университетах, общался с немецкими учеными, работал в их лабораториях?
{Кстати, знакомство с реальными немецкими учеными, в частности, с К. Фогтом
поколебало уверенность Герцена в том, что научная специализация ведет к
тупости, самодовольству и мещанской ограниченности.}
Понятно, что судить с такой уверенностью о ничтожестве именно немецкой
науки Герцен мог лишь потому, что основывался на той критике, которую в
изобилии можно было найти в статьях и книгах выдающихся немецких писателей,
ученых и публицистов, мучительно переживавших униженное положение своей
родины, ее экономическую отсталость, раздробленность, политическую
зависимость и мечтавших о том возрождении Германии, которое принесет ей
наука, философия и искусство. Однако для выполнения такой миссии эти
области духовной деятельности должны были достичь невиданных ранее высот, и
колоссальные успехи немцев в развитии философии вселяли надежды на то, что
это достижение вполне возможно. Это первое.
Второе. Для европейской науки 30 - 40-х гг. XIX в., и особенно для немецкой
науки, был характерен острый конфликт с философией. Тесно связанные в XVII
в., у истоков науки Нового времени, в XIX в. эти две дисциплины быстро
разъединялись, обвиняя друг друга в некомпетентности и пренебрежении к
истинно важным вопросам. Хорошо известно, что разъединение науки и
философии было в целом полезным процессом, позволявшим им обеим обрести
свои собственные предметы и методы исследований и благодаря этому ускорить
свое развитие. Однако для того, чтобы увидеть тогда за взаимной критикой
позитивные результаты и, в частности, понять особенности философской
критики науки
{Конституируя себя как анализ теоретического мышления культуры Нового
времени ("чистого разума") и нащупывая контуры каких-то иных логик,
философия не могла не критиковать науку, в которой это мышление воплотилось
наиболее последовательно. Кроме того, критика науки того времени за
чрезмерный эмпиризм была в принципе правильной, хотя и не учитывающей того,
что ученые, особенно экспериментаторы, просто "обогнали" тогда теоретиков.}
требовалось несоизмеримо более глубокое знакомство с интеллектуальной
жизнью Европы, чем то, которое было у Герцена. Но это значит, что
импортируя западную критику науки без самой науки, он попадал в положение
высмеиваемых им дилетантов, получавших западный продукт готовым и не
задумывавшихся ни о трудной истории его появления, ни о том контексте, в
котором он имеет смысл.
Конечно, можно сказать, что Герцен на примере Запада предостерегал
отечественную науку от возможных опасностей. Но было ли такое
предостережение полезным? В то время как российская наука делала первые
шаги на пути к профессионализму, Герцен издевался над специалистами,
называя их современными троглодитами и готтентотами. Стоит ли после этого
удивляться тому, что российская литература в поисках положительного героя
обращалась к кому угодно, но только не к ученому?
Не менее серьезные последствия имело и распространение в обществе взглядов
о необходимости создания новой, более простой и понятной народу науки,
которая благодаря использованию диалектического метода сможет органически
соединить философию и науку, теоретическое и эмпирическое и т. д. Причем
главную роль в создании такой науки Герцен в своей следующей работе "Письма
об изучении природы" отводил, естественно, России, проводя параллели между
европейским Ренессансом, начавшимся после восприятия Западом античной
образованности, и послепетровским развитием России, усваивающей ныне
западную культуру. Так применительно к науке формировалась опасная идея
обратить отставание России во благо и разом преодолеть все те трудности и
противоречия, в которых запутался Запад.
{При этом Герцен прибегает к фактической апологии российского дилетантизма,
сравнивая его с наивной, но эстетически яркой, богатой потенциями античной
философией }
Понятно, что подобные идеи также не способствовали росту уважения к
профессионализму и в немалой степени содействовали политизации российских
университетов, студенты которых нередко видели в себе не будущих
специалистов, а носителей нового, революционного мировоззрения, способного
спасти мир. Таким образом, пытаясь помочь распространению в стране науки,
Герцен только ей повредил. Своими статьями он фактически дезориентировал
молодежь, внушая ей неадекватные, а то и просто ложные представления о мире
ученых.
Принципиальную роль в этой дезориентации (прежде всего, самого себя)
сыграло увлечение Герценом философией, критический пафос которой
предполагал существование в стране достаточно развитого научного
сообщества. Но почему, собственно, Герцен, пытаясь спасти от дилетантизма
науку, не обратился к нормальной пропаганде ее результатов и достижений?
Оказывается, к аналогичным, дезориентирующим результатам могло приводить
заимствование не только революционных идей западных философов, но и вполне
добропорядочных сведений из научных и научно-популярных журналов.
В 1829 - 1830 гг. Д. М. Перевощиков, с целью распространения среди
студентов современных научных представлений, перевел и опубликовал в
журнале "Новый магазин естественной истории" около сотни статей из
иностранной научной периодики, посвященных в основном исследованиям
взаимосвязи различных классов явлений, в том числе живой и неживой материи,
а также идеям о фундаментальной роли электрических сил в природе.
Как известно, открытия в начале XIX в. химического, теплового,
физиологического и магнитного действий электрического тока оказали
фундаментальное воздействие на развитие естествознания. Эти открытия
подтверждали высказанные ранее догадки об универсальной взаимосвязи
различных сил природы и побуждали ученых предполагать и искать другие связи
такого типа. К сожалению, необычный характер новых явлений, их
несоответствие существующим теоретическим концепциям, а также элемент
случайности во многих открытиях породили, особенно в околонаучной среде,
представления о том, что для совершения научных открытий не нужно никакой
серьезной теоретической подготовки и достаточно лишь смелых гипотез и
настойчивости. Этим же недостатком страдали подборки и обзоры Перевощикова,
создававшие (вопреки убеждениям самого автора, отказавшегося вскоре от
такой формы популяризации науки) у студентов опасный образ легкой,
порхающей от открытия к открытию науки, что вело их затем к разочарованиям
и дилетантизму.
Таким образом, попытка Перевощикова сформировать у студентов адекватный
образ современной науки, вывести их на передний край ведущихся в Европе
исследований потерпела неудачу. Но была ли разрешима эта задача вообще?
Проблемы создания научных сообществ западного типа
Россия была первой развивающейся страной, попытавшейся внедрить у себя
западную науку. С тех пор такие попытки предпринимались и предпринимаются
во множестве государств. Поэтому не исключено, что мы сможем лучше понять
отечественный опыт, сравнивая его с опытом других стран. Для такого
сравнения я хочу воспользоваться очень интересной и своеобразной статьей
индийского астрофизика А. Р. Чоудхури, посвященной анализу проблем
адаптации стажеров из стран Азии к западному научному сообществу.
Опубликованная в американском журнале "Социальные исследования науки"
статья Чоудхури, тем не менее мало похожа на традиционные социологические
исследования и скорее представляет очерк личных впечатлений автора об
индийском и американском научных сообществах, а также размышлений о
психологических проблемах восприятия западной науки представителями из
стран с неевропейскими культурными традициями.
В своей статье Чоудхури прежде всего отмечает тот широко известный факт,
что полноценную, способную работать на высшем европейском или американском
уровне науку не удалось пока создать даже в странах с высокоразвитой
современной промышленностью (Япония и Южная Корея, Австралия, ЮАР). При
этом, конечно, высокоодаренные ученые могут появляться даже в отсталых в
экономическом отношении регионах, но они слабо влияют на свои научные
сообщества, продолжающие оставаться отсталыми и провинциальными.
Для того чтобы пояснить, что он понимает под передовым научным сообществом,
Чоудхури вводит следующие критерии:
1. Есть члены сообщества, хорошо осведомленные в надежно установленном
научном знании прошлого.
2. Есть члены сообщества, которые постоянно поддерживают себя на уровне
хорошего знакомства с текущими достижениями мировой науки.
3. Есть члены сообщества, которые постоянно осуществляют заметный вклад в
развитие науки.
Хорошие результаты по всем трем пунктам дают, по Чоудхури, полную (total),
а по отдельным - частичную (partial) науку. Так, индийскую физику автор
характеризует как частичную, с большим "счетом" по первому пункту, с низким
по третьему. Как следствие, пишет он, физика в Индии развивается лишь по
нескольким, хорошо установленным направлениям, что создает у студентов
совершенно искаженное представление о характере современной науки.
Попробуем взглянуть с точки зрения предложенной классификации на российскую
науку 30 - 40-х гг. XIX в. Безусловно, это "частичная" наука, представители
которой предпринимали поистине героические усилия для ее развития по всем
трем направлениям, выделенным Чоудхури: преподавание основ науки и
популяризация ее достижений, поддержка устойчивых контактов с европейским
научным сообществом, проведение на надлежащем уровне самостоятельных
