Соответственно в работах клеймились все теории, несовпадающие с официальной концепцией. Разумеется, советские историки доказывали, что Парижская коммуна была пролетарским государством и все ее законодательство – социалистическим.
Точно в таком же духе выдержана «Парижская Коммуна 1871 года. Время, события, люди» (коллективный труд под редакцией А. И. Молока)[xxxv], чей первый раздел так и называется:
«Парижская Коммуна 1871 года – первый опыт диктатуры пролетариата». О законодательстве сказано очень кратко, всего лишь на 7 страницах (с иллюстрациями). Это просто констатация фактов плюс выводы-лозунги в духе ортодоксального марксизма-ленинизма.типа: «Отделив церковь от государства, Коммуна покончила с духовным угнетением масс»[xxxvi], «Декреты Коммуны ломали в интересах рабочего класса буржуазное социально-экономическое законодательство».[xxxvii]
«Парижская Коммуна и современность. (Государственно-правовые проблемы)» под редакцией А. И. Королева[xxxviii] вообще не дает практически никаких сведений, она бедна в смысле фактологии, так как основная ее цель – совместить утверждение «Коммуна – пролетарское государство» с учением классиков марксизма-ленинизма. В книге ставятся вопросы: «Была ли Парижская Коммуна государством? Можно ли рассматривать законодательство, созданное Коммуной, как социально пролетарское?» Разумеется, ответ дается положительный, но подкрепляются такие выводы не столько фактами, сколько цитатами классиков марксизма-ленинизма.
К тому же государству Коммуны как таковому отведено около 40 страниц. Остальное место занимают главы с такими названиями: «Значение опыта Парижской Коммуны для развития Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом учения о социалистическом государстве», «Опыт Коммуны и ленинское учение о Советском государстве», «Уроки Парижской коммуны и дальнейшее развитие марксистско-ленинистской правовой идеологии» и т. д.
Брошюрка в 48 страниц Мамута Л. С. «Парижская Коммуна – первое пролетарское государство»[xxxix] также чрезвычайно бедна в смысле фактологии, и весь анализ сводится не столько к доказательству сущности законодательства и государства Коммуны, сколько к доказательству закономерности образования СССР: «Парижская Коммуна 1871 года явилась первой (хотя и кратковременной) формой диктатуры рабочего класса. Республика Советов, рожденная в нашей стране в дни Октября, представляет собой следующую ее фазу».[xl]
Такова же по своей сути и «Парижская Коммуна и ее историческое значение» Н. А. Крашенинниковой[xli], и целый ряд других работ советского периода, посвященных этому вопросу.
Поэтому в данной работе была сделана попытка дать самостоятельную оценку характеру законодательства Парижской коммуны, а указанные монографии использовались только с точки зрения фактического материала.
Глава I. Политическое законодательство Парижской Коммуны
Первой задачей ЦК было создание новой организации власти. Он сразу же послал своих комиссаров во все министерства и государственные учреждения. Но дело было не только в назначении новых руководителей правительственных учреждений, но и в создании совсем новой организации пролетарской власти, чтобы сломать буржуазную государственную машину.
Сложным был вопрос о бюрократическом чиновничестве, то есть о сломе органов государственного управления и создании своих, пролетарских органов.
Здесь в известной мере помогло то обстоятельство, что по директиве правительства Тьера все чиновники должны были выехать из Парижа в Версаль и во всяком случае не являться на службу. Уже 18 марта большинство министерств и ведомств получили эту директиву. Предполагалось только сохранить в каждом учреждении чиновника для наблюдения и охраны помещений и бумаг.
Почти все руководящие чиновники и многие чиновники средней категории уехали; остались только мелкие исполнители.[xlii] Поэтому одним из первых шагов Коммуны было принятие 29 марта декрета, объявлявшего недействительными приказы и распоряжения версальского правительства. ЦК дал приказ об увольнении тех служащих, которые немедленно не станут на работу: «Должностное лицо или служащий, которые не подчинятся этому декрету, немедленно смещаются».[xliii] Одновременно ЦК снимает с должности оставшихся руководящих чиновников.
Организация власти была важнейшей задачей. Комиссар Бэле говорил на заседании 29 марта о том, что задача Коммуны – ведать местными делами, а не становиться общенациональным правительством. Однако уже с первых дней конституирования Коммуна стала органом общенациональной власти. При утверждении Коммуной итогов выборов было оформлено решение, что звание члена Коммуны несовместимо со званием депутата Национального собрания.
Под влиянием прудонистских идей Коммуна отказалась от организации постоянного выборного президиума, который мог бы олицетворять собой рукововодство Центральным Комитетом. Было решено избирать президиум (в составе президента, двух человек и двух секретарей) только на неделю.[xliv]
29 марта Коммуна приняла декрет о том, что рекрутский набор отменяется и единственной вооруженной силой в Париже является национальная гвардия: Никакая другая вооруженная сила, кроме национальной гвардии, не может быть создана в Париже или введена в него».[xlv] Была ликвидирована также старая полиция. Обеспечение порядка и безопасности возлагались на национальных гвардейцев. В состав национальной гвардии входили все здоровые граждане.
Вторым характерным моментом в деятельности Коммуны в эти дни было образование комиссий Коммуны. С самого начала речь шла не о создании каких-либо отделов муниципалитета, а о руководстве ведомствами – бывшими министерствами. В этом тоже сказалось стремление создать не просто муниципалитет, а правительство с общегосударственными ведомствами.
Было создано 10 комиссий, аналогичных министерствам: исполнительная, финансовая, военная, юстиции, общественной безопасности, продовольственная, труда и обмена, внешних сношений, общественных служб, просвещения.[xlvi]
Практически в первые дни Коммуна приняла решение об отделении церкви от государства и национализации ее имущества, так как «свобода совести есть важнейшая из всех свобод».[xlvii] Было решено, что «Церковь отделяется от государства; бюджет культов отменяется; имущество… принадлежащее религиозным конгрегациям, движимое и недвижимое, объявляется национальной собственностью».[xlviii]
Это решение следует отнести не к культурному законодательству (как, например, последовавшее за этим решение учреждения светского образования), а к политике, так как основа принятия декрета об отделения церкви от государства была не идеологической, а политической.
Это подтверждает то, что исповедовать саму религию коммунары не запрещали. Так, в «Распоряжение мэрии IX округа об освобождении национальной гвардией занимаемых ими церковных зданий» говорилось: «учитывая, что после обысков, произведенных службой общественной безопасности, нет больше оснований для занятия национальными гвардейцами зданий, отведенных для отправления религиозного культа… церкви, храмы и синагоги IX округа, которые были заняты национальными гвардейцами, должны быть освобождены ею в течение субботы 29 апреля».[xlix]
Примечательно, что обыски производились только в католических церквях, храмы других культов не трогались. Это объясняется тем, что католическая церковь была одним из орудий государства Наполеона III. В его царствование значение католической церкви во Франции резко усилилось. Вторя империя содержала 40 тысяч священников и 50 тысяч монахов. В 1868 году бюджет церкви составлял 10% общегосударственного бюджета, в то врямя как на народное образование отпускалось примерно 0,5%. Засилью духовенства в общественной жизни способствовал принятый в 1850 году закон о народном образовании, который отдавал школу под контроль церкви.[l] Поэтому отделение церкви от государства было важным актом, ломающим один из важнейших устоев бонапартистского государства.
Коммуна приняла решение об организации муниципальной власти в Париже. Так как выборы в муниципалитет могли бы осложнить роль Коммуны и создать двоевластие, опасное для ее существования, Коммуна возложила руководство округами на определенных членов Коммуны., избранных в своих округах.
Муниципалитет контролировал выполнение декретов Коммуны. Таким образом, муниципалитеты рассматривались как правительственные органы Коммуны.[li]
Резким разрывом с традиционным буржуазным государством, где высшие чиновники имели высокое жалование и различные привилегии, было установление заработной платы членам Коммуны в размере 15 франков в день, что равнялось заработной плате квалифицированного рабочего. Максимальный оклад для служащих был определен в 6 тысяч франков в год, так как «в истинно демократической Республике не должно быть не синекур, ни завышенных окладов».[lii]
В апреле Коммуна приступает к коренному переустройству суда. Первой судебной мерой Коммуны было сообщение от 16 апреля о том, что магистратура будет впредь выборной и что в ближайшее время будут проведены выборы мировых судей и членов судов.
На заседании 22 апреля был принят закон, провозглашающий равный для всех суд, выборность судей и свободу защиты.[liii] Присяжные избирались только из национальных гвардейцев – видимо, Коммуна хотела опереться на революционные кадры, так как этому суду подлежали и политические дела (например, о заложниках).
Чтобы пресечь злоупотребления, взяточничество, было установлено, что служащие судов освобождаются от вноса залога и должны были ежемесячно сдавать в финансовое ведомство сумм, взысканных ими по актам.
Разумеется, важным вопросом для Коммуны было определение политики по отношению к своим врагам. Декретом о заложниках было установлено, что лица, обвиненные в сообщничестве с Версалем, будут отданы под суд и заключены в тюрьму. Обвиняемые будут являться заложниками народа, и казнь военнопленных и сторонников Коммуны повлечет за собой казнь тройного количества заложников. Правда, из-за разногласий среди членов Коммуны, в связи с расстрелом версальских пленников декрет не был применен. Только с середины мая Коммуна стала активно прекращать издание враждебных газет.[liv]
