Интересно, что даже в условиях возобновившегося экономического роста "ядро" не только не стало наращивать число рабочих мест, но и продолжало их терять. В 1999-2005 гг. суммарные потери превысили 3 млн. занятых. В результате весь прирост общей численности занятых, о котором говорилось выше, пришелся на "периферию", то есть главным образом на нестандартную занятость. Резкий контраст в поведении "ядра" и "периферии" свидетельствует о том, что при привлечении и использовании рабочей силы величина соответствующих издержек для них совершенно разная. По-видимому, из-за чрезмерной зарегулированности трудовых отношений в формальном секторе новые рабочие места продолжали создаваться почти исключительно на неформальной или полуформальной основе.
3. Кардинальные изменения произошли в отраслевой структуре российской занятости. В период реформ доля работающих в сфере услуг достигла 60% общей численности занятых (один из самых высоких показателей среди всех стран с переходной экономикой. Именно сектор услуг, как правило, генерирует нестандартные рабочие места. Оговоримся, однако, что этот структурный сдвиг был практически полностью достигнут за счет абсолютного сокращения занятости в сфере материального производства (свыше 10 млн. человек), тогда как прирост занятости непосредственно в сфере услуг не слишком значителен (примерно 2-3 млн. человек). Так что масштабы реальной "передислокации" рабочей силы из вторичного сектора в третичный были довольно небольшими.
4. Своеобразная черта российского опыта — резкое сокращение рабочего времени в период реформ. В первой половине 1990-х годов среднее количество дней, отработанных в промышленности, уменьшилось почти на целый месяц, что сопоставимо с переходом в СССР в начале 1960-х годов с шестидневной рабочей недели на пятидневную. Только в этом случае сокращение рабочего времени было реальным, а не "счетным", как в те годы (тогда продолжительность рабочей недели, измеренная в часах, не изменилась, поскольку одновременно с переходом на пятидневную рабочую неделю семичасовой рабочий день был заменен восьмичасовым).
Сокращению рабочего времени в России способствовали как институциональные, так и экономические факторы. На рубеже 1980-1990-х годов была законодательно уменьшена продолжительность стандартной рабочей недели (с 41 до 40 часов), увеличена минимальная продолжительность отпусков (с 18 до 24 рабочих дней), появились общенациональные "каникулы" в начале января и в начале мая, был резко расширен круг занятых с льготными режимами рабочего времени. Позднее к этому добавились административные отпуска, и вынужденные переводы сотрудников на работу в режиме неполного рабочего времени, к которым стали активно прибегать предприятия, находившиеся в тяжелом экономическом положении.
И хотя начиная с середины 1990-х годов средняя продолжительность рабочего времени в российской экономике несколько возросла (на 4%),она остается намного ниже, чем до начала реформ. Это контрастирует с ситуацией в странах Центральной и Восточной Европы, где показатели рабочего времени по сравнению с дореформенным периодом практически не изменились.
5. "Визитной карточкой" российского рынка труда стали разнообразные "атипичные" способы адаптации — работа в режиме неполного рабочего времени и вынужденные административные отпуска, вторичная занятость и занятость в неформальном секторе, задержки заработной платы и теневая оплата труда, натуральная оплата и производство товаров и услуг в домашних хозяйствах населения. Как правило, именно указанные механизмы принимали на себя первый удар, тогда как адаптация в более устоявшихся формах происходила позднее, приобретая благодаря этому более сглаженный характер.
"Атипичностъ" в данном случае не означает уникальности таких механизмов. В различных модификациях и комбинациях они наблюдались и в других переходных экономиках, однако нигде их распространение и разнообразие не были столь значительными, а укорененность — столь глубокой, как в России. В результате с определенного момента такие способы адаптации стали восприниматься как повседневная рутина, общепринятая практика, своего рода норма трудовых отношении.
В отдельные годы почти персонала российских крупных и средних предприятий переводили на работу в режиме сокращенного рабочего времени или отправляли в административные отпуска. Дополнительные подработки, по данным различных источников, имели 10-15% занятых; неформальной трудовой деятельностью (вне сектора предприятий и организаций) был охвачен каждый седьмой работник. В самые тяжелые годы задержки заработной платы затронули всего работающего населения страны, а масштабы неофициальной оплаты труда, по оценкам Госкомстата России, достигли почти половины официальных выплат. Уникальной чертой российского рынка труда остается занятость в секторе личных подсобных хозяйств, в котором в пик аграрного сезона работают почти 40% всего взрослого населения страны. И хотя с началом экономического подъема различные "античные" формы адаптации стали использоваться менее активно (например, уровень вынужденной неполной занятости упал ниже 1%), они по-прежнему охватывают значительную часть российской рабочей силы.
Всем этим "атипичным" механизмам присуща одна важная общая черта — их неформальный или полуформальный характер. Обычно они действуют либо в обход законов и других формальных ограничений, либо вопреки им. Несвоевременная и скрытая оплата труда, неполная и вторичная занятость обусловливали персонализа-цию отношений между работниками и работодателями, вследствие чего явные трудовые контракты уступали место неявным.
6. На протяжении большей части переходного периода российский рынок труда регулировался законодательством, унаследованным от советских времен. Вплоть до конца 2001 г. в стране действовал Кодекс законов о труде (КЗоТ), принятый еще в 1971 г. Таким образом, на наиболее тяжелом, начальном этапе реформирования российской экономики сохранялось законодательство, соответствовавшее особенностям планового хозяйства.
С точки зрения регулирования форм занятости КЗоТ существенно ограничивал выход за рамки стандартного трудового договора. Он предусматривал, как правило, бессрочный договор с фиксированной продолжительности рабочей недели; сверхурочные работы, хотя пропускались, но жестко регламентировались. Кроме того, трудовое законодательство было "перегружено" обязательными льготами и гарантиями, финансируемыми в основном из средств работодателей.
Многочисленные изменения и поправки в КЗоТ, вносившиеся на протяжении 1990-х годов, были достаточно бессистемными, усиливая внутреннюю противоречивость этого правового документа и серьезно затрудняя его практическое применение. В результате необходимая для рыночной экономики гибкость трудовых отношении стала обеспечиваться в обход действующего законодательства, а сам трудовой договор продолжал оставаться в значительной мере формальностью. Нормы трудового права (в том числе касающиеся режима занятости) на бумаге были чрезвычайно жесткими, но фактически "разрегулировались" с помощью разного рода неформальных институтов и инструментов.
Создать условия для эффективного функционирования рынка труда в новой рыночной среде был призван Трудовой кодекс (ТК), одобренный в конце 2001 г. (вступил в действие в феврале 2002 г.). Он заменил собой прежний КЗоТ, а также множество сопутствовавших подзаконных актов, принятых на протяжении предшествующих десятилетий.
Новое законодательство о труде стало итогом компромисса между различными политическими силами. Поэтому неудивительно, что нормы, соответствующие рыночным реальностям, соседствуют в нем с ограничениями, унаследованными от советского периода. Этот вывод может быть с полным основанием отнесен как к ТК в целом, так и к его положениям, непосредственно регулирующим различные режимы занятости. Анализ показывает, что российское законодательство по-прежнему накладывает жесткие ограничения на использование многих нестандартных форм трудовых отношений.
Резюмируя сказанное, можно констатировать, что российский рынок труда характеризовался относительно небольшими потерями в занятости, гибкостью рабочего времени и сверхгибкостыо заработной платы, повсеместным распространением "атипичных" трудовых отношений, наконец, высокой формальной зарегулированностыо и низкой эффективностью механизмов инфорсмента. В результате он оказался хорошо приспособленным к тому, чтобы амортизировать многочисленные негативные люки, сопровождавшие процесс системной трансформации. Однако вряд ли можно считать подобную специфическую модель рынка труда адекватной новым условиям, сложившимся после вступления российской экономики в период поспрансформационного подъема.
Пункт 4. Масштабы и структура нестандартной занятости в России
Схематичный портрет российской занятости, каким он видится в соответствии с данными Обследований населения по проблемам занятости (ОНПЗ), регулярно проводимых Росстатом, представлен в таблице 2. Мы попытались не только оценить распространенность отдельных видов нестандартной занятости, но и определить общую долю нестандартно занятых в российской экономике.
Переходной российской экономике вначале был присущ очень низкий уровень непостоянной занятости, однако затем количество временных работников стало быстро расти, и сейчас на их долю приходится свыше 10% общей численности занятых. Резкий скачок, про изошедший в 2003-2004 гг., обусловлен принятием нового Трудового кодекса, расширившего возможности использования срочного найма. Уровень неполной занятости в российской экономике остается незначительным — менее 2%. Ненамного больше в ней и "малозанятых" (с обычной продолжительностью рабочего времени менее 30 часов в неделю) — 3-4%. С началом подъема и неполная занятость, и "малозанятость" стали быстро сокращаться, что свидетельствует об их преимущественно вынужденном характере. Сходная динамика была присуща и недозанятости. В разгар переходного кризиса в середине 1990-х годов ее уровень приближался к 4%, но после возобновления экономического роста он упал до менее чем 1%. Наиболее масштабной формой нестандартной занятости в российских условиях остается занятость в ЛПХ. Примерно 16% всех занятых трудятся в своих домашних хозяйствах на условиях первичной занятости (включая производство для собственного потребления). Наконец, в неформальном секторе сосредоточено 14% работников (исключая производство для собственного потребления). Но с добавлением лицг производящих в ЛПХ продукцию для собственного потребления, картина несколько меняется: тогда неформально занятым оказывается каждый четвертый российский работник.
Сверхзанятыми можно считать работников, которые трудятся свыше стандартных 40 часов в неделю. Исходя из данных ОНПЗ о продолжительности обычной рабочей недели, можно сделать вывод, что сейчас уровень сверхзанятости в российской экономике чрезвычайно низок — около 1,5%. Однако данные о продолжительности фактической рабочей недели не подтверждают этого: из них следует, что в настоящее время к сверхзанятым можно отнести примерно каждого десятого работника. Статус ненаемных работников имеют менее 8% занятых, из них около 6% — самозанятые, (В результате по уровню самозанятости наша страна оказывается на одном из последних мест в мире.) Наконец, вторичная занятость характерна лишь для 4% работников.
