Арзамасская школа А.В. Ступина
Орловский государственный университет
Реферат
на тему:
«Арзамасская школа А.В. Ступина»
Составила студентка ХГФ:
Шевченко В.
Проверила:
Коханик Н.А.
Орел – 2006
«К живым мы должны быть внимательны, к мертвым справедливы».
Вольтер
К изучению Арзамасской школы живописи мы подошли в нашей работе не случайно. Встречая работы этой школы, преимущественно в портретах, мы, естественно, обратились к существующей печатной литературе. Скудость последней заставила нас обратиться к архивным материалам. В результате этих работ, начатых нами в 1921 году, были наши публикации об отдельных представителях этой школы. Теперь весь собранный и изученный материал позволяет нам объединить его в одной работе и попытаться поставить проблему изучения художественной культуры нашей провинции первой половины прошлого столетия.
Литература об Арзамасской школе сравнительно значительна по количеству, но бедна по своему содержанию. Большое число газетных и журнальных заметок на разный лад повторяет общие места из опубликованной автобиографии основателя школы А. В. Ступина, допуская те или иные сокращения, отступления и даже ошибки. Невидимому, существовал ряд «Записок» А. В. Ступина, приуроченных к разным хронологическим датам, вернее, списков с первоначальной рукописи с позднейшими к ней дополнениями.
О «Записках академика Ступина», написанных им в 1847 г., принадлежавших наследникам любителя-художника Ник. Дм. Быкова (умер в 1884 г.), есть упоминания в «Русской старине». Повидимому, записки позднее перешли в собрание московского собирателя Щукина и послужили материалом для публикации в очередном сборнике.
В журнале «Иллюстрация» в 1862 г., после смерти А. В. Стопина, были напечатаны выдержки из его «Записок» с примечаниями Н. Рачкова. Тождественность последних с «Записками» 1847 г. свидетельствует о том, что они послужили основным материалом для глав статьи в «Иллюстрации».
Этот мемуарный материал является одним из основных для изучения и построения истории Арзамасской школы. Материал богат фактическими справками; к недостаткам же его следует отнести лирические отступления — выражения подобострастия и преданности Академии Художеств. Тем не менее, этот документ имеет для нас большое историческое значение.
«Предпринимая написать записки моей жизни, я не имел в виду, чтобы представить что-либо особенное и редкое»,— писал А. В. Ступин. — «Я весьма долго колебался, чувствуя в таком труде мою слабость, не будучи приготовлен к нему надлежащим образом, не зная ни грамматики, ни правил красноречия, так как мне дано воспитание скудное, что из описания жизни моей видно будет, но ободрил себя тем, что пишу это не для света, каковой любопытности жизнеописание мое и не заслуживает, а для моего семейства и родных н друзей своих, и на 72 году жизни моей...»
Другим мемуарным памятником, где мы находим данные о школе н об се основателе, являются записки ученикa школы И. К. Зайцева, в которых затронута более ранняя эпоха—30-х годов.
Первую попытку в наше время подойти к изучению Арзамасской школы сделал писатель В. Г. Короленко, который в 1890 г. совершил свою поездку в Арзамас в щелях собирания материалов для задуманной им повести «Арзамасская Муза». Вторая попытка принадлежит Н. Н. Врангелю, который в 1902 г. совершил поездку в Арзамас, застал там еще уцелевшее здание школы, занятое церковно-приходской школой, но значительные открытий и находок им там сделано не было. Он первый подошел к частичному изучению архивного материала, касающегося школы, в архиве Академии Художеств. Надо думать, что работы его в архиве Академии натолкнули его на Ступинскую школу и побудили ею совершить паломничество на родину последней.
По литературным указаниям послеоктябрьского периода мы можем заключить, что над темой изучения Арзамасской школы в Нижнем-Новгороде работал слушатель Московского археологического института И. Матюнин. Работа эта была дипломной и была награждена золотой медалью. Рукопись находилась у автора.
Когда эта книга была подписана к печати в 1941 году, мы получили работу М. П. Званцева. Автор по следам наших ранних публикаций сделал попытку дать популярный литературный очерк об А. В. Ступине как основателе школы. Мы там не нашли для себя новых материалов.
В первой стадии работы мы стремились расширить наши знания об отдельных представителях этой школы, вскользь упомянутых в работе Н. Н. Врангеля. Так появились наши этюды (результат изучения литературы, архивных материалов и произведений художников): о Р. А. Ступине, Н. М. Алексееве, В. Щеголькове (в связи с его портретом Н. И. Лобачевского), М. П. Коринфском (о его работах в Арзамасе и Симбирске), В. С. Турине (о новых его работах в области гравюры) и др.
Нам посчастливилось отыскать ряд произведений Ступинской школы и, что особенно ценно для нас, рукопись «Курса живописи и рисования» Р. А. Ступина, а также изучить архивные материалы Казанского университета, Академии Художеств и Общества поощрения художеств и, наконец, посетить в 1929, 1930 и 1938 гг. Арзамас и Нижний-Новгород.
В результате этих длительных, перемежающихся работ, начатых, как было упомянуто, в 1921 г., был собран значительный материал, который в настоящее время обработан по трем основным разделам: Арзамас конца XVIII и начала XIX веков, А. В. Ступин, школа и ее ученики.
«Арзамасская школа живописи» была заманчивой темой для изучения художественного наследия провинциального искусства, искусства забытых крепостных мастеров, чьи скромные, но искренние по своему выполнению работы давно привлекали наше внимание. Ступинская школа была единственным рассадником художественных знаний для крепостных талантов, в большинстве забытых историей. Наконец, изучение провинциальных художественных школ нам представлялось интересным с точки зрения решения некоторых вопросов русского искусства вообще, а также раскрытия ряда имен художников, чьи произведения в наших музеях включены в группу «inconnu». Таким и до сих пор загадочным художником остается для нас Зиновий Иванов, чьи работы не раз привлекали внимание историков искусства. Неполнота наших знаний о провинциальном искусстве не позволяет нам сделать окончательный вывод, но нам думается, что предположение о близости к школе Арзамаса 3. Иванова вполне оправдано. Изучая Арзамасскую школу, мы теперь твердо связываем с ней Ф. Мелентьева — автора очень характерного холста с бытовой темой, обратившего на себя внимание еще в 1916 г. Мы имеем также все основания связывать первые творческие шаги великого украинского поэта и художника Т. Г. Шевченко в Петербурге 30-х гг. с нашей Арзамасской школой, Так как известный «мастер» Ширяев, у которого он учился, был учеником Ступина, в этой же мастерской работал вместе с ним другой воспитанник школы—Бобров, и здесь же с ним встречался третий ученик Ступина — И. К. Зайцев, оставивший нам мимолетные воспоминания о Шевченко.
Изучение Ступинской школы позволило нам связать ее с именем художника А. Г. Венецианова, которой по достоверным материалам, публикуемым нами, содействовал ей всеми возможными средствами. Таким образом, упоминание А. В. Луначарского, в предисловии к изданию писем А. Г. Венецианова об истоках «интересной провинциальной Арзамасской школы», ныне подкреплено фактическим материалом.
Материалов о крепостных художниках очень мало, они всегда отрывочны, а подчас и анекдотичны. Изучая Арзамасскую школу, мы изучаем крепостных людей. Этот характер школы отмечал и сам А. В. Ступин; то же наглядно подтверждают и реестры его учеников, дошедшие до нас. Один из учеников-крепостных (И. Зайцев) оставил ним мемуары—источник правдивый и насыщенный сведениями, которого так недоставало и который нам служит исходным материалом для суждения по ряду ранее спорных вопросов.
Ступинская школа сохранила нам десятки имен крепостных художников-учеников. С ней была связана их творческая работа. Она же была и свидетелем трагических событий в их жизни. Ученик школы Григорий Мясников—крепостной господина Гладкова, проявивший большие способности, обратил на себя внимание Общества поощрения художеств, которое, видя его успехи, изъявило согласие выкупить его у помещика за 2000 рублей. Помещик не согласился на эту сделку и потребовал художника к себе; заставил его учиться поварскому искусству на кухне, приказывал снимать с себя сапоги, чесать пятки. Измученный художник бежал к Ступину. Помещик послал за своим «добром» бурмистра, но водворенный обратно беглец снова бежал, опять был возвращен и, не найдя выхода, покончил с собой в картинной галлерее школы, оставив трагическую записку.
Такой же тяжелой картиной развертываются перед нами длительные испытания Василия Раева — ученика школы, который долго добивался получения возможности выкупа у своего помещика, видевшего в нем «ходкий товар» и не спешившего его продавать, в надежде повышения размера выкупа. Только вмешательство прогрессивных влиятельных лиц в это дело развязало узел н помогло талантливому художнику пойти своей настоящей дорогой. Несколько по-иному сложилась судьба другого ступинца — И. К. Зайцева, также много пережившего, прежде чем стать « вольным человеком ».
Жутко звучали указания Академии Художеств о свободных и несвободных учениках. Бесчеловечны и несправедливы были акты награждения медалями свободных и только отзывами «крепостных», хотя их было большинство, и среди них, по указаниям самого Ступина, были наиболее творчески одаренные личности. И немудрено, ибо в ученье помещики отдавали только тех крепостных, которые действительно оказывались способными; «вольные» же приходили обычно по своим влечения», и среди них были и малоспособные, которые ждали от школы лишь ремесленных навыков для профессиональной работы будущих иконописцев.
Большой «отсев» крепостных учеников, которые по окончании школы не шли своим прямым путем, в конце концов разочаровал А. В. Ступина, и он стал избегать крепостных.
Мы находим в его сообщении в Академию Художеств в 1847 г. такие слова: «По возвращении моем из С.-Петербурга принял я троих воспитанников свободного состояния, отдавали еще троих крепостных, но я отказался, потому что впоследствии но званию своему не то делают из них назначение».
Такое безысходное положение крепостных художников, конечно, не способствовало их росту. Некоторые рано кончали свою жизнь, отравляя себя алкоголем, как И. Горбунов. Другие вступали на путь бунтарства и мщения помещику за свою судьбу (напомню трагедию крепостного художника Сороки).
Не было ни одной области искусства, где бы крепостной художник не приложил своего дарования. Одна из задач нашей работы—розыски и опубликование произведений крепостных художников.
