«Сам Ступин был человек отличный, добрый, деликатный и гуманный, знаток своего дела и семьянин — а потому и помощники его и старшие ученики были такие же. Не могу назвать ни одного случая, чтоб кто-нибудь из них когда-нибудь позволил себе не только щипнуть или ударить кого из учеников, но даже выбранить кого неприлично, а уж о телесном наказании и говорить нечего,—и не слыхано...».
«Приятно и полезно проводили мы часы в праздничные дни. свободные от серьезных занятий. У г. Ступина была большая библиотека, и мы вполне были ее хозяевами, один из нас был и библиотекарем, и мы, так сказать, зачитывались до опьянения».
«Страсть к чтению н декламации была возбуждена в нас примером Рафаила Александровича (сына Ступина.)... От него-то мы, так сказать, заразились поэзиею...
Каждый год на святках у нас непременно устраивался театр — и какой театр. Заезжие труппы перед ним пасовали; арзамасская публика была от него в восторге».
Школа, основанная А. В. Ступиным, просуществовала без изменения до его смерти (31 июля 1861 г.), когда единственными его наследниками явились внуки (дети дочери) и зять—художник Н. М. Алексеев, работавший в Петербурге, в Исаакиевском соборе.
После смерти А. В. Ступина Н. М. Алексеев ходатайствовал перед Академией; прося поддержать школу, которая «пользу приносила в том краю первоначально развивающимся талантам молодых художников», и предлагая себя в преемники покойному А. В. Ступину. Для большего удобства и пользы дела Н. М. Алексеев находил необходимым перевести школу в Нижний-Новгород, но, не имея собственных средств, просил денежной помощи около 5000 рублей. Его ходатайство Академия препроводила в министерство императорского двора, откуда и был получен ответ: «Его величество, имея в виду, что означенная школ» существовала 58 лет без всякого со стороны правительства пособия, не изволил найти никакого основания к назначению оного и в настоящее время».
Время прошло; наступил 1861 г., правительство не нуждалось больше в искусственном поддержании традиций академического искусства. Последнее сдавало, хотя н медленно, свои позиции зарождавшемуся реализму. В Академии не верили, что в Арзамасской школе будет на прежней высоте старая художественная культура, которая давно и без того уже была поколеблена и подменялась Здесь, с одной стороны, натуралистическими тенденциями и тенденциями запоздалой романтики, а с другой стороны, — ростом реалистического направления преимущественно в портретной живописи.
1862 год оказался последним годом в истории Арзамасской школы. Н. М. Алексеев, получив отказ от Академии Художеств, приступил к быстрой ликвидации школы.
Нижегородский художник А. О. Карелии успел купить часть собрания, главным образом, гравюры и гипсы.
«В момент приезда моего отца в Арзамас за гипсовыми бюстами и статуями, числом около пятидесяти—тут была даже целая группа Лаокоона с детьми,—оказалось, что каменщики, обитавшие в залах былого музея, пробуя свои инструменты, так ампутировали носы, руки и ноги фигур, что спасти удалось только несколько академических бюстов, послуживших основанием уже в городе Нижнем школы рисования и живописи, которою мой отец руководил до своей смерти тридцать пять лет», — писал А. А. Карелин.
Много картин музея ступинской школы было приобретено академистом-мозаичистом А. Н. Фроловым, подарено разным лицам. «Ступинский музей был растаскан при свете белого дня».
После революции ряд материалов попал в Горьковский (б. Нижегородский) музей из того же собрания А. О. Карелина, б. Понетаевского монастыря, Арзамасского уезда, где было большое количество гравюр, главным образом религиозного содержания, некогда принадлежавших собранию А. В. Ступина.
Два бюста школы—Юпитера и Люция Вера — попали в мастерскую Горьковского университета и находились на рабфаке, а «Анатомия» Гудона попала в классы педагогического института.
Само здание школы, как мы уже говорили выше, было занято Троицким церковно-приходским училищем и в 1910 г., по-видимому за ветхостью, было разобрано.
«Без просвещения напрасно все старанье;
Скульптура — кукольство,
а Живопись — маранье».
Херасков
А. В. Ступин в своих записках 1847 г. писал: «Основавши свою школу по примеру, хотя в миниатюре, академическому, но крайней мере стал давать классы методическим образом с вывезенных мастерских оригиналов, антических голов и фигур, во всем давая собою пример, все время" и труды посвящая для пользы моих воспитанников».
Высказанные А. В. Ступиным мысли дают нам право считать, что небольшая провинциальная школа для этой эпохи явилась, правда, отдаленным, но все же сколком с Академии Художеств. Образны Академии были сравнительно долго недосягаемыми и представлялись совершенными для Арзамаса. Им вторили, их копировали, но пришло время, и они стали постепенно забываться, а искусство стало восприниматься в другом свете.
Сын А. В. Ступина, Рафаил Александрович, после возвращения из Академии Художеств восемь лет работавший в Арзамасской школе как руководитель рисовального класса, ввел в обиход последней черчение с эстампов, прямо пером без абриса карандашом, увеличение и уменьшение рисунков против оригиналов. Он открыл также перспективный класс, из которого вышли художники: Н. Алексеев, В. Раев, В. Щегольков, К. Макаров, И. Зайцев, Волков и другие. Он явился новатором в области преподавания. Оставив школу, Р. А. Ступин продолжал свою художественную работу вне Арзамаса. Итоги своей педагогической работы он оставил нам в рукописи «Курса рисования и живописи», который мы вправе рассматривать как руководство, зародившееся на почве Арзамаса, в условиях провинциальной школы и характерное для методов и установок, которыми она жила в свои лучшие годы.
В своем предисловии к рукописи, которая полностью именовалась: «Наука рисования и живописи, с верным руководством к правильному и скорейшему достижению познания их. Составленная Императорской Академии Художеств художником 1-го достоинства исторической живописи и медалистом Рафаилом Ступиным», автор сообщал: «Я написал это краткое руководство к рисованию и живописи, которое, некоторым образом, вам может заменить учителя в сих полезных занятиях, и от успехов в оных, неоспоримо, зависит все ваше счастье. Художник, постигший тайну изящного и прилепясь, никогда не осиротеет в мире сем. он, имея через то верный способ поддерживать себя в жизни физической, будет всегда находить отраду в своем таланте, как в тесных объятьях друга. Такого художника гений вознесет выше людей обыкновенных—в другую сферу морального его бытия, где он, в очаровании творческой своей фантазии, самый мир будет созерцать в лучшем виде. Конечно, приобретение сего превосходного дара сопряжено с немалыми грудами, но терпение и прилежание все преодолевают. А дабы сколько-нибудь труды сии вам облегчить и путь, ведущий к цели вашей, сократить, я, по человеколюбию, изложил сии правила, почерпнутые сколько учением, столько и опытом мною приобретенным. Если они принесут желаемую вам пользу, то я буду с избытком награжден и счастлив».
Дальше Р. А. Ступив писал: «Друзья мои! Исполняя восемь лет священное звание учителя вашего, непрерывное мое старание было доставить сколько можно более пользы, предав вам приобретенные мною познания. Прилежание ваше заменяло недостаток училищных наших пособий, а ныне, когда школа снабжена всем нужным, обстоятельства отторгнули от вас меня и вместе лишили приятного удовольствия руководствовать в вашем учении; но разлука не переменила моего к вам расположения. Желая вам счастья, н вместе с сим, стремясь к общественной пользе;— ибо из вас многие готовятся для образования других».
Содержание этого «Kурса» мы не можем отнести к вполне самостоятельным изысканиям автора.
Наш автор явился не торцом, а больше собирателем и систематизатором rex знаний об искусстве, которые были распространены в первой половине XIX века в России.
В предисловии своем автор справедливо отметил отсутствие руководств для учащихся, так как преподавание ведется, главным образом, устно, поэтому не всякий желающий может пользоваться этими указаниями: «родившийся и с отличным талантом, но в отдалении от учебных заведений», будет лишен возможности получить необходимые «познания от других, должен доходить до всего сам собою; дорога сия весьма трудная».
«Желая пользы другим, я решился изложить начальные правила для желающих учиться сим искусствам, тем более для тех, которые лишены способов заимствовать оные от людей, по сим частям сведущих, и в которых по обширности нашего государства видимый недостаток».
Роль н значение искусства им определяются следующими словами: «Пленяя картинами происшествий зрение, как верный путь к сердцу, кроме удовольствия приносит пользу; показывая обязанности человека, рождает в нем благородные правила, — соделывает более чувствительными, утишает бурное волнение страстей, — наклоняет к добродетели и поселяет мир и наслаждение в душе».
Рисование необходимо как вспомогательное искусство для многих наук: «Посредством рисования олицетворяются, так сказать, слова и мысли человеческие...». «Живопись— это прямой путь к душе; ничего не может быть лучше приноровлено к понятиям толпы...» в сравнении с другими видами искусства.
Дальше он предпосылает «объяснение относящихся к рисованию и живописи некоторых употребительнейших речений». Здесь в алфавитном порядке приводился объяснение специальных терминов, встречающихся в искусстве. Всего их дано 275 и девять добавлений с примечаниями. Термины даны, кроме русской, еще во французской транскрипции, с разбивкой на группы по разделам той отрасли искусства, к которой данный термин принадлежит. Пояснение некоторых из них вызывает улыбку, при сравнении с современным уровнем наших знаний, но для своего времени разбор этих почти 300 (зачастую иностранных) слов был делом большим, помогавшим приблизить их к практическому, обиходному использованию.
Разбираясь в вопросе происхождения искусства, автор отмечает, что «рисование и живопись происходят от самых первобытных людей, кои по инстинктивному влечению к подражанию положили начало рисования хотя в грубых чертах, но время н опытность людей довели младенческое — первобытное искусство до усовершенствования».
«То же самое можно отнести и к живописи — может быть от первого пятна какой-либо цветной земли, или цветного соку растений, намазанного на чертеже, образовалось цветотворчество и дошло веками до очаровательного колорита Кореджиевой ночи и прочих дивных творений».
Дальше автор переходит к краткому общему рассмотрению искусства всех народов и всех времен.»
Переходя к разбору искусства Запада, автор отмечает:
«Новые народы, усердствуя к религии, требовали великолепных храмов, а феодализм нуждался в оплоте несокрушимых жилищ, почему и возникла архитектура, которая, смотря но вкусу, no удобству строительных материалов и по климату, приняла разные стили или характеры».
