году Гойя продал четыре экземпляра сборника герцогу Осуны. В 1803 году все
первое издание в 240 экземпляров было уступлено казне за ренту в 12 000
реалов, которую должен был получать сын Гойи на время его пребывания за
границей. Ренту эту Гойя получал, впрочем, и после того, как сын его
окончил учение.
Самый факт покупки казной издания «Капричос» подтачивает, если не
разрушает, легенду о том, что в этих офортах мастер хотел увековечить свое
презрение к королю, к королеве, к премьеру и многим видным государственным
деятелям- Но и, помимо этого, все, что мы знаем о Гойе, едва ли вяжется с
этим намерением. Едва ли мог он создать такой коварный пасквиль на тех
самых людей, с которыми был в лучших отношениях и милостями которых он
пользовался все время. Правда, «введение» Гойи к «Капричос» еще не выясняет
этого вопроса, так как этот комментарий был составлен со слишком очевидной
целью опро-вергнуть появившиеся уже при жизни художника слухи о пам-
флетическом характере его творения и защититься тем самым от врагов,
сумевших натравить на «Капричос» инквизицию (лишь заступничество Годоя
избавило Гойю от серьезных неприятностей). Но, с другой стороны,
невозможно считать за произведение самого Гойи ту записку (не сохранившуюся
в оригинале), в которой дается ключ ко многим из таинственных сцен,
объясняя их аллегориями на те или другие личности и события.
Вообще нарочитость всех до сих пор изобретенных толкований лишь портит
впечатление от этого своеобразного и глубоко потрясающего памятника, Не
помогают уразумению его и коротенькие, несколько наивные пояснения самого
Гойи с их буржуазно-моральными восклицаниями. Если даже допустить, что в
этих толкованиях мастер был искренен, то и тут не может измениться наше
непосредственное отношение к «Капричос» как к чему-то очень загадочному,
очень странному и острому. Это часто бывает, что рассудочная сторона в
художнике неизмеримо ниже его интуитивной, неуловимо вдохновенной, Ведь
истинный художник лучше думает рукой и глазом, нежели мозгом — и в этом
одна из величайших тайн искусства.
По своим сюжетам «Капричос» делятся на сценки с натуры, в которых
участвуют красивые махи, элегантные кавалеры, приговоренные к смерти
преступники, контрабандисты, цирюльники, штаны и старые сводни; на ряд
очень прозрачных сатир общего характера (расслабленные, запеленутые
аристократы, которых кормит людская глупость; модницы, надевшие юбки на
головы и оголившие свои ноги; осел, изучающий свою родословную; осел-
доктор, задавливающий пациента; льстец в виде обезьяны, услаждающий нелепой
музыкой важную персону в образе осла; ослы, учащие юного осленка, и т, п.);
далее идут специальные и очень едкие нападки на лень и невежество монахов,
в которых напрасно видеть сугубую дерзость и религиозное свободомыслие Гойи
и которые были совершенно в характере того времени, когда просвещение
коснулось и Испании. Почти обезоруженная инквизиция доживала свой век,
иезуиты были изгнаны, а правительство, поддерживаемое светским
духовенством, ждало только момента, чтоб отобрать монастырское имущество в
казну.
Самое, быть может, интересное и особенное в «Капричос», нечто такое, чего
не найти было Гойе в современных ему художниках-сатириках,— это длинный ряд
офортов, трактующих шабаш ведьм. Здесь фантазия Гойи дала себе полную
свободу, или, вернее, здесь он особенно внимательно вгляделся в те странные
образы, которые проносились в его лихорадочном и вследствие болезни
особенно восприимчивом мозгу, Нелепо считать всю эту серию за какую-то
просветительную в позитивистском духе сатиру; еще менее можно здесь видеть
намеки на политику, «Чертовщина» эта чисто художественное порождение.
К самым удивительным особенностям «Капричос» принадлежат еще несколько
загадочных листов, к которым не существует никаких положительных
объяснений. Эпилог из «Призраков» Тургенева, некоторые рассказы с
«некрофильской» подкладкой Гофмана и Достоевского напоминают офорт 9-й,
изображающий крестьянина, держащего на коленях труп девушки, который он
вытащил из склепа. Подпись «Tantalo» подчеркивает жуткий смысл этой сцены,
Таким же касанием любви к смерти отмечен и офорт 12-й (влюбленная девушка
вырывает зуб у повешенного, чтобы заручиться им, как талисманом).
Общее впечатление, производимое «Капричос», отвечает именно их названию.
Это фантазии иногда на злободневные темы, иногда вызванные досадой на
окружающее безобразие, Несомненно, что все это творение пропитано духом
великой дерзости. Но «Капричос» не обвинение, брошенное тому или иному
времени, тем или иным лицам, а гордое слово человека, стоящего над прочими,
равно любящего и равно презирающего всех, для которого к тому же (и это
главное) приотворены двери на потустороннее.
В эти же годы Гойей исполнена роспись маленькой церкви Сант-Антонио де ла
Флорида в Мадриде и ряд замечательных портретов, лучших, пожалуй, во всем
его творении.
В религиозном творении Гойи фрески капеллы св. Антония занимают особое
место. Они исполнены с большей любовью и увлеченностью, нежели работы его в
Сарагосе и в мадридском Сан-Изидоро, Но нечего искать и здесь какого-либо
церковного настроения, Весь этот цикл не что иное, как красивая, веселая
фантазия художника, относившегося к религии если и не отрицательно, то, во
всяком случае, более чем легкомысленно.
Наиболее знаменит среди этих фресок купол, в котором Гойя изобразил
святого францисканца, воскрешающего мертвого среди изумленной толпы. Гойя
дал всему происшествию совершенно реалистическую окраску и даже прибегнул к
своего рода оптическому обману. Вокруг святого и его спутников стоит
разнообразная толпа, частью заинтересованная зрелищем, частью глядящая,
облокотившись на перила, вниз, в церковь. Легенда захотела видеть в этих
манолах и махах опять-таки портреты придворных. Существует даже очень
грубый по этому поводу анекдот, Но на самом деле Гойя здесь последовал
реалистическим приемам, которые были введены в церковную живопись еще с XVI
в., и, задавшись целью изобразить событие как можно убедительнее,
представил ту самую толпу, которую он встречал на улицах Мадрида и которая
уже фигурировала в его шпалерах.
Кроме этой центральной сцены, Гойя украсил своды часовни пышными
декоративными композициями, в которых главную роль играют красивые,
женоподобные ангелы, ничего не имеющие общего с христианским представлением
о царстве небесном, И в этом Гойя лишь следовал общепринятому стилю XVIII
века и, в частности, характерно испанской чувственной религиозности,
породившей мистицизм явно полового оттенка.
Среди портретов этого же времени первые места по историческому интересу
занимает ряд изображений герцогини де Альба, об отношениях которой к Гойе
сложились сказания, едва ли имеющие за собой какое-либо основание, Трудно
предположить, чтобы блестящая, красивая аристократка могла бы увлечься
глухим, сильно постаревшим угрюмым художником, Но легенда любит снабжать
знаменитьми именами вечно повторяющиеся альковные сплетни и трудно раз
привитое «общественному мнению» уничтожить. Ведь дошли же эти приверженцы
любовной легенды до того, что не только увидали герцогиню в миленькой
картинке, изображающей в новой редакции сюжет 27-го офорта «Капричос»
(молодого франта и маху на прогулке), но даже в знаменитых двух лежащих
махах, «голой» и «одетой», принадлежащих к наиболее популярньм украшениям
Прадо. Туристам до сих пор упорно рекомендуют видеть в этих картинах
портреты герцогини, несмотря на то что по всему их стилю и особенностям
прически картины эти принадлежат к тем годам, когда покровительница Гойи
уже покоилась в могиле. Она умерла в 1801 году.
Чему обязано создание этих двух единственных по чувственности впечатления
картин мастера, остается, впрочем, невыясненным. Один из биографов Гойи
считает их за работы, исполненные по заказу сластолюбца Годоя, для которого
в первых годах века Гойя исполнил и какую-то затерянную в настоящее время
Венеру. Во всяком случае, картины эти попали в казенные собрания из
описанного имущества павшего фаворита и, вероятно, они написаны с одной из
его любовниц.
1.4 Нашествие Наполеона на королевский "дом"
Фатальные для испанской монархии дни приближались. В 1807 году разыгралось
при Мадридском дворе первое действие тяжелой семейной драмы. Фердинанд,
наследник престола, опасаясь интриг матери и Годоя, стал заискивать перед
Наполеоном, чтобы заручиться его поддержкой на случай смерти отца, Но
секрет этой корреспонденции был открыт, Фердинанд скомпрометирован и даже
обвинен в покушении на жизнь монарха. Момент этот показался удобным
Наполеону для захвата Испании и присоединения ее к «блоку» латинских
держав. Испания была внезапно наводнена французскими войсками (под
предлогом борьбы с англичанами). Старый король, окруженный трусливой и
бездарной кама-рильей, решил бежать в Америку, но это вызвало народное
негодование, и 16 марта 1808 года вспыхнул в Аранхуэсе бунт, чуть было не
погубивший Годоя и приведший Карла к отречению от престола в пользу
Фердинанда.
Оборот этот вовсе не соответствовал видам тогдашнего «вершителя судеб
мира». С этого момента планы Наполеона были направлены к тому, чтоб
заманить всех представителей испанского королевского дома во Францию и там
им продиктовать свои указы, Играя на трусости, на слабохарактерности и на
честолюбии своих жертв. Наполеону удалось собрать их в ловушке, устроенной
им в Байонне, и Фердинанд принужден был вернуть корону отцу, а Карл IV—
