До сих пор мы рассматривали изменение значений славянизмов в пределах церковнославянского языка. За его пределами (в русском литературном языке, народных говорах) слово укреплялось с изменившимся значением.
Однако нередки случаи изменения значения славянизма уже в новой сфере. Эти изменения часто бывают очень существенны. Иногда слово приобретает значение, противоположное тому, которое оно имело ранее. Так произошло, например, со славянизмами предыдущий и блаженный. Предыдущий — форма действительного причастия настоящего времени глагола предъити, заимствованного из старославянского языка. Значение глагола предъити, употреблявшегося почти исключительно в церковно-книжных памятниках, первоначально сложилось из его частей: ити — «идти», предъ — «вперед, перед». Например: «предъидущемъ преподъбьныимъ чьрно-ризьцемъ съ св-ыдами. а по нихъ диякони [впереди шли черноризцы (монахи) со свечами, а за ними дьяконы]» («Сказание о Борисе и Глебе»). Как видим, исконным значением глагола предъити было конкретное действие — движение в пространстве. Впоследствии, еще в церковнославянском языке, глагол предъити изменил это значение. На основе прежнего «идти впереди в пространстве» возникло «идти, следовать впереди во времени». В значении «будущий, грядущий» употреблялась преимущественно причастная форма предъидущии, В этом значении форма предъидущии употреблялась в церковно-книжных памятниках вплоть до ХУП-ХУШ вв. Слова, наиболее употребительные в церковно-книжных памятниках, выходили за пределы церковнославянского языка, проникали в светскую письменность. Этот процесс коснулся и причастия предъидущии, гораздо более употребительного, чем другие формы глагола предъити, которые так и не вышли за пределы церковно-книжной письменности. Но в новой языковой сфере предъидущии было осмыслено не как «следующий впереди настоящего момента, в будущем», а как «следовавший перед, до настоящего момента, т.е. в прошлом». Значение «впереди», таким образом, в церковных жанрах осмыслялось как «после, потом, в будущем», а в светских жанрах — «до, раньше, в прошлом».
Таким образом, в светских жанрах письменности церковно-книжное слово предъидущии получило новое значение, в котором оно употребляется и в современном русском языке.
Интересно, что подобное совмещение противоположных значений (но без распределения по жанрам) было и у слов передний (преднии) и задний. Эти слова ранее означали как «прошлый, предшествующий», так и «будущий», например: «нашу переднюю (т.е. прошлую) дружбу къ себь помятуешь». («Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымом, Нагаями и Турциею», 1516 г.); «А в передние (т.е. будущие) годы с росолу дань платит «ь» старцемъ. а за прошлые годы с росолу дани старцемъ не платити» («Книга списков с вотчинных и других крепостей Соловецкого монастыря», 1552 г.); «Нынь же, молю вы, за преднее (т.е. прежнее) безумье покаитесь)». («Поучения Серапиона Владимирского», XIII в., список XIV в.); «Преже бо того не бывал таков пожаръ, от него же избави господи и в предняа (т.е. будущие лЪта» («Московский летописный свод» конца XV в.); «Да и о поп-ьхъ Ивановскыхъ говорили ... чтобъ попомъ ругу (т.е. жалованье) отдали за задние (т.е. прошлые) годы, что имъ не дали, да и впе-редъ бы давали ругу» (Львовская летопись, XVI в.); «Володимеръ же бь разумьа древняя и задняя» (в роли существительного: будущее) (Ипатьевская летопись, список XV в.).
Слово блаженный, употреблявшееся ранее исключительно в церковном обиходе, попав в народный язык, было переосмыслено и получило новое значение. В значении «невозмутимо счастливый» слово употреблялось для называния святых. К их числу причислялись и юродивые: церковь поощряла юродивых — людей, добровольно, во имя веры, ставших нищими и бродягами, принявших вид безумных. «Блаженны нищие духом, ибо их есть царство небесное», — сказано в Евангелии (Матф., 5, 3; Лука, 6, 20). Однако не у всех юродивые вызывали почтение: в народе зачастую относились к ним отрицательно, ибо их вид и поведение не вызывали симпатии. Отношение к человеку отразилось и в названии этого человека: слово блаженный получило значение «глуповатый, чудаковатый». С ним связаны такие слова, как блажь, блажить (58).
Славянизмы, имевшие положительное или нейтральное значение в церковнославянском языке, часто получают неодобрительную или ироническую окраску за его пределами. Слово разглаголъствовати, например, возникшее в церковнославянском языке, по-видимому, не ранее ХУ1-ХУП вв., первоначально означало просто «много говорить» , например: «И паки двонадеся-тол-ьтный [речь идет о Христе] в томъ же храм-Ь разгла-гольствоваше среди мудрыхъ учителей» («Проскинита-рий» Арсения Каллуды; переведен с греческого языка в 1686г.). За пределами церковнославянского языка этот глагол стал иронически употребляться в значении «говорить много, бессодержательно и высокопарно». Первые такие употребления отмечены лишь в памятниках XVIII в., например: «Мужикъ... началъ было кой что еще разглагольствовать, но сапожникъ, который былъ, как говорится, себъ на ум-ь, прес-Ькъ его балы т.е. пустую..»
2.2.Полисемия в бытовой лексике древнерусского языка ХI –XIVвв.
Как известно, явление несколько менее регулярно, чем описанное выше. Оно наблюдается, например, у слова локътъ, где наряду со значением 'рука, часть руки' отмечено вторичное значение 'мера длины': егуптяне бо локтемь сяжень зо-вуть (Пал 1406, 51в). У более редко употребляющегося, старославянского по происхождению, варианта лакъть первичного значения в памятниках не отмечается вообще. История названия другой части тела (следует уточнить, что здесь и ниже речь идет лишь о названиях конечностей), слова пърстъ, также свидетельствует о том, что ему было свойственно значение 'мера длины'. В этой связи заслуживает упоминания также слово пядь 'расстояние между большим пальцем и мизинцем', откуда развилось значение 'небольшая мера длины' и «очень маленькое расстояние».
Довольно сложную семантическую структуру имеют древнерусские названия мехов. В этой группе обозначения меха для подавляющего большинства слов не является первичным. В типичном случае названия мехов образуются путем метонимического переноса из названий пушных зверей: бобръ, вълк, лисица, пъсъць, соболь и др. Уже на этой базе некоторые названия мехов при помощи функционального переноса получают вторичное значение «денежная единица», которое является терминологическим. Это относится к названиям беличьих и куньих мехов: бЪла, 6'Ълъка, веверица, вЪкъша, куна, куница. У ряда слов из упомянутого значения развивается еще более абстрактное значение. Так, у слова куница подобным абстрактным значением является значение 'вид пошлины'. Наиболее полно все типы значений представлены у слова куна. Слово куна может, во-первых, употребляться в значении 'вид животного, куница': вроваху бо. . . ини на елура рекше в куну, етери же въ коркодилъ. (ГА XIII—XIV, 45в). Часто оно встречается в производном значении 'шкурка куницы': тъгда володимиръ по-велЬ метати людьмъ кунами же и скорою и паволокы. (СкБГ XII, 25в). На основе этого значения образовались в свою очередь два новых значения — 1) 'одежда из шкур куницы и 2) 'название денежной единицы': 1) ты же облачиши ся и ходиши въ паволоц^в и въ кунахъ. (СбТр ХП/ХШ, 15 об.); 2) въдале есмь гюрьгевицу без девяти кунъ .'в. гривыгЬ. (ГрБ № 119, 10—30 XII). На основе последнего образовано еще значение 'деньги', которое закрепилось за формой множественного числа: повелЬ ему дати 'Ьсти и пити елико хощеть еще же и кунами тому давъ отъпусти и. (ЖФП XII, 43в). Итак, семантическое развитие слов данной группы можно схематически представить следующим образом: 'пушной зверь' — 'шкурка — 'одежда из шкурок'' 'денежная единица' —'деньги' ('пошлина').
Довольно регулярным является развитие нового значения 'вид одежды' у группы слов с общим значением 'вид ткани'. Оно возникло из окказионального употребления ('вид ткани' — 'одежда из соответствующей ткани' — 'вид одежды') и охватило широкий круг слов. К названиям льняных тканей, встретившихся в значении 'вид одежды', относятся слова лънъ и платъно: мы же пло(т) свою штао.(м) и лномь и шелкы одъвае(м). (ГБ XIV, 996); ирезрт, батьство и славу, и члвч(с)кую ч(с)ть. сложи вшець и багряницу платна паучины хужща сия вмънивъ. (ЖВИ XIV—XV, 128а). Слово полява (понева) также может обозначать одежду из полотна (главным образом погребальную): азъ. . . въл'Ьзохъ // въ гробъи съвл'вкохъ и. . . оставивъ на нем. одину тъчию поняву. (ПС XI, 51 об.— 52); възьми и поняву его. яко красьна есть. (Там же, 52); съвлъкохъ попову съ него. да и быхъ нага оставилъ (Там же, 52); т-Ьло убо не обрате ся. . . . понявы же едины обр^тоша ся. (Ир 1383, 1426). Названия тонкого полотна грецизмы вусъ и вусинъ наблюдаются в значении «вид одеждыД: и въ пе['фир'Ь, и въ вус'Ь питающеся, и въ глубин убожья истьляющеся. (Ь ... ростам) (Пч к. XIV, 117 об.); и вщгЬвъ люди издалеча Алексамдръ въ 6'Ьлахъ ризахъ, иеръемъ же престоящемъ въ вусинхъ (ГА XIII— XIV, 28г).
Почти все названия шерстяных тканей, наблюдающиеся в текстах XI—XIV вв., встретились в значении «вид одежды». Это в первую очередь относится к термину сукно: вся паша оправдания яко сукно раздрано [в др. си. рубище повержено] нредъ тобою. (ГЛ XIII—XIV, 70а); травою нитатн(с) и сукны и власяницами одъватися. (тр^суок; рахссш;) (Там же, 268а). Группа синонимичных существительных, обозначающих дорогую шерстяную ткань багрового цвета (например, слово багръ), может образовать значение указанного тина: тъ богато на земли живяше. въ багръ и въ иаво юц-ь хо-жаше. (СбТР ХП/ХТ11, 3 об.); въ багъръ мя обълкъ еси (Там же, 185 об.); коиждо днь приходив) свое принося омрачение. о(т) носягцаго боръ (в др. си. багоръ] и вЬнець. и до носящаго нолотняны рубы. (Пр 1383, 84г)
Из названий шелков в значении ''вид одежды' может употребляться термин с общим значением паволока: тъ богато на земли живяше. въ багръ и въ паволоцъ хожаше. (СбТр ХП/ХШ, 3 об.); паучина приносимъ на паволоку ц(с)рьску. (П114 XIV, 102а). Другие названия шелковых тканей (шелкъ, брачина, а также грецизмы акилфъ и оксамитъ) тоже встречаются в подобном значении: они убо ни власяна рубища на гЬлъ иму(т). мы же пло(т) свою питае(м). и лпомь и шелкы одЬвае(м). (ГБ XIV, 996);
Следует иметь в виду, что семантические взаимоотношения между названиями со значениями «вид ткани» и «вид одежды» являются довольно сложными. Так, для языка ранних древнерусских текстов характерным следует считать процесс, когда исконное название одежды получает вторичное значение ''название ткани'. Этот процесс охватил ограниченный круг слов — некоторые образования с суф. -ица: багряница, чървленица, понявица. Существительное попвица с первичным значением «погребальная одежда, сделанная из куска полотна», может употребляться в значении «кусок полотна»: аще кто обиеть е [каменис] поняви-цою, и держпть пддъ огие(м). то руку обожьжо(т) пеня-вица же без ирода пр(е)бш!ао(т). (Пал 1406, 139а).
Слово багряница широко наблюдается в значении «вид одежды»: ПС XI, ЖФСт XII, КЕ XII, КР 1284, ПрЛ XIII, ЛЛ 1377, Пр н. XIV, ЖВИ Х1У-ХУ, ЛИ ок. 1425. Но иногда оно встречается в значении «соответствующая ткань»: и начати древодльство дяти злато и сребро. и м'Ьдь и синету багряницю. и червьленицю. (Пал 1406, 132г).
Существительное чървлелица, имеющее первичное значение «дорогая шелковая одежда» (ГБ XIV, ЖВИ XIV— XV), также может получить значение «вид ткани»: и вси вношаху пропов^даное имъ. . . се же каменье драгое на нарамникъ. овъ же черлвленицю [так] скану. (ГБ XIV, 205а).
Некоторые специфические семантические особенности характерны для еще одной группы исследуемых слов — названий видов пищи. Большую часть этой сферы лексики можно подразделить по тематическому признаку на названия видов пищи растительного происхождения и названия видов пищи животного происхождения. Первые являются исконными названиями съедобных растений, которые относительно регулярно способны развивать новое значение «вид пищи». Примеры таких слов в древнерусском языке весьма многочисленны (бобъ, горохъ, капуста, кропъ, лукъ, макъ, пъпъръ, ривифь, слива, смокы, чесиовитъцъи др.): а кр(с)тити на блюд в. разв'Ъ сочива вся. горохъ. бобъ соцевица. ривифь. (КН 1280, 523 об.); капуста же солона без масла ... и по пяти смокъвъ. (УСт ХП/ХШ, 208); строять же съмЬшение съ кроп(м)ъ. и съ пьпьрьмь. (Там же, 208); ядяхомъ мяс(а) лукъ и хл'Ьбы до сыти(ЛЛ 1377, 32, 086).
Некоторые слова в деловой речи получают новые значения, не свойственные им за ее пределами. Так, глагол вылъзти в «Русской правде» несколько раз употребляется в значении «явиться в качестве свидетеля»: «Оже вы-бьють зубъ... а люди вылъзуть. то. 12 гржнъ продаже [т.е. 12 гривен штрафа]» (Пространная редакция). Слово дело в юридических памятниках с XIV в. начинает употребляться в новом значении «спор, тяжба, судебный процесс»: «И в розбое, и в поличномъ, и в татбъ, и во всякихъ д-Ьлехъ въдаетъ самъ Петръ митрополитъ единъ, или кому прикажетъ» («Ярлык хана Узбека митрополиту Петру», 1315 г.); слово бумага в деловой речи XVI в. получило значение «документ, акт» (в других памятниках оно употреблялось с XV в. в значениях «хлопчатобумажная ткань» и «материал для письма»); слово черный, употреблявшееся со значением цвета, в документах XVII в. отмечено со значением «черновой» (например, черная челобитная) (85, стр. 182) и др.
Заканчивая рассмотрение бытовых названий в памятниках древнерусской письменности XI—XIV вв., можно сделать некоторые выводы:
1. Обозначения предметов не являются первичными для подавляющего большинства слов анализируемой тематической группы.
2. Уже на этой базе названия при помощи функционального переноса образовывают вторичное значение
3. У ряда слов из упомянутого значения развивается еще более абстрактное значение.
Подводя некоторые итоги, можно сказать, что Картотека СДР XI—XIV вв. дает обширный материал для суждения о семантике некоторых разрядов лексики памятников письменности указанного периода.
Мы выяснили в ходе исследования, что у смысловых групп слов, развивающих вторичное значение фиксируются словарями нерегулярно. Дело в том, что такие значения по экстралингвистическим причинам (введение новой системы мер) постепенно утрачиваются в языке.
Список использованных словарей
1. Большая советская энциклопедия, М., 1970 – 1978.
2. Даль В.В. Толковый словарь живого великорусского языка. СПб., М., 2001
3. Словарь древнерусского языка XI-XIV вв., М., 1988-1991
4. Словарь русских народных говоров. М., Л., 1965-1992.
5. Словарь русского языка XI-XVII вв., М., 1975-1983.
6. Словарь русского языка XVIII в. М., 1984-1988.
7. Словарь-справочник “Слова о полку Игореве”. Л., 1965 – 1673
8. Словарь современного русского литературного языка., М.-Л., 1948-1965.
9. Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка., М., 1958.
10. Толковый словарь русского языка. /Под ред. Д.Н.Ушакова. М,1980.
11. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1973.
12. Энциклопедический словарь. Ф.А.Брокгауз и И.А.Ефрон. С.-Пет., 1891 – 1907
13. Этимологический словарь славянских языков. /Под ред.О.Н.Трубачева. М., 1988.
Список использованных книг и статей
1. Ахманова О.С., Виноградов В.В., Иванов В.В. О некоторых вопросах и задачах описательной, исторической и сравнительно-исторической лексикологии. //Вопросы языкознания, 1999, № 6.
2. Ахманова О.С. Очерки по общей и русской лексикологии. М., 1957.
3. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М., 1956.
4. Богатова Г.А. История слова как объект русской исторической лексикографии. М., 1984.
5. Виноградов В.В. Материалы и исследования в области исторической лексикологии русского литературного языка. //Виноградов В.В. Избранные труды. Лексикология и лексикография. М., 1977.
6. Гак В.Г. К проблеме гносеологических аспектов. // Вопросы описания лексико-семантической системы языка. М., 1971, ч.1.
7. Городецкий Б.Ю. К проблеме семантической типологии. М., 1969.
8. Иссерлин Е.М. Лексические замены и вставки в отдельных списках “Моления” Даниила Заточника”. //Русская историческая лексикология и лексикография. Л., 1972.
9. История лексики русского литературного языка XVI – начала XIX века. М., 1981.
10. История слова в текстах и словарях. МГПИ, 1988.
11. Кузнецова Э.В. Русская лексика как система. Свердловск., 1980.
12. Кузнецова Э.В. Лексикология русского языка. М., 1982.
13. Крысин Л.П. Иноязычные слова в русском языке. М., 1968.
14. Левашов Е.А. История слов и картотека толкового словаря. // Вопросы практической лексикографии. Л., 1979.
15. Львов А.Г. Лексика Повести временных лет. М., 1975.
16. Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.
17. Материалы по русско-славянскому языкознанию. Воронеж, 1977.
18. Немченко В.Н. Современный русский язык. Словообразование. М., 1982.
19. Полякова Е.Н. Лексика местных деловых памятников XVII – начала XVIII вв. и принципы ее изучения.- Пермь, 1979.
20. Проблемы современной и исторической лексикологии.- МГПИ, 1979.
21. Русская грамматика. М., 1980.
22. Сорокин Ю.С. Развитие словарного состава русского литературного языка. 30-90 гг. XIX в. М.-Л., 1965.
23. Трубачев О.Н. Этимологические исследования и лексическая семантика в русском языке. М., 1976.
24. Улуханов И.С. Словообразовательная семантика в русском языке. М., 1977.
25. Уфимцева А.А. Семантика слова. М., 1980.
26. Филин Ф.П. Историческая лексикология русского языка. М., 1977.
27. Филин Ф.П. Очерки по истории языкознания. М., 1982.
28. Черных П.Я. Очерки русской исторической лексикологии. Древнерусский период. М., 1956.
29. Шанский Н.М. Очерки по русскому словообразованию и лексикологии. М., 1959.
30. Шмелев Д.Н. Проблемы семантического анализа лексики. М., 1973.
