Всероссийская октябрьская стачка. Во вступительном обращении к съезду
Милюков подчеркнул, что цель съезда «созвать и формально провозгласить
большую политическую партию в России», что конституционно- демократическое
движение приобрело самостоятельное значение и отмежевалось от правых и
левых сил, от «узкоклассовых» интересов помещиков и капиталистов и от
«чисто классовой доктрины пролетариата». Свою партию Милюков объявил
внеклассовой партией, продолжательницей «интеллигентских традиций».
Основные программные положения партии строились на основе программы,
опубликованной в «Освобождении», и сводились к установлению
конституционного строя (форма правления, как говорили кадеты, их мало
интересовала), необходимости увеличения земельной площади крестьян с
частичным отчуждением частновладельческих земель и с «вознаграждением по
справедливой оценке», к отмене сословных привилегий, равенстве всех перед
законом, установлении свободы личности, слова, собраний и других
демократических свобод. Национальная программа включала право на свободное
культурное самоопределение. За Царством Польским признавалось введение
автономного устройства с сеймом, за Финляндией — восстановление прежней
конституции.
Во время съезда конституционных демократов правительством был издан
Манифест 17 октября, в котором были обещаны конституция и выборы в Думу. С
помощью Манифеста царизм стремился привлечь па свою сторону либералов.
Оценка Манифеста со стороны разных политических сил была различной.
Разъясняя сущность Манифеста, большевики, например, призывали все силы
сосредоточить на подготовке вооруженного восстания. Октябристы признали
обещания Манифеста и открыто стали на путь его поддержки. Правые кадеты
также считали, что после Манифеста 17 октября Россия стала конституционной
страной и созрели условия для образования конституционного правительства.
На Милюкова Манифест произвел «смутное и неудовлетворительное
впечатление». Он считал, что формальное провозглашение в Манифесте
политических свобод должно быть подкреплено реальными гарантиями.
Пессимистическое отношение Милюкова к Манифесту отразилось и в резолюции
съезда. Эта резолюция предлагала провести ряд политических реформ: отменить
исключительные законы, издать избирательный закон для созыва
Учредительного собрания, которое приняло бы конституцию, создать временный
Деловой кабинет на подготовительный период до созыва законодательного
народного представительства и создания правительства из парламентского
большинства и провести амнистию по политическим и религиозным
преступлениям.
Председатель Совета министров С. Ю. Витте пригласил Милюкова, как
частное лицо, к себе на беседу для «некоторого рода экспертизы общего
политического положения и возможных выходов из него».
Милюков высказал мысль о необходимости создать Деловой кабинет из
серьезных и не дискредитированных в общественном мнении товарищей министров
или иных членов администрации, реализовать обещания Манифеста 17 октября,
опубликовать конституцию по типу болгарской или бельгийской, основанную на
всеобщем избирательном праве. «На вашем месте, — говорил Милюков главе
правительства, — я выбрал бы кратчайшую дорогу — если бы, конечно, ваша
цель, конституция, была бы окончательно установлена». Передавая этот
разговор, Милюков писал: «Он ответил мне просто и ясно: Я этого не могу, я
не могу говорить о конституции, потому что царь этого не хочет. Я так же
просто сказал ему: Тогда нам не о чем говорить».
Деятельность в Государственных Думах
Деятельность Милюкова в Государственных думах России составила целую
эпоху в его жизни и в жизни самой России.
Лидер партии, непререкаемый авторитет, умный и образованный человек,
тонкий и проницательный политик, Милюков умело руководил кадетской фракцией
во всех четырех Думах, хотя не являлся членом первых двух Дум. Его общение
с депутатами Думы было постоянным, его мнений ждали, руководствовались ими
в практической работе. Особая роль Милюкова в парламентских организациях
России была не случайной не только в силу его политического лидерства, но
главным образом в силу сущности того политического течения, той партии,
которую он представлял. Особенности его личности — способность широко и
объемно мыслить, видеть разные стороны предмета, возможные противоречия,
умение находить при этом точки соприкосновения противоположных мнений,
улавливать возможность компромиссов — все это обеспечивало русскому
либерализму в его кадетской форме известную жизнеспособность и живучесть.
Лидер партии был как бы олицетворением «кадетизма» и одновременно автором и
творцом этой политической доктрины. Партия, основным программным
положением которой было установление конституционного строя, оправданно и
закономерно должна была погрузиться в парламентскую деятельность. Именно в
этой области могли реализоваться политические устремления и .идеалы
кадетов. Именно поэтому Милюков так всепоглощающе отдавался дугой
деятельности. Но он был реальный политик и прагматик. Реализм был основой
его политической жизни. Прагматизм все подчинял одной цели. Милюков
неоднозначно воспринимал условия российской действительности, размышлял о
степени подготовленности России к конституционному строю, осмысливал ее
опыт и современность, особенности реальной обстановки и окружающих его
политических деятелей.
В сложной политической борьбе образовавшихся политических партий, в
период, когда первая русская революция была подавлена, а самодержавие
набирало силу, необходимо было выработать свою политическую линию.
Необходимо было осуществлять и поддерживать определяемую самой логикой
кадетской программы стабильность политической доктрины «средней линии», то
есть такую парламентскую деятельность, существование которой зависело от
соотношения правых и левых сил, их баланса.
Поэтому тактика стала стержнем политического поведения кадетов и их
лидера. Только она могла обеспечить выполнение кадетской программы в
конкретной и реальной политической борьбе. И не случайно выступления
Милюкова на крупных политических форумах, съездах, конференциях, в Думах
всегда начинались с доклада о тактике. Это происходило не от особого
пристрастия к тактике и не от абсолютизации ее как средства политической
борьбы, а от сущности его позитивной программы, основанной на реальном
учете сил.
Однако, разумеется, не все действия кадетской партии и ее лидера можно
объяснить достоинствами или недостатками избранной тактической линии. В
реальной практике в поведении всех политических партий имелись ошибки,
просчеты и заблуждения, связанные не только с проводимой ими тактикой, а,
главным образом, с самой реальной действительностью и реальным соотношением
сил. Под углом зрения этих исходных позиций и подходил Милюков к своей
парламентской деятельности. Его политическое credo состояло в том, чтобы
сохранить парламентаризм, существование и развитие которого он обуславливал
исторической реальностью, разумеется, понимаемой им с точки зрения идеолога
своей политической платформы.
На этом пути предстояли сложные политические комбинации, отступления,
трюки, демагогия, что всегда сопровождают политическую деятельность. Однако
при всех, казалось бы, видимых и действительно имеющих место противоречиях
Милюкова он сохранял последовательность и верность своей основной идее —
идее сохранения русского парламентаризма. Он был и политиком, и борцом,
обнаруживая удивительные силу воли и упорство в достижении поставленной
цели. Этим в значительной степени объяснялось существование русского
парламентаризма до революционных событий 1917 года.
На работу первой Государственной думы Милюков воздействовал через
своих друзей, единомышленников по партии М. М. Винавера и И. И.
Петрункевича. Ход работы самой Думы он мог непосредственно наблюдать,
присутствуя на ее заседаниях в качестве представителя прессы.
Тактика кадетов в Думе (первая Дума по своему составу была
преимущественно кадетской) исходила из вполне определенных, четко
обозначенных позиций: оставаться в сфере разумных расчетов и в рамках
законности, осуществлять принцип солидарности между отдельными
общественными течениями. Это последнее положение Милюков образно
ассоциировал с «крещением корабля», описанным в одном из рассказов
Киплинга: «признание общей связи как результат борьбы и трение отдельных
частей новой, только что налаженной машины».
Ход работы Думы — особенно отказ царя принять думскую делегацию с
ответом на тронную речь и содержащим требование законодательной, а не
законосовещательной Думы, а также разногласия с трудовиками по аграрному и
другим вопросам заставили лидера кадетской фракции корректировать свою
позицию. Кадеты начали вести себя более решительно — перешли к критике
правительства и объявили, что их «дороги» с «друзьями слева» расходятся.
При этом «руководство общим направлением реформы, — указывал Милюков, —
должно быть оставлено в руках государства. Отсюда следовала со стороны
кадетов и со стороны правительства обоюдная тенденция к сближению. Это
выразилось в их переговорах в мае—июле 1906 г.
Переговоры с П. А. Столыпиным, на которых присутствовал
симпатизировавший Милюкову министр иностранных дел А. П. Извольский, не
были конструктивными. Столыпин вел переговоры не по существу, а
полуиронически объяснял» Милюкову, что «министр внутренних дел есть в то же
