Администрация, пишет он, обладает здесь максимальной властью, создает
программы для тех, кто находится от нее в зависимости, но неспособна к
рациональному согласованию спроса и предложения со стороны многомиллионных
масс товаропроизводителей и покупателей, к учету ограниченности ресурсов.
Эта система лишает людей свободы экономического выбора, а также освобождает
от ответственности, что рано или поздно порождает бедность.
Рассматривая экономические системы, тяготеющие к свободному рыночному хозяйству, В.Ойкен приходит к парадоксальному, на первый взгляд, выводу: самой эффективной является система с максимальной свободой и минимальной экономической властью.
Веру в то, что правовая и административная экономическая политика может достичь желаемого, Ойкен считает наивной. Но скептицизм оказывается менее оправданным, если предположить, что экономическая политика становится аппаратом взаимозависимых действий, в то же время оставаясь конформной по отношению к рынку. И денежная, и кредитная, и валютная и антимонопольная сферы не только взаимозависимы, но обязательно имеют социальную подоплеку.
Общий вывод Ойкена: целесообразным является сужение сферы государственного регулирования. С ним солидаризировался создатель послевоенного «германского чуда» Л. Эрхард, практически воплотивший в жизнь заветы своего учителя В. Ойкена. Регулирование, в отличие от конкуренции, должно быть дозированным.[2стр.129]
Но сужение сферы государственного вмешательства ведет к диффузии власти. И в первую очередь это касается ограничения государственной собственности на средства производства.
Государственные предприятия
Рассмотрим отдельно роль государства, выступающего в качестве субъекта
имущественных отношений.
Что является традиционным объектом государственной собственности?
Это прежде всего национальное достояние, не являющееся предметом купли- продажи и не приносящее прибыли (парки, леса, воды).
В руках государства часто находятся жизненно важные отрасли
инфраструктуры: транспорт, связь, энергетика, стержневые институты
финансово-кредитной сферы (центральный банк), часть военной промышленности.
В основном это высоко концентрированные отрасли, представляющие собой
опоры, условия, необходимые для функционирования рыночной экономики.
Значительный вес в госсобственности составляют смешанные корпорации,
где государственное участие в капитале может и не быть подавляющим
(составлять менее 50%), однако оно обеспечивает общественный контроль за
деятельностью компании.
Источниками формирования государственной собственности выступают национализация и собственно государственное предпринимательство, т.е. строительство предприятий за счет казенных средств. Предприятия эти остаются субъектами рыночных отношений, т.е. работают в основном на коммерческих началах.
Прямое государственное участие в воспроизводственном процессе вряд ли
можно представить в виде разрастающегося процесса.
Казалось бы, государственная собственность на инфраструктуру, которая
начала складываться еще в прошлые века (почта, телеграф, железные дороги)
является непременным условием развивающейся экономики. Это далеко не так.
Все чаще слышится мотив низкой рентабельности государственного транспорта
или энергетического хозяйства, неизбежности их бюджетной поддержки.
Нынешнее состояние информатики и средств связи позволяет организовать
работу сфер инфраструктуры и на частнохозяйственном уровне.
Государственное предпринимательство обычно расширяется во время
войн или подготовки к ним, используется для повышения занятости
(организация общественных работ). Многое зависит от социально-политического
климата в стране, позиций партий, находящихся у власти (британские
лейбористы шире прибегали к огосударствлению как средству экономической
стабилизации, чем консерваторы, оседлавшие конек приватизации).
Государственное предпринимательство является сферой столкновения теоретических концепций неоклассиков, уповающих на действие рыночных сил, и государственников. Предпринимаются попытки соединить «коня и трепетную лань» в т.н. «неоклассическом синтезе», представителем которого можно считать знакомого нам П.Самуэльсона. Мы вновь встречаемся здесь с отражением в сознании объективно существующих противоречий. Действительно, современная рыночная экономика невозможна без государственных подпорок, хотя значение последних не должно выходить за ограниченные рамки необходимого. Соотношение между рынком и государственным вмешательством изменяется применительно к ситуации.
Поглощение одним из полюсов другого непродуктивно и опасно. Примеров
того, какую цену приходится платить за увлечение огосударствлением
достаточно. Стимулятор поступательного движения скрыт, возможно, в
крылатой фразе Л. Эрхарда:
«Конкуренция везде, где возможно, регулирование — там, где необходимо».[3
стр 79]
Курс на приватизацию был взят на вооружение правительствами Р. Рейгана и М. Тэтчер, обнаружился в японской административной реформе. Эту экономическую политику, начавшуюся с конца 70-х гг., можно в целом считать успешной. Ее побудительными причинами являлось стремление оптимизировать использование сил конкуренции и сократить систематические дотации убыточным госпредприятиям. В Англии была приватизирована авиакомпания, отличавшаяся низкой рентабельностью и слабой конкурентоспособностью. Через пару лет компания вошла в первую десятку авиационных предприятий мира. Удачным можно, по-видимому, считать и приватизацию британской сталелитейной корпорации.
Любопытна, с точки зрения роли государственной собственности,
«шведская модель» экономического устройства. У власти в стране долгое время
стояли социал-демократы. В своей экономической политике они исходят из
того, что собственность не является определителем общественного строя. При
практически одинаковом типе собственности возможны различные формы
распоряжения национальным доходом, его распределения и использования. В
руках шведского государства находится не более 5% основных производственных
фондов, но оно перераспределяет 80% национального дохода, причем 40% НД
направляется на социальные цели. Шведский социализм предстает перед нами в
виде двухъярусной структуры, где в фундаменте (в производстве) господствуют
частная собственность и рыночная конкуренция, а в сферах распределения,
социальных дел и в части инфраструктуры действует государство. Возможно,
что подобное разделение обязанностей является целесообразным (во всяком
случае для Скандинавии).[3 стр.82]
В США на долю государственного сектора приходится 12% произведенных товаров
и услуг, между тем, как в Ираке его вес превышает 65%. В России, по данным
за 1994 г., на частных предприятиях было произведено 25% ВВП, а в
«негосударственном секторе» в целом — 60%.[3 стр.83]
Иностранный опыт и рецептуру невозможно механически переносить на российскую почву. Не следует забывать ту простую истину, что в США живут американцы, в Германии — немцы, в Китае — китайцы, а в России — русские; что большие масштабы страны не способствуют радикализации реформ и быстрому их осуществлению. Но зарубежный опыт, тем не менее, учит работать.
Особенностью нашей приватизации является то, что перевод предприятий в
частно-групповую собственность, ее рассеивание происходит при сохранении
«рыночной слепоты» значительной части директоров, почти полном отсутствии
навыков здоровой конкуренции, без которой рынка практически не существует.
“Теорема Коуза”
Вместе с появлением новых областей государственного воздействия возникают также и возможности для его ограничения. Возвратимся к уже упоминавшемуся в связи с «внешними эффектами» Р.Коузу. Его принципиальной линией, вероятно не везде оправданной, является стремление ограничить наступление государства на рынок. В Англии он занимался государственными монополиями на средства связи и выступил с идеей создания радиовещательного рынка, установления прав собственности на радиоволны; в США поставил на обсуждение проблему «рационализации» прав собственности.[3 стр 146]
Анализ спорных ситуаций неизбежно связан с нахождением ответственных
хозяйственных субъектов и оплатой социальных убытков. Стандартным является
путь внерыночного государственного воздействия через налоги или штрафы.
Согласно Коузу, здесь возможно использовать и рыночные связи.
Коуз исходит из того, что внешние издержки имеют взаимозависимую
социальную природу. Ключевым становится поиск согласия между
заинтересованными сторонами. Нужно найти оптимальное решение того, какой
путь обеспечивает наименьшие потери для общества. Этот подход, с легкой
руки Дж.Стиглера, был назван «теоремой Коуза». Своего рода классикой стал
пример со строительством Музея современного искусства в центре Манхеттена.
На этом оживленном месте стоял небольшой, но хорошо посещаемый ресторан,
хозяин которого не соглашался продать свое заведение. В конце концов
согласие было найдено: архитектурный ансамбль нового музея имеет купол, под
которым расположен ресторан. Транеакционные издержки были сведены к
минимуму.[3 стр.148]
Теорема Коуза включает необходимость четкого определения обязательств
(ответственности) сторон. Возьмем другой случай. Химический завод,
принадлежащий мистеру Смиту, губит деревья в парке, находящемся в
собственности миссис Мюллер. Очистные сооружения стоят дорого. Каков выход
из положения?
Многое зависит от того, как оформлена у Смита лицензия на
строительство завода. Если в ней нет указаний на сохранение окружающей
среды, то, по-видимому, госпожа Мюллер должна будет оплатить очистные
сооружения, или попытаться купить завод, или оставить эту затею вообще.
Если же в документах содержится норма об ответственности за загрязнение,
издержки несет Смит.
Мы не случайно привели этот пример. Достижение согласия в части социальных издержек нередко затрудняется неразработанностью правопорядка, неясностями с правом на чистый воздух, на тишину в ситуациях, когда корректное определение виновников затруднено.
Таким образом, было открыто новое направление: экономика—экология—право. Задача состоит в разумном сочетании стимулов рынка и государственных ограничений. Правовое обеспечение этой сферы отношений стало составной частью подготовки экономистов и предпринимателей.[3 стр 141]
Факты экологических злоупотреблений, катастроф в России хорошо известны, также, как и безнаказанность ответственных лиц или иллюзорность штрафных санкций. Будем надеяться, что российская Фемида начнет исполнять свои традиционные функции и, прежде всего, защищать частную собственность от посягательств, порчи и т.д. Но здесь неизбежны сложности, с которыми уже столкнулись западные эксперты: не просто определить ответственных за ущерб (например от кислотных дождей), отработать систему экологической защиты, законодательную базу.
