Половцы принесли на Русь и новую мораль. В 1054 году состоялось совещание Ярославичей, постановившее внести поправку в
Уголовное уложение Ярослава: отмена кровной мести и переход на куновую систему – вещественную плату за кровь. Кун – плата за преступление. Это пример прямого заимствования. Заимствование названия предмета может произойти и при случайных контактах, но восприятие закона нравственного свидетельствует о высокой степени государственных и культурных отношений Степи с Русью.
Восприятие новых нравственных начал присутствует и в именах удельных князей. Святослав в своем «золотом слове», Обращаясь к удельным князьям, называет их «буй» - именитые, а затем перечисляет их воинские доблести. И только галицкий князь Ярослав получает добавочное имя – Осмомысл. Это пример скрытого тюркизма. Происходит от тюркского «сежз керлы» - Восемь наиболее важных забот. Обращаясь к нему, Святослав перечисляет восемь его наиболее важных дел: «подпер горы Венгерские, заступив королю путь…, отворяешь Киеву ворота и т.д.»*
В этом плане автор книги делает интересные открытия, меняющие нравственные оценки событий и людей. Игорь пленен. « Тут пересел Игорь из седла золотого в седло рабское».*Большего унижения придумать нельзя. Так в тексте перевода. А в оригинале Игорь пересел в «седло кощие». Кощиево переводилось вольным переводом как рабское. Олжас Сулейменов возводит слова «кощ» к тюркскому «кочевать». И уже по – иному звучит фраза, с иным нравственным содержанием. «И пересел Игорь в седло кочевника.» Иначе не могло быть: Степь, связанная тесными узами с Русью, не могла себе позволить перейти грань человечности. И подобный перевод вполне согласуется с последующим разговором Гзака и Кончака. «Опутаем мы соколенка красною девицею».
Могли ли себе позволить подобное половецкие ханы по отношению к рабу? Конечно, нет. Ведь это означало бы полное отсутствие сословных представлений, чего тоже не могло быть.
Скрупулезная работа по расшифровке словесных «белых пятен» не могла не повлиять на совершенно ином восприятии «Слова». Это уже не героическое, а драматическое повествование, которое было героизировано переписчиком XVI века. Что это действительно так, Олжас Омарович доказывает, сравнивая «Слово…» с другим памятником древнерусской литературы – «Задонщиной». Это произведение написано монахом Стефанием и повествует о Куликовской битве. Почему с «Задонщиной»? Оба произведения о значительных событиях. «Слово…» для Стефания – своеобразный эталон, не образец для подражания, а эталон! Ибо во втором случае нужно говорить о сходстве, чего очень мало. Автор «Аз и Я» сравнивает оба памятника по принципу различия. И место действия, и герои, и окончание повествования. Стефаний только в одном строго следует «Слову» - в композиции произведения. «Задонщина» заканчивается монологом Дмитрия Донского, в котором он говорит о возвращении к мирной жизни оставшихся в живых, о памяти погибшим. Олжас Сулейменов делает вывод, что и оригинал «Слова…» должен заканчиваться тоже монологом, но Игоря. Судя по драматизму описанных событий, он должен быть безрадостным. Переписчик XVI века, как и автор «Слова…» безымянный, переделывает окончание на свой лад: всеобщее ликование по поводу возвращения Игоря, прославление его как опоры Руси: «Тяжко голове без плеч, беда телу без головы – так и Русской земле без Игоря».3 Последняя строка «Слова…» - последнее прославление. «Князьям и дружине слава. Аминь!» И все это логически не увязывается с тем, что сделали Игорь и Всеволод, в чем их упрекает князь Святослав. Автор «Аз и Я» доказывает, что последняя строка должна звучать так: «Князьям слава, а дружине – аминь». Так была бы смысловая завершенность «Слова…». Так почему же переписчик XVI века фальсификацию текста, почему вносит в него несвойственные ему элементы? Ответ нужно искать в особенностях политического развития Московского государства в XVI веке. Это время становления молодой государственности через преодоление боярской междоусобицы. Военного героизма «Задонщины» было недостаточно. Это война. Нужен был пример единства мирного времени. И переписчик XVI века решается на такую переработку окончания «Слова…», которое отвечало бы насущной потребности его времени – единству, прекращению боярских раздоров. То есть нужен был исторический пример подлинной государственности, подлинного патриотизма, пример, в котором нет места мелким честолюбивым устремлениям.
Уточнением последней строчки «Слова» Олжас Сулейменов поставил последнюю точку в обосновании своего понимания этого произведения, своего понимания исторического процесса. Он как – то заметил, что протестует против деления истории человечества на национальные уделы. Какие же выводы следуют из его работы? Во – первых, осуществлен новый подход к взаимоотношениям тюркских и славянских народов, который заключается во взаимосвязи, во взаимовоздействии. Во – вторых, утверждается новый, нетрадиционный образ кочевого народа, который с молоком матери впитывал в себя высоконравственную норму: «Если встретишь человека, обрадуй его: может быть, ты видишь его в последний раз». Как эта норма не вяжется со сложившимся понятием, согласно которому «кочевник подобен варвару».
Иными словами, Олжас Сулейменов попытался опровергнуть академические догмы советской истории. Начинается яростная, критическая компания против книги и ее автора. В ряде высказываний данный труд определяется как «националистическая, пантюркистская и даже проникнутая духом сионизма». ЦК КП Казахстана 17 июля 1976 года постановлением «О книге О. Сулейменова «АЗ и Я» осудил и изъял книгу из реализации, заставил автора написать покаянное письмо».
Но были и защитники. Это крупнейшие ученые, писатели и поэты. Вот что писал, например, поэт Константин Симонов: «Самое главное для меня в книге – это подход к истории – жесткий и в то же время справедливый. Постановка вопроса в Вашей книге, взгляд на историю, которая отнюдь не дышло – куда повернул туда и вышло, мне близки и дороги как советскому писателю, наконец как человеку, с детства пристрастного к истории своего народа, такой, какая она есть, и со сладким и с горьким».4 А что же Олжас Сулейменов? Несмотря на разностную критику, несмотря на официальное осуждение со стороны ЦК КП Казахстана, он остался верен своей позиции, Верен тем выводам, к которым он пришел. В открытом письме членам бюро ЦК КП Казахстана он писал: «Показания языка неожиданны. Он свидетельствует, что с дохристианских времен славяне мирно общались с тюрками. Вместе пасли скот и пахали землю, ткали ковры, торговали друг с другом, писали одними буквами. Только во времена мира и дружбы могли войти в славянские языки такие тюркские слова, как пшено, ткань, письмо, бумага, карандаш, слово, язык, друг, товарищ».5 Иными словами, то, что сегодня определяется понятием «евразийство» было подмечено Олжасом Сулейменовым и от чего он не мог отречься. Он показал, что отношения этносов, культур также сложны, неоднозначны, как сама история. Судьба Евразии тысячи лет назад во многом зависела от взаимоотношений, взаимодействий, взаимозависимости тюрков и славян. Правда восторжествовала. В августе 1989 года постановление с осуждением О. Сулейменова было отменено, более того, оно было названо ошибочным и с автора, его книги были сняты обвинения.
Начинается вторая жизнь. Всемирная организация ЮНЕСКО в июне 1991 года организовала в Алма-Аты международный семинар по проблеме «Взаимодействие культур кочевых и оседлых стран «Жибек жолы» (Шелковый путь)». Результаты семинара таковы, что все его участники согласились с мнением о существовании собственной цивилизации у кочевников, что оседлые народы и кочевники всегда имели тесные связи, на этой основе взаимодополнялись, обогащались их культура, обычаи и традиции, ибо нельзя рассматривать кочевников вне цивилизации тех городов и долин по Великому Шелковому пути.
Все сказанное является не просто фактическим подтверждением правильности выводов Олжаса Сулейменова, но и оценкой его труда, оценкой его вклада в историю своего народа.
ІІІ. ГЛАВА ІІ.
СТАНОВЛЕНИЕ ДРЕВНЕТЮРСКОЙ ПИСЬМЕННОСТИ
В исторической науке считается, что наличие собственной письменности является одним из важнейших свидетельств существования собственной государственности. Древнетюркское письмо со временем преобразовалось в значительное достижение, предполагающее возникновение раннего государства и становление кочевой культуры.
Поэтому Олжас Омарович Сулейменов поставил перед собой задачу: определить сроки, факторы появления древнетюркской письменности. А это значило, что будут определены корни казахского народа, его место в мировом историческом процессе. Об этом он сказал так: «Древнетюркские письмена (огузские и булгаро-кипчакские) - это наши корни. Оживим их, и родословное древо нации, превращающееся в столб, начнет плодоносить. Появится подлинное уважение к своей культуре, к этносу, языку. Кто после нас это способен сделать? Если не мы, то – никто! Только такая уверенность личностей развивает нацию. Надо успеть в школьных и вузовских учебниках рассказать юным, какое интеллектуальное богатство создавали наши предки – великие слова! Удивительные буквы!
Какие удивительные буквы!»1
Среди наиболее древних и известных памятников древнетюркской письменности следует назвать каменные стелы – памятники, сооруженные в честь Бильге – кагана, Куль – тегина, Тоньюкука и найденные в Северной Монголии, на берегу рек Орхон, Толь и Селенга. Центрально-азиатскую группу памятников составляют надписи на надмогильных камнях из долины Таласа, монетах, бытовых предметах, керамике и металле, Серебряная чашечка из Иссыкского кургана.
Расшифровка надписей памятников, большинство которых относится до времени нашей эры, датским ученым Вильгельмом Томсеном показала, что налицо самобытная письменность, не имеющая ничего общего с европейской. Это событие положило начало разрушению исторического стереотипа о цивилизованном Западе и дикой Азии. Теперь перед тюркологами стояла задача выявления источников древнетюркской письменности. Начинается период подлинных сроков появления древнетюркской письменности и его источников. Об этом Олжас Сулейменов пишет так: «В 1970 году, через несколько дней после находки Алтын Адам, я опубликовал эту надпись и первый вариант прочтения. Меня потом убеждали очень уважаемые полеографы, что тюркское письмо в те времена (5 в. до н. э.) просто невозможно, потому как самих тюрков тогда не могло быть. И, скорее всего, эта надпись сделана арамейским письмом. А сама орхоно – енисейская письменность произошла от одного из персидских алфавитов, который, в свою очередь, является дальним потомком арамейского. Именно такая точка зрения утвердилась в науке.»2
