С одной стороны, правосознание является необходимым созидающим фактором при формировании позитивного права. Во-первых, прежде чем получить выражение в юридических нормах, результатах деятельности правотворческих органов, определенные интересы и потребности людей проходят через волю и сознание индивидов, создающих правовые нормы. Сама система позитивного права является продуктом творческой реализации правосознания – в первую очередь правовой идеологии, но в определенной степени и правовой психологии законодателя. Законодатель не является обезличенной субстанцией, хотя имена авторов и традиционно скрываются в идеологических соображениях – законодатель является гражданином, обладающим собственным правосознанием, которое и проявляется в результатах его деятельности. Но, во-вторых, на законодателя прямо и косвенно воздействует и правосознание отдельных групп и индивидов, а также общественное правосознание. Как писал И.А. Ильин [10], «для того чтобы нормы положительного права подверглись обновлению и исправлению, необходимо, во-первых, чтобы люди в этом действительно нуждались (потребность в реформе), во-вторых, чтобы эта нужда была осознана (выяснение потребности), в-третьих, чтобы сложилось уверенное знание того, что именно и в какую сторону должно быть изменено (составление проекта реформы) и, наконец, в-четвертых, чтобы эта осознанная потребность могла бы побудить уполномоченных создателей права осуществить реформу (предложение, принятие и утверждение проекта)». Поэтому можно сделать вывод, что в уровне связи правосознания законодателя и общества и состоит потенциал эффективности позитивного права, уровень качества правовых норм, их соответствие потребностям общественного развития.
С другой стороны, правосознание является важнейшим фактором и, более того, первоосновой реализации позитивного права. Правосознание представляет собой, можно сказать, полигон для реализации позитивного права: оно может как осуществлять реализацию позитивного права, игнорируя недостатки законодательства, так и игнорировать позитивное право, не смотря на достоинства законодательства. Само по себе позитивное право не является самодостаточной основой права, правосознание и позитивное право появились одновременно, они взаимодействуют и обуславливают друг друга. От того, насколько система права учитывает общественное правосознание, зависит, в конечном итоге, не только его эффективность, но и жизнеспособность.
Наиболее ярко взаимосвязь правосознания и реализации позитивного права проявляется в переходные периоды, когда по тем или иным причинам меняется политическое и правовое устройство общества. В такие периоды довольно часто возникает несоответствие правовой идеологии и правовой психологии подавляющего большинства людей изменившейся реальности. Такие события неминуемо приводят к неадекватному поведению субъектов права, усугубляющему социально-психологическую дезадаптацию и дезориентацию общества в переходный период.
В российской истории только 20-го века общеизвестны неоднократные случаи таких диспропорций, выражавшиеся, как правило, в гипертрофированном развитии правовой идеологии, сопровождавшемся отставанием правовой психологии. Основная вина за такие события лежит на лицах, контролирующих проведение правовой реформы: правовая идеология является гораздо более восприимчивой к воздействию, нежели правовая психология. Вместе с тем, как уже отмечалось, инертность правового сознания имеет не только негативный характер, поскольку некоторые стереотипы правосознания (в частности, представления об иерархии нормативно-правовых актов, чувство уважения к закону) выполняют активную системосохраняющую роль, обеспечивая в определенной степени эволюционное правовое развитие.
Поэтому такую особенность правосознания и, в первую очередь, психологического правосознания, принципиально важно учитывать при изменении позитивного права. Как отметил В.В.Сорокин, «уважительное отношение к праву может выработаться, когда оно становится частью традиции и в течение длительного времени функционирует в относительно неизменном виде, аккумулируя инновации и развиваясь по пути общественного прогресса. Именно этого не хватает многим переходным правовым системам, которые пытаются решать задачи коренных преобразований посредством разрушения, а не приспособления и постепенного совершенствования правовых институтов» [18].
Приоритет эволюционного развития правовой системы и осуждение радикальных мер в этой сфере свойственны не только современным российским ученым-правоведам, в полной мере на себе испытавших их губительное воздействие. Такие мысли высказывались и ранее, например, Р. Лукичом; И.А. Ильин считал единственно верным путем ко всем реформам постепенное воспитание правосознания. В современной теории государства и права считается, что новые правовые взгляды должны не привноситься в общество «сверху», а быть объективным отражением назревших потребностей правового развития или, по крайней мере, укладываться в имеющееся правосознание, не противоречить ему радикально. Резкая смена правовых ценностей в условиях предшествующего долговременного их насаждения в обществе вызывает колоссальный социальный шок. Она имеет разрушительный характер и является не только и не столько положительной (устраняя отжившие реликты правосознания), сколько отрицательной, ставя под сомнение привычные духовные ориентиры - справедливость, равенство, свободу. А потеря таких ориентиров правосознания чрезвычайно опасна, поскольку ценностный вакуум в правосознании невозможен: в таких условиях он может заполниться убеждениями и чувствами, не согласующимися с правовой системой организации общества.
Таким образом, законодатель в ходе осуществления своей правотворческой функции должен учитывать не только требования юридической техники и изменения в правовой идеологии, но и реально существующие материальные и духовные потребности и интересы индивидов и социума. Вместе с тем, это не означает, что законодатель должен лишь регистрировать в позитивном праве реально сформировавшиеся особенности правосознания. Законодатель может и должен способствовать его формированию, осуществлять правовое воспитание, формируя органичную правовую культуру.
2. ОСОБЕННОСТИ ПРАВОСОЗНАНИЯ ПРИ ФОРМИРОВАНИИ ПРАВОВОГО ГОСУДАРСТВА В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
В современной государственной политической и правовой идеологии в России в качестве приоритетного направления избрана концепция правового государства, опирающаяся на систему базисных ценностей, сформировавшуюся в цивилизованных западных странах. Эта система предполагает индивидуальную свободу и личную ответственность, демократический характер отношений граждан и власти, понимание справедливости и равенства прежде всего как равенства возможностей, используемых гражданами преимущественно для повышения собственного благосостояния, и, соответственно, священный характер неприкосновенности частной собственности.
Такая система ценностей формировалась в западных странах на протяжении нескольких столетий и обусловлена историческими особенностями их политического устройства, религии и всей социальной и культурной организации общества.
Между тем, Россия в этом отношении традиционно отличалась от этих стран практически во всех аспектах. Безусловно, влияние западной культуры, начавшееся еще с конца 17-го века и достигнувшее в последнее десятилетие своего апогея, наложило свой отпечаток и на российскую самобытность, но не смогло ее полностью ассимилировать в силу инертности и преемственности общественного сознания. Даже после коренного перелома конца 20-го века российское общественное сознание обладает достаточно устойчивыми самобытными духовными стереотипами, определяющими понимание мира, способы жизнедеятельности, связь личности и общества, личности и государства.
Рассмотрим основные такие культурно-исторические и политико-правовые особенности российского самосознания, которые должны учитываться в процессе разработки правовой идеологии и формирования правового государства.
Наиболее, на взгляд автора, крупный пласт политических и правовых стереотипов в российском правосознании связан со структурой государственной власти и ролью личности главы государства.
Во-первых, глава государства в России традиционно не воспринимается как гражданин, как субъект права: на протяжении многовековой истории иерархия государственной власти строилась на безусловном и абсолютном подчинении всех индивидов какому-либо одному лицу (царю, императору, «вождю»). Это лицо олицетворяло всю правовую систему и могло «стоять» только над ней.
Если основа римского права состоит в совершенстве законодательства, естественного права – в признании прав и свобод граждан, то специфика российского правообустройства традиционно строилась на авторитете личности, олицетворяющей сильную и справедливую власть. Высказывается также мнение ([11]), что этот феномен связан с глубокой религиозной подоплекой российского правосознания, поскольку она имеет в основе также авторитет всесильного и справедливого Творца. Как известно, царь (император) в дореволюционной России выступал не столько как орган, институт власти, но как помазанник Божий.
В российской правовой действительности такая персонализация государственной власти характерна и до настоящего времени. Как следствие она ведет к централизации власти. История показывает, что самую высокую популярность имели именно те главы государства, которые представляли сильную централизованную власть. Децентрализация власти традиционно рассматривается как слабость государства, даже если такие процессы происходят под лозунгом демократии и либеральности.
Другим следствием этого феномена является структурное изменение государственной власти, отказ от принципа разделения властей. Конечно, на современном этапе этот принцип официально не отвергается, поскольку он заложен в Конституции РФ (ст.10). Однако на практике он не реализуется в полной мере. Особенностью российской правовой системы – как в царское время и в советскую эпоху, так и в настоящее время – является так называемое «указное право».
Этим термином подчеркивается то, что нормотворческая деятельность главы государства формирует правовую действительность без являющихся требованием государства правового характера особенностей, присущих нормотворческой деятельности законодательной власти, зачастую вступает с ней в противоречия и приводит к юридическим коллизиям. Чрезвычайно фундаментально и интересно эта проблема была исследована Лукьяновой Е.А. [12]. Ею было высказано несколько интересных мыслей, в частности то, что именно феномен указного права привел к вечной российской проблеме расширительного понимания закона и двойной трактовке термина «законодательство», что, как она действительно справедливо заметила, вносит серьезную путаницу в иерархию нормативных актов и приводит к проблемам в правоприменительной практике. Кроме того, по ее мнению, именно с целью обеспечения Президента РФ традиционно широкими правотворческими полномочиями главы государства и были допущены разработчиками Конституции РФ 1993 г. умолчания (пробелы) о «необходимости контрассигнации указов, об их недействительности без утверждения парламентом, о процедуре разрешения коллизий между законом и указом», что фактически обеспечило «условия для полного произвола указного права в России».
