А мені ти — фата-моргана
На пісках емігрантських Сахар —
Ти, красо землі несказанна,
Нам немудрим — даремний дар!
Как и каждый поэт-изгнанник, Маланюк создает свою концепцию Украины. Концепция поэта строится на двух главных символах: Степная Эллада и Земная Мадонна. Образы эти очень близки по своему значению и глубинной сути. Так или иначе, но Украина персонифицируется в женском образе и история ее пропускает через историю античности, будто сквозь чистое горнило. Мадонна — это чистота, непорочность. У Маланюка же Земная Мадонна, то есть близкая, жизненная и, возможно, грешная. В стихотворении «Псалмы степи» Украина изображена как степная невольница, заарканенная и насилованная в палатках половецких и татарских ханов и более поздних царей. И автор одновременно чувствует к этой невольнице пренебрежение, отвращение и чистое сочувствие, любовь, раскаяние за то, что не уберег:
Хижі птиці летять зі Сходу
На червоному тлі пожеж, —
Бачу, бачу Твою Голготу
І звідсіль, з моїх мервих меж...
Тепер, коли кругом руїни й вітер,
Я припадаю знов до Твоїх ніг, —
Прости, прости, — молю, невтішний митар,
Прости, що я — останній печеніг.
Поэт
создает свой собственный миф об Украине, построенный на
нескольких основных элементах: мифологема Бога, который покинул Украину,
наказав ее вечной неволей; образ Степной (Скитской, Черной) Эллады, больной эллинистической
мечтательностью
и бездеятельность;
мотив венчания поэта с Родиной, которая не оправдала его надежд. .
Миф об Украине полностью пронизан ностальгией, потерей, оторванностью, и это придает ему еще большую трагичность. Родина потеряла свою волю, себя саму, и она потеряла своего поэта, а поэт потерял ее:
Крізь вітер, негоду осінню,
Хай сонце, хай місяць — оттак
Ковтатимуть далеч синю
І очі мої, і уста.
«Напряженный, непреклонно-гордый, железный император строф», Евгений Маланюк одиноко умер в своей квартире в Нью-Йорке. Возможно, душа его наконец смогла вернуться на Родину, к которой постоянно был обращен его голос и прекрасное будущее которой он видел среди водоворота революционных превращений, взбудораженного моря крови и огня:
Тоді кожен оглянеться і зрозуміє,
Що ця хата, цей шлях і цей обрій — це Мати-Земля,
Що її ображати ніхто не сміє —
Ні каган, ні король, ні мешканець Кремля.
Що не треба заплутано метикувати
В залежності від нагод і годин, —
Тільки знати:
Вона — Мати,
Ти — син.
9.ГОЛОДОМОР 33 ГОДА — АМАЯ СТРАШНАЯ ТРАГЕДИЯ УКРАИНСКОГО НАРОДА. ГЕНОЦИД УКРАИНСКОЙ НАЦИИ
Голодомор 1932—33 гг. — одно из самых страшных явлений в истории нашего государства. Это история геноцида против цветущей нации, которая жила на плодородной земле. Тоталитарная система истребила большую часть украинского народа, а многие люди на всю жизнь запомнили ужасы этих лет. Одним из свидетелей страшных событий был писатель В. Барка. Долгие годы он носил в себе тяжелые воспоминания, но впоследствии отобразил их в своем романе «Желтый князь».
Желтый князь — это сборный символический образ, это воплощение зла и насилия, рыжий ящер тоталитарной системы, который через своих посланцев в 33-м году прошлого века принес в Украину голод, смерть, руину.
В романе воспроизведены реальные события и явления голодомора, ужасающая хроника неописуемо трагической судьбы украинского народа. Сегодня, читая это произведение, тяжело воспроизвести в воображении ту ужасную черную беду, которая охватила Украину и выбросила ее за пределы элементарного человеческого бытия. Да и как это можно: забрать у людей хлеб, плод их кровавого труда, и свалить его в зернопунктах или просто под открытым небом? Как можно было спокойно наблюдать, как люди умирали от голода в то время, когда их зерно у них на глазах прорастало, цвело, пропадало? Как можно было стрелять в голодных людей, которые пытались взять хоть горсточку того драгоценного зерна для своих замученных детей?
Василий Барка правдиво воспроизвел процесс истребления украинского народа, потому что лично видел, как гниют на станциях и возле элеваторов раскрытые под дождем, подтопленные водой горы зерна в то время, как сумасшедшие от голода люди начинают есть уже умерших, как дома превращаются в холодные страшные гробы для целых семей.
Писатель воспроизвел все средства, к которым прибегали душегубы, чтобы истребить украинский народ. Так между Россией и Украиной была установлена граница, которой до той поры не было, отчаянных искателей еды, которые отправлялись в странствия, ожидали обвалы и массовые расстрелы; в магазинах по высоким коммерческим ценам продавали гнилой, непригодный к еде товар; на крестьян, которые работали не в колхозе, налагали двойные и тройные налоги, штрафы за наименьшую вину.
В центре романа — судьба семьи Катранников как олицетворение положения любой украинской семьи тех времен. В основу его содержания легли страшные картины голода в Украине и на Кубани. Все больше и страшнее в жизнь семьи Катранников и всего села Кленоточи, где происходит основное действие, входит голод. Он постепенно разрушает привычный крестьянский быт, устоявшийся веками ритм хлебопашеских будней. Труд на земле перестает быть для крестьянина смыслом жизни, поскольку он не видит плодов этого труда, вынужденный голодать, отдавая все выращенное в чужие руки. Естественное хлебопашеское существование превращается в потерянный миф, недосягаемое благо.
Показательно то, что в этих действиях активное участие принимают комсомольцы, которые уже с молодых лет теряют представление о настоящей нравственности, настоящих ценностях. Чего может достичь нация, молодежь которой выродилась? И автор обращает на это внимание читателя.
Василий Барка изображает, как когда-то цветущее село постепенно превращается в пустоту, руину. Крестьяне друг за другом вымирают. И те, кто выжил, уже не являются полностью людьми, что видно из поражающих натуралистических картин людоедства, самоубийства, голодных мук, поисков хоть какой-то еды на вымерзших полях.
Мы видим весь спектр чувств заброшенных в такую ужасную ситуацию людей: удивление, ощущение несправедливости, растерянность, сопротивление, разочарование, неуверенность, страх, обессиливание, опустошенность.
Роман «Желтый князь» — своеобразный мемориал памяти жертвам голодомора, миллионам «невинно убиенных» хлеборобов, это открытие перед потомками жуткой бездны человеческого горя и отчаяния, ужасающей хроники нестерпимо тяжелой судьбы украинского народа, это гневное осуждение тоталитарного режима, произведение-реквием, произведение-предостережение.
Советская история старательно скрывала, а затем отрицала факт голодомора — исторического страдания украинской нации, что был известен всему миру. Потому и не удивительно, что роман Уласа Самчука «Мария», в котором правдиво отображены реальные события того ужасного времени, который был написан еще в 1933 году, когда была жива память о страшной беде, постигшей наш народ, был запрещен почти шестьдесят лет и вышел в печать в Украине лишь в 1991 году. Это произведение стало первым художественным документом, в художественных образах зафиксировавшим невиданное преступление против целого народа.
Роман Уласа Самчука «Мария» стал первым в украинской литературе художественным произведением о принудительной коллективизации, о так называемом раскулачивании настоящих хозяев земли, тружеников-хлеборобов, о голодоморе тридцать третьего года.
К изображения образа матери обращался не один писатель. Символическое название романа Уласа Самчука — «Мария» — словно готовит читателя к определенному углу зрения на центральный образ произведения, придает ему мистической глубины и трагедийности. Мария, как и Божья мать, — женщина, которая имеет ребенка, живет ради детей, ради их счастья, жертвует собой. Но, с другой стороны, Мария Самчука — это земная женщина, она хочет счастья и для себя, готовая бороться за свою личную любовь, идти даже против общественного мнения. Потому образ ее неоднозначен, глубок, как сама жизнь. Мария является олицетворением всех украинских матерей, что подтверждает и посвящение к роману: «Матерям, которые погибли смертью на Украине в годах 1932—1933». Но она и необычная, потому что далеко не каждая женщина отважилась бы так остро выступить против народной морали за свою любовь, за право на счастье, как это сделала Мария.
Жизнь Украины на протяжении нескольких десятилетий появляется на страницах романа «Мария» даже не как современная летопись, а как нехитрая история жизни одной украинской женщины, которая «когда не считать последних трех лет... встретила и провела двадцать шесть тысяч двести пятьдесят восемь дней», наполненных радостями и страданиями, песнями и трудом, любовью и прощением. Но жизнь Марии тесно связана с жизнью всего народа, потому что когда-то ее, сироту, приютили чужие люди, подарили ей тепло уютного дома, силу верить в добро, и она корнем вросла в народную жизнь, в землю, на которой родилась, она страдала и радовалась вместе с этой землей и этим народом. Народ этот, как никакой другой умеет воспевать труд на земле, умеет выращивать урожай, умеет быть гордым и сильным. Возможно, потому именно его веками стремятся уничтожить, искоренить.
Для Корнея и Марии, героев романа , как и для всего народа, наступили годы бесправия, возможно, еще страшнее предыдущих. Отбиралось все, что только имели люди. Отбирались плоды ежедневного неутомимого труда, последний ломоть хлеба, последний скот — все вывозилось советской властью куда-то далеко, неизвестно куда.
Котилась война дальше Украиной, словно безумие. И что принесло это зарево Украине? Безвластие, своеволие бесконечных орд «революционеров», которые забирали силой все, что еще только оставалось в крестьянском хозяйстве. Смерти сыновей и мужей, потерю любимых, разрушение крестьянских семей, братоубийство... Принесли ли они ожидаемую волю? Принесли счастье и благосостояние? Нет. Вместо этого наплодила революция таких оборотней, как Максим, о котором даже мать Мария со страхом думала: «Ох, какие у него глаза! Дитя, дитя! Какие у тебя глаза! Красные, а у отца твоего синие были.» И пошли эти «новые герои» крушить все вокруг, а братьев своих собственных гноить в Сибири, мучить голодом, убивать собственными руками.
Страшная картина жизни в Украине появляется на страницах романа Самчука «Мария», картина уничтожения нации. И потому пророчески звучат в конце произведения слова Игната, который стал монахом: «Слово мое, — говорил он, — не для вас. Слово мое для мертвых и нерожденных. Слово мое прийдущим векам. Запомните, вы, сыновья и дочери большой земли... Запомните, гонимые, униженные, запомните, вытравливаемые голодом, мором!.. Нет конца нашей жизни. Горе тебе, разуверенный, горе тебе, отреченный от самого себя!.. Говорю вам правду большую: лучше быть Содому и Гоморре в день страшного суда, чем вам, что отреклись и плевали на мать свою!..»
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8
