подробные комментарии к ним Зингера и Робина (1946) позволили познакомиться
с ними широкому кругу читателей.
с 1539 по 1542 г. был написан весь текст, изготовлено около 200
оригинальных рисунков, перенесенных в виде гравюр на деревянные блоки.
Сложным путем из Падуи через Венецию блоки доставлялись в Базель к издателю
Опорину и там, в швейцарских типографиях пускались в печать. В 1543 г.
изумительная по напряженности, согласованности и организованности работа
была закончена. Книга Везалия увидела свет.
Почти всю первую половину 1543 г. Везалий провел в Базеле в связи с
выпуском книги. Там он организовал несколько анатомических демонстраций. С
особым старанием он трудился над изготовлением скелета человека. Этот
скелет, подаренный Везалием Базельскому университету, сохраняется по
настоящее время.
Везалий впервые написал анатомию на основании фактов, точно установленных
при вскрытии трупа. Результатом этого было разрушение догм Галена и все
последующие открытия в анатомии. Естественно, что выход книги Везалия
произвел огромное впечатление. Лишь небольшая часть образованных врачей
была готова принять сразу истины новой анатомии. Немалое число лиц стало
почитателями Везалия после ознакомления с его книгой. Но были и такие,
которые неприязненно встретили непочтительность Везалия по отношению к
Галену. Другие под влиянием личной зависти стали отыскивать в его книге
слабости и ошибки.
Наиболее яростным противником Везалия стал его бывший учитель парижский
анатом Сильвий. В своем памфлете (Париж, 1551) Сильвий назвал Везалия
«сумасшедшим глупцом, который своим зловонием отравляет воздух в Европе».
Сильвий не мог простить Везалию то, что он опередил его в опубликовании
монументального анатомического трактата. На просьбу высказать мнение по
поводу книги Везалия Сильвий ответил бранью и требованием публичного
извинения за оскорбление памяти Галена. Сдержанное и твердое письмо Везалия
Сильвию сохранилось в архиве. «Мне не от чего отрекаться, — писал он. Я не
научился лгать. Никто больше меня не ценит все то хорошее, что имеется у
Галена, но когда он ошибается я поправляю его. Я требую встречи с Сильвием
у трупа, тогда он сможет убедиться, на чьей стороне правда».
Профессор Евстахий в Риме подверг злой критике книги Везалия под видом
защиты Галена. Евстахий был Эрудированным анатомом, претендовавшим на
звание некоронованного короля анатомов мира. Но аргументация Евстахия не
столько била по Везалию, сколько по Галену.
Трудно было оставаться спокойным. Вокруг Везалия смыкался круг
недоброжелателей. Вызов был принят. Везалий включается в борьбу за
торжество новой анатомии. Он уже не столько профессор для студентов,
сколько деятельный пропагандист передового учения. Он организует публичные
анатомические демонстрации в Падуе, Болонье, Пизе. Его полемический дар
ярок, его доказательства безупречны. С необыкновенным энтузиазмом он
приглашает к секционному столу своих оппонентов и критиков. Горячие споры
увлекают тысячи пытливых умов. Вряд ли можно было придумать лучший метод
агитации за внедрение новых взглядов. На протяжении 1543—1544 гг. Имя
Везалия окружено славой, его с триумфом встречает молодежь, но происки
явных и тайных врагов не прекращаются. За спиной многих оппонентов стоит
католическая церковь. Ее скрытые механизмы пускаются в ход. На пути Везалия
постепенно возникает стена отчуждения. Если в Италии ему удается отстаивать
свои позиции, то во Франции, Бельгии, Швейцарии верх берут ненавистники
новой анатомии.
Натолкнувшись на организованное сопротивление, Везалий не выдерживает и
уезжает из Италии в Брюссель. Это не было простой сменой места работы и
жительства. Как ученый Везалий переживал личную драму. Он порвал с любимой
наукой. Подавленный нападками и удрученный бессилием рассеять яд клеветы,
проклиная власть невежества, он уничтожил все свои рукописи.
Во времена Везалия врачи выбирали занятия, не связывая себя с
ограниченным кругом вопросов. Они получали подготовку в математике,
географии, философии, теологии. Везалий считал себя врачом и анатомию
рассматривал как составную часть медицинской науки в целом. Следовательно,
порывая с анатомией, он избирал другую сферу применения своих врачебных
знаний. Более резким было изменение обстановки и методов исследования. Но
Везалий, как видно, не мог поступить иначе. Ему казалось, что гений
продолжает жить, все же остальное мертво. По крайней мере такой афоризм он
поставил в подписи под одним из рисунков своего труда.
Труд Везалия, выношенный и выстраданный на протяжении 5 лет ценой
бессонных ночей и невероятного. напряжения моральных сил, мог служить
образцом научного подвига. Сам Везалий в предисловии к своей книге «In
соrроris...» писал, что он не смог бы стать анатомом, если бы ограничился
грубыми демонстрациями, которые устраивали на занятиях по анатомии
неграмотные цирюльники. Нужно было ниспровергнуть иго догматиков и
научиться анатомии человека на теле самого человека, стремясь проникнуть во
все) сложности его строения, Везалий решительно отводил обвинения его в
неуважении к Галену и считал, что в исправлении ошибок не вина его, а
заслуга и что опошляют память Галена те, кто рабски, вопреки правде
повторяет и закрепляет недостатки своего кумира.
Подводя итоги деятельности Везалия в падуанский период, следует, сказать,
что именно в этот период за короткий срок он выполнил труд, принесший ему
великую славу. Одновременно следует отметить то прогрессивное, что он
сделал за это время для улучшения университетского курса анатомии.
С деятельности Везалия начались глубокие реформы в преподавании анатомии.
Достаточно сравнить изображение секции трупа на фронтисписе книги Везалия и
зарисовок занятий по анатомии в книгах Мондино и Карпи, чтобы стала
совершенно ясной принципиальная разница методик преподавания. Калька?
изобразил Везалия одновременно в роли лектора, прозектора и демонстратора.
А ведь у Мондино лектор лишь читал текст учебника, демонстрировал же части
трупа цирюльник. Таким образом, Везалий впервые начал читать анатомические
лекции не по книге, а по трупу и скелету.
Конечно, реформа преподавания анатомии послужила толчком к изменению
методов преподавания и других медицинских наук. Важно заметить, что при
этом успехи в изучении анатомии и медицины не оставались достоянием одного
университета, а распространялись по всем странам. Интернациональный
характер университетов оказался чрезвычайно благоприятным для развития
науки и для совершенствования педагогики. Лекции и демонстрации Везалия
посещали студенты—итальянцы, французы, немцы, англичане, швейцарцы, чехи,
поляки, и представители других народов Европы. Возвращаясь на родину, они
привозили с собой новые идеи и методы изучения анатомии и медицины,
пропагандировали их. Напомним, что в России еще в XVII веке популярность
везалиевской анатомии побудила Епифания Славинецкого перевести книгу
Везалия на русский язык для использования ее в преподавании анатомии на
занятиях в лекарской школе при Аптекарском приказе и в славяно-греко-
латинской академии в Москве. А в XVIII веке русский юноша Константин Щепин,
восхищенный былой славой знаменитого университета, пешком добрался до Падуи
и вступил в студенческую корпорацию.
Падуанскому университету выпала особенно счастливая роль в воспитании
прогрессивно настроенных студентов и ученых. Фламандец Везалий, немец
Агрикола, итальянцы Фракасторо, Галилей, Мальпиги, поляк Коперник,
англичанин Гарвей в разное время в различных амплуа входили в кабинеты и
аудитории университета. Свободная от педантизма клерикалов и эклектизма
невежд Падуя гостеприимно открывала двери университета для всех желающих
учиться независимо от вероисповедания, сословной принадлежности,
политической ориентации и национальности. Не удивительно, что со всех
концов Европы в Падую стремились ученики и учителя, все, жаждавшие знаний,
искавшие ответа на волнующие их вопросы.
Об анатомических демонстрациях Везалия в Болонье, где курс лекций по
учебнику Мондино читал Маттиас Куртис, сохранились подлинные записи
студента Хесслера, датированные 1540 г. Недавно (1959) эти записи были
изданы в Упсала. Читая откровенные, порой наивные заметки Хесслера, каждый
может почувствовать высокий накал сопротивления, которое оказывалось ясным
и бесспорным заключениям Везалия. Профессору Куртису нечего было
противопоставить доказательствам правоты Везалия, демонстрируемым перед
аудиторией на трупе. Тем не менее последнее слово оставалось за ним как за
старшим.
Как учитель студентов Везалий постоянно требовал точности в изучении
натуры. Он напоминал о том, что каждая, даже небольшая, часть тела имеет
свое назначение, присущие ей функции и должна быть изучена. При этом надо
стремиться к всестороннему охвату изучаемого явления и к критическому его
рассмотрению.
Воспитание критицизма, точности, стремления к обоснованию суждений
фактами, проверяемыми лично, привитие практических навыков — все это
импонировало студентам. Если еще добавить к этому личное обаяние Везалия
как учителя — его молодость, темпераментную убедительную речь, уверенные
движения, пылающие смелостью глаза, готовность вступить в спор и
представить ясные доказательства, станет понятной та высокая репутация,
которой пользовался Везалий у своих слушателей.
ОТХОД ОТ НАУКИ
Доказательством того, что Везалий сожалел об отходе от науки и стремился
к продолжению анатомических занятий служит его письмо Фаллопию, которое
