О неразрывности онтологии и эпистемологии
О неразрывности онтологии и эпистемологии
А. Кудлай
Любое заявление о существовании чего-либо упирается в эпистемологическую проблему: Как ты знаешь, о том, существование чего утверждаешь?
Если же ты откладываешь проблему знания напотом, то можно сразу начать сомневаться в предмете твоего утверждения, а также и вообще в твоей способности смыслового общения. Ведь если ты не знаешь или плохо знаешь то, о чем говоришь, то чего тебя слушать? Чтобы набираться самим незнания или плохого, ненадежного знания?
То, что мы знаем об объекте, есть всегда не сам объект, а его И Д Е Я, некая ментальная форма. Ее мы выражаем, представляем себе и передаем другим, тогда как сам объект, если он вообще существует (что еще надо доказать), продолжает оставаться тем, чем он и был до начала нашего рассмотрения его идеи и постепенной передачи ее в символах другим.
Идеи, составляющие единственный предмет знания, могут быть о чем угодно, о предметах, о чувствах, об ощущениях, о душе, о природе, о Боге… Мы знаем, что выраженные идеи могут возбуждать чувства, переживания, ощущения, как если бы мы сами имели описываемые опыты, хотя не все идет одинаково гладко. И разного рода описания вызывают разной остроты восприятия в разных слушателях.
Однако может быть это проблема техническая, а не сущностная, ведь продолжаем же мы общаться, учить детей, писать инструкции пользования вещами, описывать технические характеристики их для целей производства, ремонта и сравнительного ценообразования. Также, даже проблемы душевных соотояний описываются психологами друг для друга, публики, пациентов и их собственных студентов. Религиозные же люди передают друг другу идеи своего учения для осуществления их религиозных целей. Мистики тоже пишут книги и наставляют учеников с известной долей успеха. Все это позволяет надеяться, что проблема передачи теоретического знания для вполне практических целей в принципе является проблемой Т Е Х Н И Ч Е С К О Й, от слова технэ – ремесло, искусство, т.е . это то, что можно усовершенствовать. И действительно существуют даже педагогические институты и факультеты, где профессионально пытаются научиться и научить учить, т.е. передавать знания о вещах, состояниях и процессах, или развертывать идеи последних.
Как справедливо заметил Аристотель, мы создаем вещи обычно из
1) материалов, 2) вкладывая физическое усилие, 3) по определенной технологии, и 4) при наличии определенной конечной цели.
Последние два условия создания, или производства, вещей являются исключительно ментальными, тогда как первые два – по крайней мере ментальны- по-форме, т.к. мы передаем их ИДЕЮ. Т.е. мы имеем идею материала из которого будем делать вещь, и идею труда, который будем прилагать к тому материалу.
Сейчас мы даже знаем, что технологии позволяют нам создавать разные материалы и разные способы трудиться, которые могут быть даже почти полностью автоматизированы. Это значит, что даже самые казалось бы малоидейные части производственного процесса становятся все более насыщены технологией, а значит и идеей, т.к. первая всегда продумана. Мне кажется, можно поставить вопрос: “А не сводится ли в конечном счете материальная причина и действенная (актуальная) причина производства к чистой идее?” Чем больше мы знаем о материи и энергии (т.е. созерцаем их развернутую идею), тем более беспрепятственно оперируем ими и даже создаем их.
Однако показать это достаточно убедительно до самых истоков все еще является задачей грандиозной!
Мы знаем, что частично придумываем мир, но еще не знаем можем ли придумать его полностью!
Сам индуктивный метод науки был придуман дедуктивно. А уж вера в него и вообще есть усилие человеческой духовности, любовь к априорной идее приоритета идеи материи над идеей вообще!
Что такое материя как не определенная система организации других определенных систем, которыми можно манипулировать при достаточном знании, или идее этих структур? И что такое современная наука, как не стремление к такому знанию этой идеи и такой продуманной манипуляции?
Что мы собственно утверждаем, когда говорим: «Материя существует первично, а идея вторично”, или “Бытие первично, а знание вторично”?
Мы знаем материю или бытие только как идею – это по определению знания: знание есть идея. Таким образом предыдущее утверждение точнее формулируется как: “Идея материи существует первично, а идея вообще вторично” и “Знание бытия первично, а знание вторично”. Что же мы хотим выразить этой несуразностью? Только нашу веру в то, что идея идеи материи или идеи бытия есть нечто иное чем идея вообще, или частное есть нечто иное чем общее, или яблоко есть нечто иное чем яблоки. Это просто плохой язык!
Я отказываюсь вообще понимать такую речь. И сомневаюсь, что ее понимает и сам говорящий, т.е. что она вообще несет какой-либо смысл, кроме иллюстрации недуга человеческих пристрастий и вер, в то, что невыразимо.
Вера в идею, выраженная как идея, о том, что идея бытия лучше идеи (чего угодно, включая, естественно, и идею бытия) есть просто некое патологическое состояние омраченной (озабоченной) души, которая пытается выкрикнуть свою неосознанную боль словами, которые сама не понимает.
Такое занятие не принадлежит области философии, но скорее области психиатрии, где говорящий может, к тому же, играть роль только пациента, который нуждается не в смысловом ответе на бессмысленное бормотание, а скорее в участливом тоне, спокойной эмоциональной поддержке, разделении его состояния души кем-то в более устойчивым, положительным состоянием, что ведет к облегчению, подобно объятию матери, утешающей свое дитя. Дитя нуждается в приятии всего его целиком (со всеми бормотаниями и всхлипываниями), ему нужна целительная любовь, а не объяснение с указанием на смысловые ошибки. Последнее может восприниматься как диссонанс и вызывать большее раздражение, что приведет к большим слезам и бормотанию дальнейших бессмыслиц с упреками. И мать обычно говорит: ”Да, да, конечно, ты хороший, любимый …”
Умиляясь картине этого общения ребенка и матери или пациента и психиатра, я всеже считаю, что всему есть свое место и приличие. И, возвращаясь к своим занятиям философией, продолжаю обращаться лишь к тем, кто уже закончил сеанс дорогого общения с близкими и успокоился до состояния, когда его уже не надо утешать, но можно просто поговорить о вещах и идеях.
В этом случае боюсь, что должен сказать, что первое и второе (на достаточно глубоком уровне) суть одно и тоже. Я не могу помыслить вещь без идеи, т.к. само мышление есть идеация. Из этого также следует, что этого не может сделать никто! Нельзя помыслить бытие до идеи, т.к. это будет лишь очередная идея идеи, которая должна еще предшествовать идее, где и предшествовать также относится к идее (в данном случае идее времени). Мы не можем вырваться за пределы идеации конструируя любые теории, не можем говорить о том, что за пределами мысли. Не можем утверждать, что онтоЛОГИЮ можно оторвать от епистемоЛОГИИ, т.к. обе они связаны сущностно Логосом, вне которого нет никакого знания, и говорить вообще не о чем.
_______________________________________________
* Если нам говорят, что бытие предшествует идее, то что же это, о чем нет еще никакой идеи, знания и т.п.? На этот вопрос говорящий не может дать никакого ответа, иначе можно сказать что он имеет все же идею о пред-идейном, что само-противоречиво. Отсюда следует, что если он не может ничего сказать о пред-идейном бытии, то и говорить не надо, что оно существует – ведь если скажешь, что оно существует, это тоже некая идея о пред-идейном и потому самопротиворечиво, или нелогично!
**Как же можно посоветовать ответить на недоумение о вещи, идеи вещи, человеческих идеях вещей и Слове, которое было плотью?
Вещи – это завершенные комплексные идеи (определенного типа) Космического или Абсолютного Разума. Идеи человеческие же – это обычно незавершенные, недоразвитые идеи, которые лишь стремятся к полноте и точности, достигая идеала частично и тогда становясь более могущественными, верными, логичными, вещественными (если это идеи о физических вещах). Могут быть также идеи об идеях структурных, взаимосвязях, законах, имеющих к вещам лишь отдаленное отношение. Как указал Кант, могут быть идеи чистые, делающие возможным само человеческое понимание мира, когда сами они не базируются на вещах, но, по смыслу, предшествуют любому человеческому пониманию, опыту. Материя в конечной инстанции есть идея Разума, а материальный мир, как справедливо указал Гегель, есть развитие идеи в Абсолютном Разуме. Человеческое же мышление есть деятельность, воспроизводящаая и отражающая элементы космического, в идее отдельного и общего. Человек, будучи тем, кто он есть, сочетанием идеи ограниченного, единичного, и безграничного, общего, всегда стремиться преодолеть первое и реализовать второе. Когда же Слово было плотью…, второе было реализовано в первом непротиворечиво и напряжение снято в одном из множества случаев, однако по отношению к другим случаям это еще оставалось реализовать, поэтому напряжение существовало для них.
