его, хотя именно ему обязана своим прозрением.
Представление героя фильмов Чаплина о самом себе и представление мира
о нем не совпадают. Однако герой Чаплина вовсе не фантазер, приписывающий
себе несуществующие добродетели и достоинства. Он действительно добр и
великодушен, готов отдать ближнему последнюю рубашку, спасает людей от
несчастий, приносит им удачу. Но мир, в котором он живет, не замечает его,
смеется и издевается над ним, обрекает его на тяжелые личные неудачи.
Противоречия пронизывают и характер чаплиновского героя. Попробуйте
подыскать определения для его психологических, бытовых, интеллектуальных
свойств.
Все они будут противоречить одно другому. Это человек гордый и
жалкий, честный и плутоватый, дерзкий и робкий, наивный и хитрый,
энергичный и вялый, трусливый и храбрый. Ничто человеческое ему не чуждо -
ни слабости, ни достоинства, но главным образом потому, что в борьбе
внутренних его качеств всегда побеждает и торжествует высокое и
благородное, что образ его подчинен сознанию высокого назначения человека,
что он решительно чужд окружающей его житейской прозы, корысти, расчета.
Человеческое и человечность - вот смысл и тема образа Чарли, тема
творчества Чаплина.
Искусство Чаплина имело и имеет мужество напоминать о высоком
назначении человека, о человечности, как об обязательном, исконном свойстве
общества
И только в том случае, если мы прочувствуем гуманистический характер
творчества Чаплина, поймем идею и смысл образа Чарли как идею скитающейся,
ищущей, бесприютной, обреченной на комизм человечности, мы поймем и путь
Чаплина к антифашистскому фильму "Великий диктатор".
Чарли играет в этом фильме две роли - роль маленького еврея-
парикмахера и роль фашистского диктатора Аденоида Хинкеля, в котором
зритель сразу узнает Гитлера. До поры до времени пути их не пересекаются:
парикмахер живет в гетто, Хинкель - во дворце, охраняемый тысячами верных
ему бандитов. Парикмахера заключают в концентрационный лагерь, он бежит
оттуда, и тогда возникает главная сюжетная неожиданность фильма:
оказывается, что парикмахер внешне как две капли воды похож на Хинкеля.
Штурмовики принимают его за диктатора, Чарли торжественно усаживают в
роскошную машину и везут на многотысячное собрание по поводу присоединения
Австрии к Германии. Но, к ужасу собравшихся, он произносить речь против
фашизма, в защиту человечности. Обращается он не к штурмовикам, а к
находящейся где-то далеко возлюбленной, еврейской девушке Хане, и -
непосредственно к зрителю. Он произносит свою речь гневно, яростно,
патетично, он обвиняет фашизм, перечисляет его гнусные преступления, зовет
на вооруженную борьбу с ним.
Человеческое, воплощенное в образе героя фильмов Чаплина, оказалось
лицом к лицу с теми, кто отрицает за ним право на существования. С теми,
кто отказался от всего, что было признаком человечности, - от совести,
чести, сострадания, гуманности.
Какой смысл, не сразу угадываемый зрителем, увидел Чаплин в
возможности одновременно сыграть палача и жертву?
В сюжете "Великого диктатора" использован мотив двойника, древний как
сама комедия. Этот мотив служит источником множества ошибок, комедийной
путаницы. Неужели именно эти возможности привлекли внимание Чаплина? И да,
и нет. Ибо в его фильме этот мотив приобрел небывалое и вовсе не комическое
разрешение. Казалось бы, все идет как полагается: парикмахера принимают за
диктатора, а он трусит, дрожит и все время порывается бежать. Ему оказывают
почести, которые он принимает с ужасом, чувствуя, что катастрофа
разоблачения приближается с каждой секундой. Все ждут его речи, а он
неожиданно отказывается от возможностей дальнейшего развития традиционной
ситуации и, вопреки всем принятым в комедийной традиции правилам,
обращается к зрителям с речью скорбной и исполненной надежды, суровой и
зовущей к борьбе. Комедийная ситуация разрешается открытой гражданской
патетикой. Впервые в истории собственного искусства Чаплин разорвал оковы
судьбы, обрекавшей его на смешное, впервые освободился от власти
комического. И впервые в истории героя Чаплина человеческое нашло новую
форму прямого и мужественного слова. Жертва стала обвинителем и борцом.
Чаплин сыграл в фильме "Великий диктатор" обычный свой образ смешного
Чарли, но он отделил образ от судьбы. Он сыграл и судьбу, только теперь у
нее появились имя и точный адрес. Все, что до сих пор угнетало и калечило
героя Чаплина, все безликие и темные силы, обрекавшие его на неудачи и
несчастья, все бесчеловечное и враждебное человеку - творцу и труженику-
воплотилось в фашизме и в образе фашистского диктатора. И, как только
Чаплин вступает с ним в борьбу, он тем самым дает бой своей комической
судьбе, року, обрекающему его на комическое. И недаром, освобождаясь от
комической судьбы, Чаплин перестает быть немым. До сих пор мы слышали его
голос только в фильме "Новые времена", где он пел песенку на "никаком
языке". В "Диктаторе" герой Чаплина обрел человеческую речь, высокое,
патетическое слово.
Но если герой Чаплина освободился от комического, то он сам вовсе не
намеревался от него отказываться. Если герой перестал быть смешным, то
нужно сделать смешными те силы, которые до сих пор обрекали его на неудачи
и несчастья.
Можно вернуть комическому его исконную роль: унижающего,
высмеивающего, преследующего низость, порок, бесчеловечность. Можно сделать
предметом издевательства и объектом сатирической злости фашизм и его
вождей.
Так Чаплин и сделал. На первый взгляд в эпизодах с фашистским
диктатором есть черты, схожие с ранними фильмами Чаплина. Вспомним только,
что одним из любимых мотивов Чаплина была борьба с человеком, казавшимся
гигантом рядом с хилым, маленьким Чарли. Но Чарли такое сопоставление
возвышало, а Хинкеля - убивает. У Хинкеля есть приятель, другой диктатор,
Наполони (Муссолини), чья фигура производит почти устрашающее впечатление.
И Хинкель, подавленный огромным ростом, зычным голосом, обжорством
Наполони, стремится, движимый идиотским и маниакальным честолюбием, во что
бы то ни стало сесть выше, чем Наполони, сожрать и выпить больше, чем он.
Но Чарли - Давид в борьбе с Голиафом неизменно привлекал симпатии зрителей,
а Хинкель отталкивает маниакальным автоматизмом реакций, убожеством
характера, одержимого мелкими и неизменными страстишками. То же происходит
в сценках, когда Хинкель жонглирует земным шаром, когда стреляет в сердце
изобретателя непробиваемой ткани или заставляет выпрыгнуть в окно человека,
выдумавшего самораскрывающийся парашют. Комическое работает здесь против
персонажа. Образ Хинкеля - образ огромной сатирической, уничтожающей силы.
Три последних фильма Чаплина - "Мсье Верду" (1947), "Огни рампы"
(1952), "Король в Нью-Йорке" (1957) - объединяет один общий признак.
Приступая к постановке "Мсье Верду", великий актер и режиссер Чарльз
Спенсер Чаплин расстался с неизменным героем всех своих предшествующих
фильмов, полюбившимся нам - Чарли, человеком в нелепых широких штанах, в
огромных рваных ботинках, в котелке, с тросточкой, со смешной и странной
походкой. И, хотя в этих фильмах, еще сохраняются иногда ситуации,
отмеченные резко выраженным комизмом, напоминающим его ранние работы,
Чаплин отныне выступает не как актер - исполнитель одной и той же роли,
одного и того же постоянного образа, но как создатель разных характеров,
разных персонажей.
Господин Верду отличается от Чарли не только костюмом, походкой,
повадками, тем, что он неизмеримо больше похож на обыкновенного
французского обывателя, нежели на условную маску вымышленного человека,
каким был Чарли; он отличается от него прежде всего характером, в котором
есть цинизм и жестокость, чего никогда не было и не могло быть в образе
Чарли.
Верду два с половиной десятилетия проработал помощником кассира
банка, потом оказался выброшенным на улицу, и с этого момента, перестав
быть "маленьким человеком", он становиться крупным преступником. Он
знакомится с женщинами, большей частью уже немолодыми, с неустроенной
личной судьбой, но обладающих состоянием, женится на них и убивает, с тем,
чтобы получить наследство. Он ведет себя с этими женщинами как опытный и
ловкий соблазнитель, потом убивает их безжалостно и без раскаяния. На суде
в последнем слове он так рассказывает о себе: "Да, судьба дала мне ум и
способность, и в течение двадцати пяти лет я отдавал их честному труду, но
затем они перестали быть нужными. Я вынужден был сам придумать себе способ
прокормиться... но поверьте, это была нелегкая жизнь. Я отдавал очень много
за то немногое, что брал... Что касается "массовых убийств", о которых
говорил прокурор... разве в нашем мире они не прощаются? Разве у нас не
готовят всевозможные орудия массового истребления людей? Разве у нас не
разносят на куски ничего не подозревающих женщин и детей, проделывая это
строго научными способами?"
Итак, перед нами действительно преступник, полностью усвоивший
идеологию, цинизм, жестокость общества, в котором он живет, утверждающий в
ответ на обвинение в том, что он грабил и убивал: "Для меня это было
деловое предприятие, бизнес". Но в чем же тогда смысл сатиры Чаплина? Какие
причины заставили его создать этот странный образ?
Прокурор, обвиняющий Верду, утверждает, что он "жестокий и циничный
зверь", что "он умный человек, и, будь у него здоровые и благородные
