Развитие русского менталитета исторически строится таким образом, что он постоянно находится в конфронтации с инородными по происхождению и функции системами, тем самым восполняя себя до объективной цельности [Колесов 1991:108]. Именно в этой особенности национального сознания и следует видеть объяснение его силы, динамизма, открытости и толерантности.
Русское самосознание выявлялось и формулировалось последовательно, всегда на чужеродном фоне, отталкиваясь от него. Сначала это было столкновение языческого (мифологического) сознания с византийским христианством. Своеобразие соединения язычества и христианства, отраженное в слове, вообще обусловило многие особенности русского менталитета: даже понятие о Боге в нем присутствует в двух ипостасях: это и Творец, и Создатель. Различие между ними в том, что творец сам присутствует в каждой твари (чем эта тварь и ценна: остатки языческого поклонения «твари», осуждаемые церковью); более того, он присутствует и в человеке.
Вторым столкновением стала конфронтация с западноевропейским католичеством. Многие культурные термины несут в себе эффект наложения этой культуры. Скажем, термины «совесть» и «сознание» одинаково восходят к греческому слову syneidos, но совесть – это калька с греческого слова, а сознание – калька с восходящего к греческому же, но латинского слова conscientia. Этот пример показывает многовековое соревнование латинской и греческой идеи, в конечном счете воплощавшей определенную ментальность. Русским близка окончательно сформулированная к XVII веку идея «совести», попытки заменить ее «сознательностью» кончаются весьма печально, поскольку в народном сознании лежит представление о душевном «логосе», а не о рассудочном (рацио). Важна и амбивалентность логоса, который обращен и к Богу, и к человеку одновременно, в отличие от однонаправленного и одностороннего рацио [Шевяков 1994:20].
Таким образом, на любом этапе развития столкновение с другими точками зрения положительно сказывалось на развитии русского менталитета, поскольку потенции собственного развития наиболее ярко проявляются на фоне внешних влияний и даже заимствований (условных, конечно).
Характер предпочтений русского менталитета в традиционном его виде:
- В центре русского менталитета находится не факт или идея, а конкретное дело.
- Мысль расценивается как дело. За мысли можно судить так же, как и за совершенное дело.
- Всякое дело, мысль, или слово окрашены нравственным идеалом. Нет ничего, что не сопрягалось бы с моральным в поведении и мыслях человека.
- Красота важнее пользы, поскольку польза – один из компонентов красоты.
- Духовность важнее меркантильности.
- Качество дела или исполнения важнее, чем количество произведенного.
- Прокламируется «жизнь по мечте», согласно определенной цели, а не простое «протекание жизни» в соответствии заданными ею же условиями.
- Личная совесть человека предпочтительнее перед навязываемой средою «сознательности».
- Право говорить должно подкрепляться правом решать, иначе возникает то, что в народе называется «болтовней».
- С русским менталитетом традиционно связывается легковерие, точнее, вера в авторитет, а не в «науку». Недоверие к науке определяется уравниванием ее с ветхозаветным «законом», тогда как высокая «благодать» знания определяется мистически.
- Бог предстает в этой системе как иррациональная связь людей. Поэтому ценится не только Творец, но и созданная им тварь («живое существо вообще» [«Толковый словарь русского языка» С.И.Ожегова, Н.Ю.Шведовой 1984:686]. Строго говоря, сила русского менталитета именно в том, что для него нет авторитета, кроме Бога, а Бог, как известно, у каждого в сердце свой. Отсюда самовольство и кажущаяся буйность русского человека, его свободолюбие. Бог – это энергия связи между людьми.
- Конкретное и образное предпочитается отвлеченно умственному, рационалистическому. Именно потому, что оно образно, в нем нет единичности.
- Жизнь человека нацелена на идеал хорошего, а не на критику отрицательно-плохого. Плохое, то есть «зло», маркировано в противопоставление к добру и, следовательно, само по себе ясно. Добро в русском менталитете выражено степенями (благо, добро и прочее), но зло – однозначно, термин «зло» не варьируется.
- Особое место занимает в русском сознании категория «соборности». Это органически внутреннее единение людей на основе свободно осознанного качественного отношения («любви») по общности духа. Соборность – вовсе не «сборность элементов», а именно та целостность, которая и определяет все особенности русского менталитета [Колесов 1991: 117].
§4. Понятие «языковая личность»
Проблемам изучения языковой личности посвятили свои труды многие лингвисты (Ю.Н.Караулов, В.И.Карасик, Л.П.Крысин, О.Б.Сиротинина и др.). В отечественной лингвистике 90-х годов языковой личностью называли любую коммуникативную и языковую характеристику, выступающую отличительной особенностью текста, профессии, возраста, литературного произведения, стиля и т.д. [Караулов 1987:28]. В.И. Карасик определяет языковую личность как обобщенный образ носителя культурно – языковых и коммуникативно-деятельных ценностей, знаний, установок и поведенческих реакций [Карасик 1992:46]. В структуре языковой личности Ю.Н. Караулов, выделяет три уровня: вербально – семантический (носитель нормально владеет естественным языком); когнитивный (его единицы – понятия, складывающиеся у каждой языковой индивидуальности в упорядоченную картину мира, отражающую иерархию ценностей); прагматический (включает цели, мотивы, интересы). В этой структуре особое место принадлежит ценностям – наиболее фундаментальным характеристикам культуры, высшим ориентирам поведения. Ценности лежат в основе оценки, тех предпочтений, которые человек делает, характеризуя предметы, качества, события. В этом смысле представляется оправданным разделить ценности на внешние (социально обусловленные) и внутренние (персонально обусловленные), имея в виду то, что между ними нет четко очерченной границы. Таким образом, противопоставляются ценности индивидуальные (персональные, авторские), микрогрупповые (например, в семье, между близкими друзьями), макрогрупповые (социальные, ролевые, статусные и др.), этнические и общечеловеческие. Можно выделить также ценности этапа цивилизации (например, ценности современного индустриального общества, ценности средневекового христианства) между этническими и общечеловеческими, но с лингвистической точки зрения наибольший интерес представляют те явления, которые зафиксированы в языке – прежде всего в его лексике и фразеологии [Караулов 1987:88]. Применяя эту классификацию ценностей к понятию «семья», можно сказать, что данное понятие является универсальной ценностью, которая отражается в культуре и языке.
Однако со временем терминологическое словосочетание «языковая личность» стало более расплывчатым. В результате на правах синонимов появились сходные обозначения «речевая личность», «коммуникативная личность» [Красных 2003:52; Стернин 2001:39]. К.Ф.Седов считает, что при обилии синонимических обозначений лучше будет пожертвовать терминами «языковая, речевая, коммуникативная личность» и отказаться от их использования. Гораздо больше соответствуют русскому языку, по его мнению, номинации «речевой портрет личности», «коммуникативная (жанровая, текстовая, статусно-ролевая и т.д.) компетенция личности», «коммуникативное поведение личности» и т.п. Родовым понятием, определяющим уникальность человека в его способности к общению, К.Ф.Седов предлагает считать модель коммуникативной компетенции личности. Она включает в себя аспекты (грани), которые показывают коммуникативную составляющую разных уровней личности. Коммуникативная индивидуальность человека складывается из комбинации типологических черт коммуникативной компетенции, которые относятся к разным типологиям, группирующим личности на основе различных оснований. Система категорий лингвистики индивидуальных различий, выделяемая Седовым, имеет следующий вид:
-коммуникативная компетенция личности, конкретизируемая в различных ее аспектах и уровнях – предмет исследований;
-коммуникативное поведение в многообразии форм его дискурсивного существования (от текстов речевых фрагментов до однословных реакций ассоциативных экспериментов) – объект исследований;
-сами речевые произведения – материал произведения;
-латентные механизмы сознания и осуществляемые на их основе процессы речевого мышления – предмет самостоятельных исследований.
«Опираясь на систему выделенных категорий, можно создать речевой (коммуникативный) портрет личности, который отражает уникальность ее способности к общению. Такой портрет должен иметь «голографический» характер, который по мере его написания предстает в виде объемной модели коммуникативной компетенции индивида» [Седов 2007:9]. Данная модель должна включать в себя пять уровней (аспектов) выражения коммуникативного поведения и речевого мышления:
1) уровень врожденных предпосылок формирования коммуникативной компетенции. Учитывает психофизиологические свойства, которые передаются человеку генетически от его родителей. Они составляют врожденный набор задатков, которые создают предпосылки к успешности в тех или иных видах коммуникации, и составляют базовый слой становления коммуникативной компетенции. К числу таких задатков относятся темперамент и профиль функциональной асимметрии мозга (доминирование одной из рук, ног, зрения или слуха);
2) уровень формирования коммуникативных черт характера. Рассматривает взаимосвязь характера человека и его дискурсивного поведения;
3) уровень сформированности речевого мышления. Учитывает операции порождения дискурса и операции декодирования речевого сообщения;
4) уровень жанрово-ролевой компетенции. Учитывает такие ролевые составляющие коммуникативной компетенции, как социальная роль («одобренный обществом образец поведения, который соответствует конкретной ситуации общения и социальной позиции (статусу) личности»), гендерная роль («обусловлена осознанием принадлежности человека к мужскому или женскому полу»), профессиональная роль («обусловлена осознанием принадлежности человека к определенной профессии»);
5) уровень культурно-речевой компетенции. Отражает общий уровень культуры человека. Он связан с умением коммуниканта строить социально значимые отношения в соответствии с представлением о цивилизованном эффективном общении [Седов 2007:10-21].
Модель коммуникативной компетенции К.Ф. Седова не является жестко организованной структурой и оставляет не заполненные позиции, не описанные характеристики коммуникативного поведения. Однако, по убеждению ученого, «даже в таком, несовершенном, виде она может «работать» в исследованиях, цель которых – создание объемных голографических речевых портретов» [Седов 2007:26].
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10
