комитет под председательством графа Н.И. Салтыкова, председателем
Государственного совета и Совета министров, провёл своё заседание. Итогом
заседания комитета явилось единогласно принятое постановление, в котором
было записано: «…Рассуждая, что назначение общего главнокомандующего
армиями должно быть основано, во-первых, на известных опытах в военном
искусстве, отличных талантах, на доверии общем, а равно и на самом
старшинстве, посему единогласно убеждаются предложить к сему избранию
генерала от инфантерии князя Кутузова». На следующий день управляющему
департаментами Военного министерства князю А.И. Горчакову было поручено
доложить императору решение чрезвычайного комитета. 7/9 августа Кутузов был
приглашён на Каменный остров для аудиенции у государя. Александр I,
«заглушив свои личные чувства», с любезным выражением принял Кутузова и
сообщил о своём решении назначить его главнокомандующим всеми действующими
против Наполеона армиями. 17 августа 1812 года в письме Ф.В. Ростопчину,
московскому военному губернатору, М.И. Кутузов пишет:
«…Не решён ещё вопрос, что важнее – потерять ли армию или потерять
Москву. По моему мнению, с потерею Москвы соединена потеря России…»1
Решение дать генеральное сражение было принято М.И. Кутузовым 19
августа в Старой Деревне, о чём он пишет в донесении Александру I:
«…в состоянии буду для спасения Москвы отдаться на произвол
сражения, которое, однако же, предпринято будет со всеми
осторожностями, которых важность обстоятельств требовать может».2
Главнокомандующий ищет место для сражения:
«…местоположение (армий) нашел я по обозрению моему для сражения
весьма невыгодным».3
Из-под пера Кутузова выходит множество писем о пополнении войск, об
укомплектовании 1-й и 2-й Западных армий резервными полками,
сформированными М.А. Милорадовичем, о выступлении войск к Можайску, так как
перегруппировка армий и их пополнение было первостепенной задачей.
«Я, слава богу, здоров, мой друг, и питаю много надежды.
Дух в армии чрезвычайной, хороших генералов весьма много.
Право, недосуг, мой друг. Боже благослови детей.
Верный друг Михайла Г[оленищев]-Кутузов».4
Хороших генералов было много, но, как пишет академик Е.В. Тарле: у
Кутузова 19 августа под командованием фактически было две армии, Багратиона
и Барклая, а ещё три армии: Тормасова, Чичагова и Витгенштейна,– находились
под повелением царя. Отсюда увещевательная и уговаривающая интонация писем.
Вот что он пишет Тормасову:
«Вы согласиться со мной изволите, что в настоящие критические для
России минуты, тогда как неприятель находится в сердце России, в
предмет Действий ваших не может уже входить защищение и сохранение
отдаленных наших Польских провинций».5
Этот призыв остался гласом вопиющего в пустыне: армию Тормасова
соединили с армией Чичагова и отдали под начальство Чичагова. Чичагову
Кутузов писал:
«Прибыв в армию, я нашел неприятеля в сердце древней России, так
сказать под Москвою. Настоящий мой предмет есть спасение Москвы самой,
а потому не имею нужды изъяснять, что сохранение некоторых отдаленных
польских провинций ни в какое сравнение
с спасением древней столицы Москвы и самих внутренних губерний не
входит».6
Между тем, Кутузов прибыл в деревню Михайловка, где и обосновал свою
новую главную квартиру (прежняя была в Старой Деревне). Из письма,
написанного им 20 августа генералу от кавалерии Александру Петровичу
Тормасову, становится ясной причина столь неожиданной смены
месторасположения главной квартиры. Оказывается, прибыв к армиям, Кутузов
нашел их в отступлении у Гжатска, а, чтобы дать генеральное сражение
Наполеону, русским войскам требовалось значительное подкрепление со стороны
Москвы и Петербурга, да, к тому же, русские нуждались в срочной перевозке
из армии больных и раненых, которых было более 8000 (из письма Кутузова
Ф.В. Ростопчину). Таким образом, генерал-фельдмаршал решил продолжать
отступление, пока неприятельская армия не станет лишь немногим превосходить
русскую. Посему Михаил Илларионович планировал дать генеральное сражение
Наполеону только близ Можайска. Михаил Илларионович в столь ответственный
момент нашёл возможность обратиться к жителям Смоленской губернии:
«…Вы исторгнуты из жилищ ваших, но верою и верностию сердца ваши
связаны с нами священными, крепчайшими узами единоверия,
родства и единого племени. Враг мог разрушить стены ваши, обратить в
развалины и пепел имущества, наложить на вас тяжкие оковы, но
не мог и не возможет победить и покорить сердец ваших. Таковы
россияне!..»7
Видно, что он восхищён стойкостью и мужеством смолян…
Прочитав все письма Кутузова, написанные им до 23-его августа
включительно, стоит сказать, что величайший полководец рассматривал все
возможные варианты при выборе места для генерального сражения, даже хотел
сначала дать неприятелю сражение близ Колоцкого монастыря, но всё-таки
остановился на позиции при Бородине.
25 августа главнокомандующий русскими армиями обращается к Александру I
о сближении с противником и бое при Шевардине, который можно с уверенностью
назвать «предисловием» к Бородинской битве. В письме царю России Кутузов
пишет в основном о ходе событий и о позициях армии; также Михаил
Илларионович обещает Александру прислать списки отличившихся в ходе боёв
при Шевардине, которые, по словам Кутузова, заслуживали внимания Его
императорского величества. Вскоре он пишет и своей жене:
«Я, слава богу, здоров, мой друг. Три дни уже стоим в виду
с Наполеоном, да так в виду, что и самого его в сером сюртучке
видели.
Его узнать нельзя как осторожен, теперь закапывается по уши. Вчерась
на моём левом фланге было дело адское: мы несколько раз прогоняли и
удержали мест, кончилось уже в тёмную ночь. Наши делали чудеса,
особливо кирасиры, и взяли
французских пять пушек.
Детям благословение.
Верный друг Михайло Г[оленищев]-
Кутузов».8
Таким образом, 25 августа над Бородинским полем уже всё дышало
предстоявшим сражением, которое Кутузов впоследствии в письме Александру I
назовёт самой кровопролитнейшей баталией из всех тех, которые в тогдашних
временах были известны.
«…Сей день пребудет вечным памятником мужества и отличной храбрости
российских воинов, где вся пехота, кавалерия и артиллерия дрались
отчаянно. Желание всякого было умереть на месте и не уступить
неприятелю. Французская армия под предводительством самого Наполеона,
будучи в превосходнейших силах, не превозмогла твёрдость духа
российского солдата, жертвовавшего с бодростию жизнью за своё
отечество».9
Сгоряча главнокомандующий пишет письмо Ф.В. Ростопчину после
Бородинского сражения, в котором говорит о возобновлении сражения с
рассветом.
Там не было ни победивших, ни побеждённых, обе армии понесли огромные
потери:
«…по показанию пленных неприятель потерял убитыми и ранеными
42 генерала, множество штаб- и обер-офицеров и за 40 тыс. рядовых;
с нашей стороны потеря состоит до 25 тыс. человек,
в числе коих 13 генералов убитых и раненых…»10
(из донесения Кутузова Александру I о сражении при Бородине; Документ не
датирован)
Тем не менее, русская армия осталась в полном боевом духе и могла бы
продолжить сражение и 27 августа, если бы не было таких больших потерь
среди рядовых, офицеров и генералов, а посему Кутузов и принял решение
отступить за Можайск.
Из последующих писем Михаила Илларионовича видно, что великий
главнокомандующий продумывал свои действия наперёд, ведь уже на следующий
день после Бородинского сражения М.И. Кутузов в одном из своих писем
сообщает Ф. В. Ростопчину о намерении дать сражение под Москвой и
необходимости пополнить армию войсками, артиллерийскими орудиями, снарядами
и лошадьми. Конечно, Кутузов потом ещё не раз изменит своё решение… Однако,
время летело очень быстро, враг стремительно двигался к столице России.
Поэтому у Кутузова возникла срочная необходимость принять окончательное
решение о занятии армией определённой позиции. И 1-го сентября 1812 года из
деревни Фили Михаил Илларионович Кутузов наконец сообщает Ф. В. Ростопчину
об оставлении Москвы.
О причинах, послуживших основанием для оставления Москвы, М.И. Кутузов
более подробно пишет в донесении Александру I от 4 сентября и ещё позже в
письме к Д.П. Трощинскому от 28 октября 1812 г. Главной причиной М.И.
Кутузов считал необходимость оторваться от армии Наполеона и выиграть время
для пополнения армии и подготовки её к переходу в контрнаступление.
Избрание М.И. Кутузовым рязанского направления в качестве пути отступления
армии вызвало всеобщее недоумение. Положение разъяснилось только лишь 4
сентября, когда армия внезапно повернула на запад и стала совершать
знаменитый фланговый марш.
Немало потрясений испытал Кутузов и помимо сражений: во-первых, М. Б.
Барклай-де Толли, изъясняя в рапорте увеличившуюся в нём болезнь, «просил о
увольнении его от исправляемой им должности», а, во-вторых, из письма
Кутузова Б. А. Голицыну видно, что какое-то время капитан Ефимович
