Движение модернизма в русской живописи
Министерство общего и профессионального образования Российской Федерации
САМАРСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ ЭКОНОМИЧЕСКАЯ АКАДЕМИЯ
[pic]
Р Е Ф Е Р А Т
по истории мировой и отечественной культуры
на тему: “Движение модернизма в русской живописи”
Студентки 2 курса дневного факультета специальности
“Бухгалтерский учет и аудит в промышленности”, группы 2
Самара
1997
В 90-х гг. XIX в. в Европе стал складываться новый стиль—модерн.
Определилась программа нового искусства. Его идеолог А. Ван де Вельде писал
в 1894 г.: “...художники, слывшие до сих пор “декадентами”, превратились в
борцов, которые кинулись в поток новой, многообещающей религии”.
Стиль модерн рождался в атмосфере глубокой неудовлетворенности
существующим искусством. Романтизм, некогда обещавший так много, остался
лишь прекрасной эстетической утопией: на самом деле из грандиозных проектов
создания искусства будущего, о чем так страстно говорили его теоретики,
мало что воплотилось в жизнь. Постепенное осознание этого факта вело к
кризису романтических идей, ставшему особенно заметным в середине века.
Художникам открывались иные горизонты: и реализм, и натурализм, и
импрессионизм, бурно развивающиеся в изобразительном искусстве и
литературе, привлекли внимание наиболее одаренных мастеров. Однако по-
прежнему хаос господствовал в архитектуре, глубокий упадок наблюдался в
области прикладных искусств, да и синтез искусств оставался проблематичным.
Чувство неблагополучия не покидало многих, и не случайно “Ревю женераль де
л'Аршитектюр” в 1868 г. задался вопросом: “Как вывести наши искусства из
той трясины, в которую они погружаются все глубже и глубже?”
Позитивистской эстетике, принявшей как должное и реализм и эклектику, на
этот вопрос было трудно найти ответ. Только умы, обуреваемые чувством
“исторического”, хотели нового. Тут вспоминаются пророческие мысли Г.
Земпера, Э. Ж. Виолле ле Дюка, Д. Рескина, У. Морриса, Э. Фромантена, Р.
Вагнер, авторитет которого был достаточно силен, напоминал, что еще не все
потеряно, и мечта об универсальном синтезе искусства может осуществиться в
будущем.
В таком “духовном” климате и рождался модерн — стиль, который словно был
призван осуществить то, что обещал романтизм; и он действительно активно
проявил себя в областях, которые остались романтизму недоступны: в
архитектуре, в синтезе искусств, в обновлении декоративно-прикладных
ремесел. Казалось, задача будущего искусства проста: соединить эстетические
программы с практическими завоеваниями промышленного
столетия. Однако удивительно сложной стала реализация такой задачи, да и
возможность ее решения часто ставилась под сомнение.
Модерн — особый тип искусства, поставивший своей целью перевернуть
сложившуюся еще со времен Возрождения традицию европейского искусства. По
мысли многих ведущих теоретиков стиля модерн. Ренессанс и последующие этапы
искусства были ошибкой, после чего художественная культура пошла по
“ложному” пути. Они декларативно объявляли “смерть” такого искусства и
культуры, призывали начать все сначала, говоря о собственном “Ренессансе”,
который должен был заменить старый, “ложный” Ренессанс. Позиция их,
вызывающая порой лишь ироническую улыбку, становится понятнее, если
вспомнить, что они были свидетелями и неоренессанса, и необарокко, и
неоклассицизма, и “второго” рококо. Говорилось, что эпоха Возрождения
породила манию стилизаторства, которая погубила или могла погубить прошлый
век. Следовательно, предполагался поиск более “органичного” развития
искусства, который бы игнорировал реальный исторический процесс. Для
осуществления этого была необходима громадная концентрация идей и
творческих сил.
По сложившейся традиции модерн часто рассматривают или слишком формально
как систему орнаментации, или слишком “философично” как проекцию на
искусство идей А. Бергсона, 3. Фрейда, Ф. Ницше, Т. Липпса, русского
“философского Ренессанса”. И то и другое неверно. Модерн не сводится к
декоративизму или к ряду тенденциозно отобранных имен мыслителей. Его
своеобразие заключалось в том, что он сам был или хотел быть
“художественной философией”, выраженной несколько запутанным языком
символизма. Краткая эпоха модерна богата теоретическими манифестами,
призывавшими к “тотальному обновлению искусств”. Произведения модерна
обладали богатым смысловым фоном, неким “семантическим” дном, где форма
лишь указывала на него. Поэтому модерн — система “говорящих” форм; и каждый
арабеск обрамленная плоскость, красочное пятно—только буква в гигантском
словаре. Невольно хочется задать вопрос: что же все-таки в таком случае
хотел сказать модерн? Забегая вперед, можно предположить, что модерн
проектировал воспитание особого типа человека, которого в социальной
природе тех дней не существовало и, как мы понимает теперь, существовать и
не могло. Из этого факта вытекает вся суть модерна с его программностью и
противоречиями, “странностями” и утопичностью.
Модерн предложил грандиозную “перестройку”- искусства. Однако многое
оказалось нереализованным, и самое существенное то, что стиль этот
просуществовал недолго, всего около 10— 15 лет. Противоречия, вызванные
объективными причинами развития общества. Преодолеть которые мечтал новый
стиль, привели его к скорой гибели. Эти противоречия, неразрешимые сами по
себе, усиливались к концу века, а помноженные на эстетику,
приводили к тому, что все попытки их примирения оказывались ложными,
нерезультативными.
Поэтому модерн остался в истории искусств серией уникальных образцов,
имеющих, как правило, парадоксальный характер. “...Новое искусство с самого
начала было претенциозным и самовлюбленным. Оно неминуемо вело к разного
рода преувеличениям, несообразностям и экстравагантности, которые спустя
более 30 лет вызывают представление о карнавале, о разгуле
индивидуализма”,— писал X. К. ван де Велде.
Противоречивая стихия модерна коснулась всего: и характера его
исторического развития, и структуры художественной формы. Пожалуй, трудно
описать и проанализировать все противоречия, но выделить главные,
определяющие можно. Иррационализм и разумность, интуитивизм и научный
расчет, восхищение техникой и боязнь “машинизации”, орнаментальность и
функциональность, утонченность и простота причудливо переплетаются, образуя
чрезвычайно своеобразный сплав. К этой характеристике следует лишь
добавить, что модерн встретился с противоречием художественного —
антихудожественного, а это часто ставило под сомнение его значение для
истории искусства. Та постоянная противоречивость, которую мы видим, не
является, конечно, экстраординарным феноменом для истории искусств, ибо все
стили были и сложны и противоречивы, но так как развитие модерна было
довольно кратким, то все эти противоречия оказались сплюснуты, сжаты.
Поэтому в модерне не было эволюции, хотя обычно разрешение противоречий
приводит диалектику развития в движение стиля.
Для мастеров модерна характерно двойственное отношение к
действительности: принимать или не принимать. В эпоху разочарования плодами
прогресса эстетический критерий воспринимается подобно историческим
метаморфозам.
Однако концепция “искусства для искусства” не выглядит в конце века
сколько-нибудь убедительной: искусство должно превратиться в силу,
способную реформировать общество. Подмена подлинных социальных
преобразований “революцией в сознании” — идея, рождение которой датируется
эпохой модерна; но временами она оживает и до сих пор. Эстетический
утопизм, порой довольно наивный, окрашивает любое появление нового стиля.
Этот утопизм, сталкиваясь с жесткой и разочаровывающей действительностью,
приводил к трагическим коллизиям многих художников и теоретиков.
В разных городах Европы, независимо друг от друга, возникали очаги нового
искусства: в Глазго и Барселоне, Брюсселе и Париже, Вене и Санкт-
Петербурге. Все они были по-своему оригинальны, опирались на богатые
национальные традиции, но быстро устанавливающиеся контакты вскоре показали
их принципиальное родство. Специализированные журналы (их было около 100),
поездки художников и архитекторов, международные выставки способствовали
складыванию спорадически зарождающихся явлений в одну художественную
систему. Подобная интернационализация стиля, связанная с космополитическим
характером культуры рубежа XIX—XX вв., предполагалась и при зарождении
модерна. В истоках своих он опирался на традиции, имеющие общенациональное
значение. Да и сама ситуация, вызвавшая его одновременное появление в столь
удаленных друг от друга точках Европы, была рождена общей социальной и
духовной ситуаций конца века.
Стиль модерн развивался в тех странах Европы, которые начиная с эпохи
романтизма были втянуты в общенациональный художественный процесс. По-
разному выглядели экономическая и социальная структуры этих стран.
Существовали страны с прочными традициями буржуазного общества (например,
Англия); некоторые государства относительно недавно стали на путь
капиталистического развития (например, Бельгия); были, наконец, страны,
скорее “страдавшие” от неполного развития капиталистических отношений
(Россия, Испания, Италия). Такая пестрота социальных структур накладывала,
