2. Античная философия
2.1. Сократ
Сократ стоял у истоков гносеологического объяснения зла. Он выдвинул принцип единства знания и добродетели. Знание блага и зла есть необходимое и достаточное условие добродетельного поведения. Отсутствие знания или его недостаток составляют главную причину неподобающих поступков. Сократовская теория зла конкретизируется тремя пародоксальными выводами: 1) никто не творит зла добровольно; 2) лучше терпеть несправедливость, чем совершать ее; 3) тот, кто чинит несправедливость намеренно, лучше того, кто делает это ненамеренно. Рационалистическая этика Сократа покоится на убеждении, что никакой склонности к злу в человеческой природе нет, что «все, делающие постыдное и злое, делают это невольно» [4]. Люди порочные являются рабами своего невежества, которое и есть самый главный порок. Понятия невежественной души темны, неотчетливы и спутаны между собой. Такая душа безрассудна, ибо она не знает меры удовлетворения желаний и страстей; труслива, ибо не видит разницы между действительной и мнимой опасностью; нечестива, так как не понимает воли богов; несправедлива, потому что не ведает законов государства.
Идея о том, что зло творится только по неведению, основана на отождествлении или, по крайней мере, на неразрывном соединении морального и физического зла, несправедливости и несчастья, деяния и воздаяния. Едва ли кто-нибудь решится по своей воле идти навстречу бедствиям, не имея надежды на благоприятный исход. Но о том, что за всякую безнравственность приходится расплачиваться, человек не знает (более того, его жизненный опыт убедительно свидетельствует об обратном). Он может только верить, что так должно быть, что это справедливо. Если же такой веры у него нет, то знание не удержит его от злодеяний.
Суть морального учения Сократа состоит в следующем. От сознательного
выбора человека (не от судьбы или каких-то иных, неподвластных ему сил)
зависит то, насколько его фактическая жизнь соответствует его же
собственным представлениям о достойной жизни. А сознательный выбор есть
знающий выбор. Расхождения между моральными притязаниями и счастьем, когда
счастливыми оказываются худшие, связано с неправильным пониманием счастья.
Есть только один путь к счастью – путь доказательного знания. Добродетель
тождественна знанию в том смысле, что только добродетельного можно считать
действительно знающим. Мораль зависит от познания – познание зависит от
морали. Не может быть поведение человека разумным, если оно не является
одновременно ответственным. И наоборот. Поэтому до тех пор, пока
добродетель будет находиться в конфронтации со счастьем, человек не может
утверждать, что он-то знает, что он живет разумной жизнью.
Нравственное учение Сократа в некотором смысле представляет собой
самый плоский утилитаризм: доброе, хорошее есть, по Сократу лишь полезное;
что хорошо одному, то дурно другому – добро относительно и условно.
Прекрасное есть благопотребное и общественное, умеренность, скромность,
повиновение законам рекомендуются как наиболее полезные. Обратные качества
выставляются как вредные. Таким образом, содержанием «познания блага»
является здесь эмпирическая польза.
2.2. Платон
Пифагорейско-платоновская философия, объясняя происхождение зла, сместила акцент на бездушную материальность, а религиозные учения продолжали связывать его с враждебной человеку духовностью. Платон в поисках истоков зла обратился к деятельности демиурга – божественного строителя космоса. Качество сотворенного продукта зависит как от способностей творца, так и от свойств используемого материала. Существует, с одной стороны, демиург, обладающий истинно сущими идеями и абсолютно творческой мощью, а с другой – строительный материал, лишенный всякой внутренней определенности и постоянства, но способный оказывать сопротивление созидательной активности. Если мощь творца безгранична, то наличие недостатков в творении можно объяснить лишь несовершенством употребляемого вещества. Всякая неполноценность в мире обусловлена тем, что материя сопротивляется усилиям демиурга. Следовательно, первопричиной зла является материя или «не-сущее».
Такое подкупающее в своей простоте соображение не удалось, однако,
провести без противоречия. Чтобы сопротивляться усилиям, материя должна
обладать какой-то собственной необходимостью, то есть иметь структуру, но
ведь она мыслилась Платоном как нечто совершенно неопределенное. К тому же
сопротивление предполагает некую активность, а материя чисто пассивна.
Остается либо допустить, что она не лишена какой-то упорядоченности и,
стало быть, причастности к благу, либо полагать первопричину зла по-
другому, ближе к зороастрийскому дуализму, например, в виде злой мировой
души. Указанное противоречие заставляло Платона колебаться между
материальным и духовным принципом зла. Конечно, злая душа мира – это еще не
враждебный бог, но уже весьма близко к нему.
Древнегреческая этика, начиная с Гераклита и Демокрита, выработала понимание добродетели как единства двух противоположных тенденций, равнонаправленных стремлений души. Платон вполне определенно высказал мысль о том, что не только пороки, но и добродетели могут быть противоположны друг другу. Неуместное и чрезмерное проявление качества превращает его из добродетели в порок. То, что противоположности могут не только разрушать друг друга, но даже, наоборот, составлять необходимое условие душевного здоровья, было для Платона совершенно очевидным.
Коренным пороком этического дуализма, в особенности если он пересекался с дуализмом души и тела, была тенденция к разделению людей на разные, и даже враждебные друг другу, виды. Платон учил о трех породах людей: разумной, яростной и вожделеющий. Полностью их разница выявляется после смерти. Поскольку определить породу почти невозможно, следует сосредоточить усилия на том, чтобы люди низменные занимали в государстве подобающее им место.
2.3. Аристотель
По Аристотелю, роль знания и разумения в нравственной жизни велика, но зло не исчерпывается одним невежеством. Моральное зло обязательно бывает неразумием, но только в трех разных смыслах. Это может быть только отсутствие разума, либо его неспособность влиять на побуждения, либо извращенность, направленность на дурные вещи.
В соответствии с этим аморальность представлена тремя видами
испорченности души: зверством, невоздержанностью и порочностью. Зверство
обусловлено отсутствием лучшей, разумной, части души. Зверство лежит под
порогом человеческого в человеке, оно лишено знания и свободы и поэтому не
может дать катастрофических результатов. Невоздержаность – это та форма
зла, которая относится не к сфере разума, а к сфере воли. Подверженный
этому недостатку субъект нормален в отношении своих суждений, но ненормален
в отношении намерений и их осуществления. Иными словами, невоздержанный
способен разумно судить о происходящем, но поступает неразумно. Порывы
ярости, любовные страсти и другие сильные побуждения ввергают его в такое
состояние, когда он, обладая знанием, им в то же время не обладает. Знание
в этих случаях остается как бы посторонним и безразличным для его души.
Невоздержанность отличается от порочности – следующей формы зла –
неспособностью владеть своими побуждениями и контролировать их. Порочность
и есть, по Аристотелю, собственно нравственное зло. Она не исключает ни
развитого рассудка, ни сильной воли, но предполагает их дурную
направленность. Порочный человек полностью виновен в своем поведении, ведь
у него есть способность быть другим, но он ее не использует. Своим
тройственным делением зла основатель перипатетизма отграничил аморализм от
глупости и слабости.
Положив источник аморализма не в какой-то одной психической
способности, а в недостаточном или ненормальном развитии любой из них в
отдельности или всех вместе, Аристотель заметно приблизился к пониманию
системности внутреннего мира человека. После Аристотеля истолкование
морального зла как дисгармонии психических функций прочно вошло в культуру.
Оно оказалось совместимым и с рационалистическим требованием господства
разума над страстями и с христианским осуждением произвола как источника
греховности.
Аристотель выработал учение о «золотой середине», в основе которого
лежит тот же принцип соединения противоположных тенденций, что и у Платона.
Истолкование добродетели как гармонии противоположных сторон человеческой
природы стало важной вехой в утверждении диалектического понимания зла.
2.4. Неоплатонизм
В Древней Греции дуализм начал отсчет с орфиков (VI в. до н. э.) и развернулся на основе противопоставления материи и души. Противоречивость идеи материи как первоосновы зла вызвала необходимость последующего поворота от дуализма к монизму. Такой поворот решительно, но не очень успешно пытался осуществить в III в. н. э. неоплатоник Плотин.
Проблема происхождения зла осмыслена им в контексте эманации единого.
Материя не совечна богу, а является одним, именно последним из его
порождений. Как свет, удаляясь от источника, в конце концов становится
тьмою, так и бытие в отдалении от божественного истока становится небытием,
а благо – злом. Будучи последним порождением, материя не содержит в себе
ничего от единого и потому есть зло. Удаленность материи от божественной
силы не мешает ей, однако, быть чрезвычайно агрессивным началом. Плотин
наделил ее способностью господствовать над всем, что в нее заключено,
портить и разрушать его, отбирать у него его собственную благую сущность и
наделять своей отрицательной, заменять форму бесформенностью, размеренность
– недостатком и избытком.
Такая характеристика материи позволяет полагать в ней первопричину враждебности. Материальные тела взаимно уничтожаются через исходящее от них хаотичное движение. Однако Плотин попросту повторил ряд платоновских заблуждений. Очевидно, что вещи разрушают друг друга не вследствие бесформенности, но именно потому, что имеют форму. Там, где нет внутреннего расчленения, невозможна никакая вражда. Враждует лишь то, что уже оформилось. И вообще, отсутствие, недостаток, ущербность не может господствовать над совершенством. Если зло образуется умалением блага, то как оно может ему активно противостоять и тем более наделять его своей природой? Скудость может подчинить себе изобилие лишь в том случае, если она обладает некоей силою, какой у того нет. Чисто отрицательное толкование материи, как безмерности, безграничности, безобразности, ненасытности и тому подобного, исключает возможность оставить за нею какое-либо преимущество перед идеальным миром. Но тогда материя не может влиять на идеи и души и ее нельзя считать ответственной за это зло, которое имеется в благих вещах. Плотин добивается от материи невозможного: чтобы она была абсолютным бессилием и вместе с тем основанием всякого зла, подчиняющим и уподобляющим себе любую соприкоснувшуюся с ним силу. Логическая последовательность требует признать, что либо эманация оказалась катастрофой (и в этой катастрофе, а не в материи – корень зла), либо чувственный мир в чем-то совершеннее единого. Плотиновская квази- монистическая система не признала ни того ни другого и поэтому выглядит еще более уязвимой, чем иранский дуализм.
