«Родители» и «нечистые»
Умершие делились на две категории. Это "чистые" покойники, умершие естественной смертью: от болезни, старости, - их называли обычно, безотносительно к возрасту и полу, родителями; другая – "нечистые" умершие ( мертвяки, заложные), те, кто погиб неестественной, насильственной или преждевременной смертью: убитые, самоубийцы, утопленники, опойцы (те, кто умер от пьянства), колдуны. Отношение к этим двум категориям умерших было также различно: "родителей" почитали, смотрели на них как на покровителей семьи, а "мертвяков" боялись и старались обезвредить.
Если покойник, по народным верованиям, был чем-то обделен во время похорон (например, не был соблюден обычай обязательной жертвы ему), то он "не простит, а свое возьмет". "В быличке рассказывается, что когда умер отец, бычка по традиции не закололи – тощий он был после зимы ошло то подавится скотина, то сдохнет"
Поминальный пир
Поминальный пир, в котором возлиянию (поливанию) отводилась одна из основных ролей, был известен почти всем народам мира. Для славянских язычников, если следовать рассказам "Повести временных лет", было характерно его совершение как до, так и после погребения (тризна).
Возлияние до погребения служило, по-видимому, символом скорого неизбежного перехода в мир иной. У угорских словенцев, когда человек умирал, ему лили на лицо воду. Во многих местах Старой Руси умирающего омывали заживо, что должно было способствовать легкому и безболезненному переходу в из жизни в смерть.
Если сведения о допогребальном языческом возлиянии отрывочны и не до конца прояснены, то представления о посмертной жертве мертвому в форме погребального пира сохранились значительно полнее. Поминальный пир, который совершался после погребения был многоплановым по своей сути. Цель языческой тризны состояла в необходимости отогнать злые силы от живущих.
Благодаря сохранившемуся описанию погребальных обрядов, радимичей, вятичей, северян, кривичей, сделанному в свое время Нестором, мы располагаем достаточными сведениями. "Б. А. Рыбаков в статье "Нестор о славянских обычаях" воспроизводит и комментирует текст Нестора. Понятие "тризна" сводилось к представлениям о боевых играх, ристаниях, т. е. Особых обрядах, призванных отогнать смерть от оставшихся в живых, демонстрировавших их жизнеспособность".
Таким образом, языческую тризну нужно рассматривать прежде всего как оберег. Если допогребальные возлияния должны были облегчить переход в "новую" жизнь (и служили символом этого перехода), то послепогребальная тризна способствовала тому, чтобы уберечь живущих от злого влияния мертвых. Со временем обе формы объединились в послепогребальный поминальный пир.
Земля, что рожает, была для древнерусского народно-языческого сознания, "доподлинной матерью" ей и мертвым (тем для кого земля стала новым домом) приносились жертвы. Обрядовая устойчивость "кормления" мертвого и творимых в его честь возлияний, сохранение цели ритуала (дух мертвого нужно задобрить, чтобы получить от него желаемое) характерна для славян. "В "Повести временных лет" под 983 г. рассказывается о жертвоприношениях в Киеве: "И сказали старейшины и бояре: "Бросим жребий на отроков и девиц, на кого падет он, того и зарежем в жертву богам".
Обряд «мнимых» похорон
Существовали также обряды "мнимых" похорон, которые часто выполняли матери у которых болело дитя. Обряд часто заключался во вхождении в контакт со смертью. Этот контакт осуществлялся в разных формах – это могло быть охраняющее действие, слово или песня. Оберег возник как следствие более раннего оберега от злого влияния, которое способно оказать существо, находящееся в стадии "перехода". Страх перед вредоносной силой новорожденного вызвал к жизни самые различные формы противодействия этой силе.
Священный характер имела пляска смерти и ритуальные танцы вокруг нее. Танцуя у колыбели умирающего ребенка, мать вступает в контакт со смертью, отгоняет и убивает ее. У белорусов в момент приступа родимца "мать покрывает дитя белым покровом и, держа над ним зажженную свечу, курит ладаном. Устраивается обстановка, при которой кажется, что кто-то скончался.
Еще со времен пастушеского быта и вплоть до принятия христианства наиболее распространенной формой погребения было курганное.
Хороня умерших, славяне клали с мужчиной оружие, конскую упряжь, убитых коней, собак, с женщиной клали серпы, сосуды, зерно, убитую скотину и домашнюю птицу.
Тела умерших возлагали на краду (костер), веря, что с пламенем их души попадут сразу в небесный мир.
Когда хоронили знатного человека, вместе с ним убивали несколько его слуг, причем только единоверцев – славян, а не иноземцев.
Вслед за умершим супругом отправляли и одну из его жен – ту, которая добровольно соглашалась сопровождать мужа в загробный мир.
Готовясь к смерти, она наряжалась в лучшие одежды, пировала и веселилась, радуясь будущей счастливой жизни в небесном мире.
Во время погребальной церемонии женщину подносили к воротам, за которыми на дровах, лежало тело ее мужа, поднимали над воротами, и она восклицала, что видит своих умерших родичей и велит поскорее вести ее к ним.
Похороны завершались стравой – пиром-поминками и тризной – воинскими состязаниями.
И то и другое символизировало расцвет жизни, противопоставляло живых – умершим.
Обычай обильного угощения на поминках дожил до наших дней.
Обряд соумирания.
Обрядовое соумирание жены с мужем понималось языческими народами как вторичное вступление в брак через смерть. По данным советских археологов, у восточных славян обычай сжигать вдов на погребальном костре существовал начиная со II – III в. н.э. Ряд арабских и византийских источников свидетельствуют об устойчивости этой брачной нормы в мире славянства: в 6-10 вв. вступление девушки в брак означало для нее и обязанность умереть вместе с мужем даже в случае его ранней смерти.
"По обычаям многих народов, славян в том числе, покойника хоронили в венчальном платье. Этот факт в современном историко-этнографическом Атласе канонизирован четким указанием – "в чем венчали – в том и хоронят". Вдова в подвенечном платье сопровождала умершего до могилы, где и исполняла "танец смерти", или "танец невесты". Для языческой погребальной обрядности похоронный танец вдовы представляет собой явление типологическое. Венгерский ученый Ласло Фелфёлди, специально изучавший похоронные танцы, пришел к выводу, что "танец" вместе с пищей, напитками, музыкой является символом свободы покойного или покойной.
Веселье на похоронах (танец одна из его форм) так же, как и инсценированный разгул, играет особую роль. Смеху приписывалась особая магическая сила, которая должна была способствовать поднятию и усилению производительных сил природы и обеспечению уходящему новое возрождение, новое возвращение к жизни, воплощенное в любой новой форме.
Обряд обручения умершей подвергался как упрощению, так и одновременному переосмыслению, поскольку пришел в конце концов в соприкосновение с верой "в заложных покойников", то есть умершие до брака начинают преследовать живых, во избежании чего последние и прибегают к символическому венчанию покойников Этот охранительный смысл становится весьма актуальным именно тогда, когда акт сопогребания уже ушел в прошлое.
Завершающим этапом в этом трансформационном процессе оказался особо выделившийся обряд похорон молодых. Показательно, что именно этот обряд лучше всего и сохранился. Ограничение похорон как свадьбы только для незамужних было связано и с последующим изменением окружающих его представлений. Если раньше речь шла об удовлетворении инстинкта продолжения жизни в ином мире и потому покойному предоставлялось все, что он имел при жизни в том числе и жена, то теперь он должен был получить от жизни последние блага, взять с собой то, чем не сумел воспользоваться на этом свете. Смысловое ограничение похорон как свадьбы только для молодых вызывало еще большее, чем раньше, расширение свадебных атрибутов-символов и привело в конечном итоге к созданию полной инсценировки свадьбы на похоронах. Таким образом наиболее полный и красочный, основанный на достижении эффекта правдоподобия вариант похорон как свадьбы есть вместе с тем и один из наиболее поздних моментов в развитии начального ритуала соумирания.
Загробный мир
Чтобы попасть в языческий рай славян, не нужно было никакого искупления грехов и запаса добрых дел. Туда попадали все, независимо от образа жизни и социального положения. Славянский рай — это загробный мир вообще. У славян не было оппозиции рай — ад (место, где обитают души добрых, место блаженства — место, где находятся души злых, грешников, место мучений). Идея посмертного воздаяния у славян-язычников, видимо, еще была не развита. Единственным препятствием, из-за которого душа умершего могла не попасть в рай, являлось неисполнение родственниками или соплеменниками покойного надлежащих погребальных обрядов, и тогда душа его скиталась по земле.
Божеством мира мертвых у славян считался, по всей видимости, Велес. Он — пастырь душ умерших на вечнозеленых райских лугах .После крещения Руси христианская концепция рая как-то легко, безболезненно заместила собой прежние представления о загробном мире, может быть, в силу их разрозненности, бессистемности. Можно сказать, что христианское учение о загробной жизни на уровне народного сознания органично соединилось с древними языческими представлениями славян о загробном мире, дополнив их идеей посмертного воздаяния и изменив способ погребения.
Обряды, связанные с поминовением умерших
Первым звеном этой системы будут костры из соломы, зажигаемые весной, в интервале от 19 марта до 22 апреля (в зависимости от пасхального диапазона: 22 марта - 25 апреля) в "великий четверг" страстной недели, упомянутый Грозным. Разведение костров сопровождалось "кликанием мертвых", т. е. теми самыми действиями, которые приписывались Карне, богине погребального плача и причитаний. Этнографическими материалами подтвердилась даже такая упомянутая царем-этнографом деталь, как то, что четверговые костры разжигались "порану": на Севере, "чтобы заговорное слово было крепко, ходят в лес (в "великий четверг") до солнечного восхода за вересом или можжевельником... ранним же утром, до восхода солнца зажигают его на сковороде посреди избы на полу и все члены семьи скачут через этот огонь...".
Вторым звеном системы молений предкам была "родоница" (радуница), проводимая через 12 дней после имитации погребального костра, во вторник на фоминой неделе. Вторник - день ничем не примечательный и, по всей вероятности, здесь играл роль отсчет 12 дней от костра, а число 12 во всех магических операциях всегда связано с 12 месяцами солнечного года. Неясна этимология слова "родоница". Возможно, что первоначально оно было связано с "родичами", "дедами" и лишь впоследствии превратилось в радуницу. А может быть, этот термин как-то связан с небесным верховным богом Родом?
