их
снял и, держа под мышкой, вошел в носках. Встали соратники поодаль
от
больного, некоторое время постояли молча. Сталин в этот момент
сильно
захрапел. Обращаясь к помощнику коменданта Лозгачеву, Берия сказал: "Ты
что
наводишь панику? Видишь, товарищ Сталин крепко спит. Не поднимай шумиху,
нас
не беспокой и товарища Сталина не тревожь". Лозгачев стал доказывать,
что
Сталин тяжело болен и ему нужна срочная медицинская помощь. Но соратники
не
стали слушать и поспешно удалились из зала.
Ночью 2 марта медицинскую помощь Сталину никто так и не оказал".
По свидетельству подполковника В. Тукова, сотрудника Сталина по
особым
поручениям, на даче все чаще стали раздаваться звонки врачей-
доброхотов,
просивших допустить их к Сталину и уверявших, что они его вылечат.
Звонили
даже из других стран. Один доброжелатель оказался особенно настойчивым.
В
конце концов к аппарату подошел Берия. Без особых предисловий он
спросил
настойчивого эскулапа:
"Ты кто такой? Ты провокатор или бандит?"
Врачи появились лишь утром. Вождь оставался без медицинской
помощи
более тринадцати часов...
Таким способом устранения неугодных пользовался не раз и сам Сталин.
Однако пора было убедить детей тирана в том, что к его
спасению
принимаются самые энергичные меры. "Все суетились, спасая жизнь, которую
уже
нельзя было спасти". Светлане Аллилуевой запомнилась картина
медицинского
аврала, она не заметила здесь никого из знакомых врачей, кроме одной
молодой
женщины.
Веская улика.
И еще одна. 7 марта, через день после смерти Вождя,
"Известия"
публикуют текст заключения авторитетной медицинской комиссии в
обновленном
составе: "Результаты патологоанатомического исследования
полностью
подтвердили диагноз, поставленный профессорами-врачами, лечившими И.
В.
Сталина. Данные патологоанатомического исследования установили
необратимый
характер болезни И. В. Сталина с момента возникновения кровоизлияния в
мозг.
Поэтому принятые энергичные меры лечения не могли дать
положительный
результат и предотвратить роковой исход".
Итак, для спасения жизни генсека с самого начала приняты
все
необходимые меры, неусыпный контроль ЦК обеспечил правильное
лечение,
исключил всякие случайности. Малейшие намеки на насильственную
смерть
неуместны, даже преступны.
Вот что угадывалось в подтексте.
В последнем медицинском заключении, обнародованном
7 марта, сделан акцент на "необратимый характер болезни".
8 этой связи хотелось бы знать, каково было состояние здоровья
Сталина
накануне гибели. В последнее время он не жаловался на недомогание, лишь
сон
у него был тяжелым, но об этом мало кто знал. Доктор, пользовавший
Сталина
несколько лет, рассказывал бывшему редактору "Известий" И. Гронскому,
когда
тот в 1955 году вернулся из лагеря: "Во время сна Сталин вскакивал
с
постели, кричал дико, кошмары буквально душили его. Не дай бог никому
видеть
то, что мне довелось наблюдать..."
Аллилуева упоминает о совершенных отцом жестокостях:
"... память об этом не давала ему спать спокойно". Но, вспоминает
дочь,
Сталин отличался крепким здоровьем, "сердце, легкие, печень были в
отличном
состоянии".
Посол Индии К. Менон, посетивший Сталина 17 февраля, то есть
незадолго
до внезапного удара, нашел диктатора в полном здравии.
Ему вторит Никита Хрущев, видевшийся с Хозяином за несколько часов
до
"несчастья": "Не было никаких признаков какого-нибудь
физического
недомогания".
Некоторые историки склонны видеть сына Сталина в роли
свидетеля,
изобличившего заговорщиков. Даже этот записной алкоголик
почувствовал
неладное. Вызванный 2 марта на кунцевскую дачу, он, как вспоминает
его
сестра, "разносил врачей, кричал, что отца убили... убивают".
Хрущев утверждает, что в смерти Сталина был заинтересован только
один
человек -- Лаврентий Берия. Это вполне согласуется с
воспоминаниями
Аллилуевой о последних часах жизни отца.
Берия "был возбужден до крайности... Лицо его то и дело искажалось
от
распиравших его страстей... Он подходил к постели больного и
подолгу
всматривался в его лицо -- отец иногда открывал глаза... Берия глядел
на
него, впиваясь в эти затуманенные глаза".
Но нет, не он один ждал смерти тирана. Маленкову, Хрущеву,
Булганину,
всем остальным невмоготу стало существование под жесткой сталинской
дланью.
А Берия... Чем этот палач лучше того? '
По-человечески их колебания понять можно. Только были ли они, были
ли
эти соратники -- фавориты новые и старые -- людьми?
Мы упомянули о мужестве, столь необходимом в таком рискованном
деле,
как устранение тирана. Можно подумать, что проявил его в полной мере
только
один Берия. Но ведь то было мужество отчаяния. Крыса, загнанная в
угол,
способна вдруг броситься на кошку... Пожалуй, все они, подручные
Сталина,
были убежденными трусами. Мужчин в своем хозяйстве генсек не терпел.
И все же о Маленкове, Хрущеве и Булганине нельзя сказать, что
они
стояли в стороне. Они не остановили злоумышленника, вместе с ним
обманывали
народ -- относительно болезни и смерти Вождя. Но других вариантов
не
существовало. Предстоял дележ власти, а за спиной чудилось горячее
дыхание
старших соратников устраненного. Аллилуева дает нам в руки еще
одну
несомненную улику:
"А когда все было кончено, он первым выскочил в коридор, и в
тишине
зала, где все стояли молча вокруг, был слышен его громкий голос,
не
скрывающий торжества: -- Хрусталев! Машину!"
... Некогда скорбеть о кончине диктатора. Да и к чему? Некогда
делить
власть, ее надо брать. Берия поспешил на Лубянку и без помех
овладел
центральным аппаратом на правах -- впервые! -- полновластного хозяина.
В Тбилиси экстренно отправлен специальный поезд с
отборными
оперативниками. Задание-- вызволить из тюрем брошенных туда по
приказу
Сталина руководителей ("Мингрельское дело"). И арестовать всех
последних
фаворитов генсека. Возглавить эту освободительно-карательную
экспедицию
Берия поручил своему испытанному помощнику Владимиру Деканозову, палачу
без
страха и упрека.
Новая жизнь -- новые заботы. Прежде всего надо убрать
лишних
свидетелей. Лишними оказались, помимо некоторых врачей, все
охранники
кунцевской дачи. Двое, во избежание худшего, успели застрелиться.
Офицеров
Берия отправил в отдаленные районы страны. Обслуживающему персоналу -- а
там
водились даже генералы -- Берия приказал убираться вон. Это
происходило,
как. с прискорбием отмечает дочь, на второй день после похорон.
"Совершенно растерянные, ничего не понимающие люди собрали вещи,
книги,
посуду, мебель, грузили все со слезами на грузовики,-- все куда-
то
увозилось, на какие-то склады... Людей, прослуживших здесь по десять --
пятнадцать лет не за страх, а за совесть, вышвыривали на улицу".
Да, а мебель-то, мебель зачем было вывозить? И книги. Здесь ведь
можно,
нет, должно музей открыть. И ходили бы к Святому Месту паломники, как
ныне
посещают Гори, родину Отца Народов, и то позорное место, под
Кремлевской
стеной, где он схоронен.
Что ж, и ходили бы. Если бы не Берия. Единственное, пусть
невольно
сотворенное злодеем благо. Зачтется ли оно ему?
В ходе судебного расследования, если бы оно состоялось при
жизни
заговорщиков, можно было бы легко обойтись без личных признаний
Лаврентия
Берия и соучастников. Вполне хватило бы косвенных улик. Иосифа
Сталина
устранил его верный соратник. А прямые улики сгорели вместе с
товарищем
Лаврентием в печи Московского крематория 23 декабря 1953 года.
Конец Папы Малого
Странная ситуация сложилась на верхних ступенях власти после
смерти
Сталина. Хрущев к этому времени еще не был в Политбюро первым. Здесь
все
решали Берия с Маленковым. Прежние фавориты Сталина -- Молотов,
Каганович,
Ворошилов, Микоян -- не могли противостоять могущественному тандему
и
подкрепить позиции Никиты Хрущева. Да и не хотели. Кабинетные
интриганы,
многоопытные карьеристы, они никогда не доверяли друг другу, ревниво
следили
за каждым шагом соперника, их ничто не объединяло. Впрочем, нечто общее
в
них было -- жажда власти и страх ее утраты.
Опираясь на партийный аппарат, на многолетнюю традицию, Хрущев
мог
добиться от функционеров-- в центре и на местах --
беспрекословного
подчинения своей воле. Но он не смел. А Берия выжидал.
Весной пятьдесят третьего в Политбюро установилось некое
зыбкое
равновесие сил. Кто нарушит его первым?
Берия начал готовить почву для генеральной перетряски верховного
органа
партии. У него был верный, как он думал, помощник -- Маленков, с его
богатым
опытом и прочными связями в центральном аппарате. Берия опирался
на
всесильные органы кары и сыска и мог уповать на разрозненность
членов
Президиума. Кто сможет ему противостоять?
В мае из Киева прибыл один из старых сослуживцев Хрущева. Он
принес
тревожную весть: органы госбезопасности и внутренних дел Украины
получили
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15
