побеги. На золотистом фоне они размещали по два красных и два черных стебля
с узорной листвой на ветвях, как бы простирающихся к свету и солнцу. Еще и
в наши дни старейшие художники Хохломы помнят, как их учили писать этот
рисунок: "Тесно не пиши - пускай каждый из цветов свободно и широко
раскинет свои листья, как человек, которому живется привольно". На совках
для муки обычно писали стебли, отягощенные плодами - рисунок, подсказанный
уже давно забытой символикой урожая. Почти все мотивы хохломского орнамента
имели свои названия, которые были связаны с поэтическими представлениями
мастеров о природе.
Зная традиционные мотивы и типовые композиции, даже рядовые исполнители
росписи могли создавать высокохудожественные произведения. Их работа, и
это, пожалуй, самое ценное, никогда не превращалась в труд копииста.
Типовые композиции служили лишь ориентирами, облегчавшими работу.
Растительный орнамент в технике "под фон" и рисунки "кудрины" в XIX веке
исполнялись мастерами значительно реже, чем травные узоры, поэтому в этой
области художественное наследие Хохломы намного беднее. Оба эти вида
росписи были более трудоемки, чем травное письмо, и ими долгое время
владели лишь самые опытные мастера. Рисунки с орнаментом "под фон"
встречаются на вещах, выполнявшихся по особым заказам или для подарка. Эти
предметы иногда сохраняют надпись, в которой указаны дата создания, имя
владельца, а иногда и имя мастера, К их числу относятся донца прялок и
швеек, лубленые лукошки для ягод, скамеечки, коромысла и дуги.
Датированные изделия с росписью "под фон", относящиеся к середине XIX века,
почти единичны. В Нижегородском краеведческом музее находится дуга,
помеченная 1857 годом. Ее роспись имеет композицию, широко распространенную
при декорировке таких видов изделий: парные геральдические золотые львы у
основания и розетка наверху у отверстия для прикрепления колокольчика.
Основная часть поверхности дуги украшена орнаментом, напоминающим рисунки
узорных тканей с золотистыми листьями и гроздьями винограда. Роспись
исполнена рукой опытного орнаменталиста. Тщательно и тонко выписаны
замысловатые изгибы виноградных лоз. И хотя роспись интересна своей
затейливостью, однако в ней нет той смелости и свободы письма, которую мы
особенно ценим в Хохломе. На более поздних дугах орнамент "под фон"
исполняется уже в более непринужденной манере.
Лишь во второй половине XIX века, в связи с развитием в Хохломе
производства мебели, техника росписи "под фон" получает более широкое
распространение. Орнаменты с золотыми цветами и птицами на черном фоне,
исполнявшиеся особенно часто на детских столиках и стульях, привлекают
внимание красотой узора, нанесенного свободными движениями кисти. Как и в
травных рисунках, в росписи "под фон" появляются свои четко выработанные
приемы орнаментальной скорописи. Композиции становятся строже, лаконичнее и
вместе с тем эмоционально выразительнее.
Приемы исполнения орнамента "кудрины" менее трудоемки, чем роспись "под
фон". С середины XIX века ими уже широко владели многие хохломские мастера.
Рисунки "кудрины" писали на чашках и на больших "артельных" блюдах. Своими
крупными монументальными формами они напоминали узоры поволжской домовой
резьбы. Во второй половине XIX века мотивы "кудрины" часто исполнялись и в
росписи ложек. В каждой мастерской их писали самые умелые мастера на так
называемых ложках с "лицом", клавшихся по одной сверху в короб с дешевыми
простыми ложками, чтобы показать способности и умение "писарей".
Как свидетельствуют документальные материалы, уже в середине XVIII века
хохломской росписью были заняты жители нескольких десятков деревень.
Токарную деревянную посуду в большом количестве привозили на макарьевскую
ярмарку. Яркие узорные золотистые чаши и братины стояли рядами на волжском
берегу, сверкая на солнце. Отсюда на баржах их развозили по всей стране и
за ее пределы.
Во второй половине XIX века в Хохломе создавалось довольно много видов
изделий. Здесь делали большие плашковые блюда, достигавшие в диаметре
метра, известные под названием артельных или бурлацких, чашки и тарелки
различных размеров, поставцы, солонки, кандейки, совки для муки и другие
изделия. Для себя и по заказу односельчан мастера расписывали дуги, прялки
и швейки, лукошки для ягод, грибов и лубяные мочесники для хранения
веретен.
В это время промысел представлял собой грандиозное ремесленное производство
расписной посуды. Между жителями различных деревень четко сложилось
разделение труда. В одних селениях заготавливали древесину, в других
занимались токарством, в третьих - вырезали из дерева ложки, в четвертых -
расписывали изделия. Управляли всей этой сложной системой производства
скупщики. Они покупали полуфабрикаты у одних мастеров и перепродавали его
другим, скупали готовую продукцию. Некоторые скупщики содержали свои
мастерские, где работали токари, ложкари и красильщики. Самое крупное село,
в котором жили мастера росписи, раньше называлось Бездели (сейчас это село
Новопокровское). Так оно именуется в исторических документах XVIII - XIX
веков. Не забыто это название и сейчас. Мастера объясняют его происхождение
следующим образом: "Хлебопашцы завидовали нашему занятию художеством.
Считали наш труд за безделье. "Не работают они, а только кисточкой
балуются",- говорили про нас, так и прозвали село - Бездели".
Но в памяти старожилов и в документальных материалах сохранилось много
свидетельств о тяжести подневольной работы мастеров на скупщиков. Скупщик
был полным хозяином на промысле, он всячески стремился урезать плату
работникам. В красильнях работали с двух часов ночи до позднего вечера.
Особенно тяжело было работать детям. Часто в зимние темные ночи они
засыпали с кистью в руках. Заработка же едва хватало на пропитание. И
несмотря на все это, хохломское искусство жило. Почти в каждой деревне были
мастера, сочинявшие новые узоры. Они украшали росписями прялки, швейки,
лукошки, поставцы. Старожилы села Новопокровского рассказывают даже о том,
как Иван Михайлович Красильников, запершись в мастерской, писал на рогоже
Змея-Горыныча. Они помнят и отца Ивана Михайловича - Михаила Красильникова,
мечтавшего поехать в Петербург учиться, чтобы стать художником. Решил он
показать свое мастерство на выставке 1884 года и написал на крышке стола
картину "Крестьянское утро". Изобразил деревню, пастуха с рожком, крестьян,
выгонявших скот, и всю картину окружил рамкой из золотых завитков
"кудрины".
Рассказывают, что работа имела на выставке успех: мастера вызвали в
Петербург и наградили часами и тулупом. Однако учиться в столице ему никто
не предложил. С горя мастер пропил и часы, и тулуп.
Отличным живописцем считался в Новопокровском и Яков Марусин - человек
редкого всестороннего дарования, шутник и вольнодумец. В Семеновском музее
сохранился мочесник его работы. В бывшем доме скупщика Тюкалова, где он
долго жил в батраках, и сейчас находятся расписанные им двери, на которых
изображены мужчина в восточном тюрбане с саблей и женщина в платочке и
сарафане. Умер Яков Марусин в 1916 году в Сибири, уехав туда в поисках
счастья, найти которое ему так и не удалось.
В конце XIX - начале XX века наступили для Хохломы тяжелые времена. Стал
быстро снижаться спрос на деревянную росписную посуду, постепенно все более
вытесняемую фабричной продукцией. Падало значение промысла как поставщика
предметов для повседневного крестьянского обихода. Особенно ухудшилась
торговля изделиями в годы русско-японской и первой мировой войны. Закрылись
многие красильни. Часть мастеров была отправлена на фронт.
Трудное положение в народных промыслах заставило Нижегородское земство
принять экстренные меры. Особое внимание оно обратило на Хохлому. Туда были
посланы художники, пытавшиеся приспособить ее изделия ко вкусам городских
покупателей.
В это время в среде русской интеллигенции возникает глубокий интерес к
памятникам русской старины. Их начинают изучать, коллекционировать. Это
приносит популярность и изделиям народных промыслов. Чтобы обеспечить
продажу изделий Хохломы, художники стали изготовлять для нее образцы "под
старину".
Так появились на промысле ковши, причудливые по формам, напоминающие змей и
драконов, стулья и диваны с головами лошадей, громоздкие столы и буфеты с
тяжелыми токарными ножками, коробки для рукоделия, похожие на чугунные
гири. При декорировке этих изделий искажались мотивы росписи "под фон" и
"кудрины". Появился орнамент "славянской вязи" - неудачное подражание
рисункам старинных рукописных заставок. Ему были свойственны сухие
стилизованные формы и грубая пестрая раскраска. Приемами, привычными для
Хохломы, писать его было нельзя, поэтому в работе мастеров появились
трафареты.
Травная роспись в это время исполнялась лишь в тех мастерских, где
продолжали красить дешевые чашки и блюда для сельского рынка. "Травка"
получает пренебрежительное название простой окраски или "мужицких"
рисунков. За травную роспись платили вполовину дешевле.
Народное искусство промысла не погибло и в эти годы. Влияние образцов,
насаждавшихся земством, затронуло в основном мастеров, работавших в
красильнях богатых хозяев. Оно почти не коснулось лачужек бедняков, где
писали традиционный травный орнамент.
Во время Великой Отечественной войны промысел потерял значительную часть
художников, ярко проявивших себя в искусстве предшествующих лет. В боях на
Днепре погиб талантливый орнаменталист Анатолий Григорьевич Подогов. Не
стало Архипа Михайловича Серова, Семена Степановича Юзикова, Ивана
Егоровича Тюкалова. Многие мастера не вернулись с фронта.
Хохломская роспись во второй половине ХХ столетия
В первые послевоенные годы главнейшей задачей промысла стало восстановление
его творческого коллектива и обучение молодежи. Большую работу в этом
направлении провели опытные мастера Семеновской художественной школы. В
Ковернинском районе Горьковской области, отдаленном от Семенова, с молодыми
мастерами занимались старейшие художники - Николай Григорьевич и Никанор
