречий стали дезинтеграция страны, острейший экономический
кризис и поражение Советского Союза в «холодной войне». Сравнения со
Сталиным при некотором кажущемся сходстве все же довольно поверхностны.
Путь Сталина к власти сопровождался колоссальным перенапряжением власти,
жесточайшими мерами в политике и экономике. Пока Путин не демонстрировал
готовность к подобным шагам (эффективность которых, впрочем, тоже не
гарантирована). Наоборот, компромиссность шагов российского президента
породила среди части экспертов убеждение, что Путин относится к категории
людей, не способных сказать «нет». К тому же не стоит преувеличивать
эффективность сталинской модели управления (например, в период второй
мировой войны государству пришлось идти на заметные послабления и в
экономике, и в идеологии).
Значительно реже говорят об опыте «борьбы за укрепление государственности»
90-х годов. На рубеже 1990-91 годов советское руководство во главе с
Михаилом Горбачевым сделало попытку остановить дезинтеграцию страны с
помощью силовых структур. Этот шаг, доведенный до логического конца в
августе 1991 года (правда, уже без участия Горбачева) лишь стимулировал
распад страны – республики, испугавшись внезапных радикальных шагов со
стороны Москвы, в спешном порядке провозгласили независимость. Второй –
более близкий по времени, хотя и менее катастрофический – сценарий
«укрепления государства» реализовывался в 1994-95 годах. После того, как
