колокольный звон на площади Московского Кремля (II картина). Звучит хор
«Слава» царю, помазаннику Божьему на земле. Как отмечается по
интонационному строю «Слава» Богу и «Слава» человеку.
Отликовал народ, прославил нового царя и в оркестре слышится лейтмотив
царя Бориса. Первые его слова, его обращение тоже Богу.
«Скорбит душа!
Какой-то страх невольный зловещим предчувствием
Сковал мне сердце.
О, праведник, о, мой отец державный!
Воззри с небес на слёзы верных слуг
И ниспошли ты мне священное на власть
Благословление, да будет благ и праведен, как ты,
Да в славе правлю свой народ.
За кого скорбит душа в этот тревожный миг вознесения: за себя? За
народ? За Русь?
И не это ли знание скорбящей души заставляет царя падать ниц перед
Юродивым, обряжённом в колпак – венец, глаза в глаза, боль к боли?
Скорбит душа у царя Бориса, и помочь ему может только Господь, у
которого он как простой человек просит благословления. Огромная душевная
драма царя приближает его к народу, но у каждого драма своя.
В I действии оперы мы знакомимся ещё с одним персонажем из народа.
Это монах – летописец Пимен, он пишет перед лампадой. Его не мучают
угрызения совести, он спокоен, силён духом:
Ещё одно последнее сказанье –
И летопись окончена моя,
Исполнен долг. Завещанный от бога
Мне, грешному, недаром многих лет
Свидетелем Господь меня поставил
И книжному искусству вразумил.
На старости я сызнова живу,
Минувшее проходит предо мною –
Давно ль оно неслось событий полно,
Волнуяся, как море – окиян?
Подумай, сын, ты о царях великих,
Кто выше их? Никто. А что же? Часто
Златый венец тяжёл им становился:
Они его меняли на клубок.
Этот персонаж оперы отличается стойкостью духа и веры. Своё последние
сказание он должен закончить без лжемудрия (по древнерусской традиции
бесстрастно описывать происходящие события). Картина в Чудовом монастыре
заканчивается тем, что Григорий, будущий Самозванец, выносит приговор
царю: грозит Борису Божьим и Людским судом.
И не уйдёшь ты от суда людского,
Как не уйдёшь от божьего суда.
Григорий – враг Бориса. Его внутренний облик прямо противоположен
умиротворённости Пимена. Жаждущему славы и приключений Григорию тесно в
стенах монастыря. Он не внемлет совету старца «смирять себя молитвой и
постом». В его партии преобладают взволнованные и порывистые интонации.
Тема Лжедмитрия, рождённая как бы в воспаленном сознании молодого монаха,
становится в дальнейшем одним из главных лейтмотивов оперы. В эпизодах с
Борисом она звучит как тема возмездия, напоминающая о страшном злодеянии.
Но не Самозванцу дано объявить царю приговор. Это право Мусоргский
передаёт Юродивому, блаженному, особо почитаемому Божьему человеку на Руси.
Юродивый вершит судьбу Бориса: он не желает «Молиться за царя ирода»
потому, что «Богородица не велит», - нет царю Борису Божьей защиты, на
которую он уповает.
Далее в развитии оперы мы знакомимся с двумя монахами: Варлаамом и
Мисаилом. Как не похожи они на Пимена! Мы знаем, что Варлаам и Мисаил –
беглые монахи. В опере им отведена трагическая роль: они приведут на Русь
Лжедмитрия. Мусоргский с удивительным мастерством передаёт бездонную тоску
бродяги Варлаама. Тоска такая, что хоть удавись, а если удавиться не
хочется, то надо смеяться, выдумывать такое разгульно – пьяное, будто бы
смешное. Разве это не драма человека?
Варлаам не очень-то жалует нового царя, вот с Иваном IV хорошо было,
а сейчас Варлаам стал беглым. Не только пьяный разгул слышится в голосе
Варлаама. Огромная сила, дремучая, неуёмная, чувствуется в этом человеке.
Вырвется она на волю, и именно он поднимет народный бунт против иезуитов,
забредших на Русь с Лжедмитрием. Вот вам и беглый пропойца-монах!
В далёкие времена, которые воскресил Пушкин, народ уповал на царскую
милость. Сначала народ «любил Бориса» пишет Н.М. Карамзин, затем Бориса
ненавидели, считая его «незаконным» царём, злодеем, убийцей наследника
престола малолетнего Димитрия. Зато доверчиво восприняли сказку о чудесном
спасении Димитрия, «праведника», «законного царя». Его ждали как
избавителя. А на самом деле вместо него помогли зайти на престол
Самозванцу, предателю Родины, тем самым навлекли на себя ещё худшей беды –
не об этом ли льёт слёзы прозорливый Юродивый?
В первой картине IV действия на сцене господствует предельная
накалённость страстей. Открывается картина сочной народно-бытовой сценой:
на площади толчётся народ, обмениваясь злыми шутками о царе и сообщая друг
другу сведения о Лжедмитрии. Борис Годунов со своими приближёнными – в
соборе на богослужении.
Появляется Юродивый с мальчишками. Звучит песня, песня-причитание,
простая, заунывная, наивная, в чём-то непонятная, поёт её нищий, дурачок,
«блаженный».
Мелодия с отголосками старинных духовных песнопений выражает кротость
и детскую наивность. В сопровождении оркестра интонация мольбы, жалобы. На
этой же интонации начинает звучать мелодия хора, с которой народ на площади
обращается к царю. Народ стоял и дожидался у собора пока из храма выйдет
царь и одарит людей после богослужения своей царской милостью.
Не копеечку, которою получил Юродивый от старухи, ждали собравшиеся
здесь люди, а настоящей подати царёвой.
В музыке сначала, как в первом хоре в «Прологе» («На кого ты нас
покидаешь»), слышится причитание, просьба, но постепенно мольба становится
всё настойчивее и переходит в возглас и вопль: «Хлеба! Хлеба дай голодным!»
Если посмотреть эту сцену из зрительного зала, становиться страшно за
царя Бориса Годунова: он в окружении злых, голодных людей, протягивающих к
нему руки. Еще мгновение…
А что же в музыке? После яркого вопля люди, стоя на коленях (ремарка
Мусоргского в партитуре), опускают головы (это очень наглядно в музыке -
мелодия идет вниз) и, кланяющаяся царю, толпа расступается, динамика хоря
уходит: вот он великий страх перед царем – помазанником Божьим. Хор «Хлеба»
кончается на звуке, с которого начался. В опере в трех драматургических
точках образ народа выведен на первый план. В этих сценах композитор
воплотил не только поведение, но и внутреннее психологическое состояние
разнохарактерной людской массы. В опере есть народ, униженно молящий Бориса
принять трон и корону, заведомо равнодушный к делам власть предержащих
(«Митюх, а Митюх, чаво орем? Вона! Почем я знаю!»). Есть народ, стонущий от
голода: «Хлеба! Хлеба!» (сцена у собора Василия Блаженного). И есть
безжалостная толпа в сцене крестьянского бунта под Кромами.
Воплощая образ народа, композитор осуществил новаторское преобразование
массовой сцены. В ней он впервые применил хоровой речитатив, исполняемый
отдельными персонажами или группами действующих лиц, выделенных из народной
массы. Реалистичность хоровых сцен «Бориса Годунова» достигает той грани,
что пролегает между живой действительностью и художественным творчеством.
Яркую самобытность музыки, характеризующей в опере быт народа, придают
фольклорные истоки. Композитор свободно ориентируется в разных народно-
песенных жанрах.
Жизненная достоверность «народа - личности» достигается в опере
дифференциацией людской массы, конкретизацией персонажей, представляющих
разнообразные социальные слои охваченной Смутным временем Руси. Мусоргский
точно воспроизводит интонации крестьянского народного говора. Герои
Мусоргского, включенные в водоворот драматических исторических событий,
живут на сцене полнокровной жизнью, меняются, преображаются.
Особое место среди персонажей из народа занимает Юродивый. Он впервые
появляется в сцене у собора Василия Блаженного. Юродство на Руси – явление
привычное, повсеместно распространенное. Среди нищих-юродивых встречались
больные и безумные люди, живущие подаяниями. В народе они считались
«божьими людьми» и признавались за праведников, которым ведомо прошлое и
настоящее. Именно таким убогим, но чистым душою человеком, показан Юродивый
в опере. Открыто высказывая народное мнение о преступлении Бориса, он
нравственно возвышается над царской властью.
Причитания блаженного построены на одной нисходящей интонации. Юродивый
только плачет, стонет, но не кричит. Почему не кричит этот необыкновенный,
прозорливый человек? Потому, что знает наверняка – просить бесполезно.
Юродивый по копеечке плачет, а народ?
Короткий, но потрясающий диалог царя и Юродивого начинается с обращения
блаженного к царю: «Борис! – мгновенная пауза, чтобы только в глаза царю
заглянуть, - а, Борис!».
Лейтмотив царя – Борис не подал голос, и музыка, всего лишь 2 такта,
поставили героев рядом. И опять прозвучит лейтмотив Бориса уже после
обвинения Юродивого, чтобы, наконец, был услышан голос - голос царя, не
карающего, а так же, как голос народа, просящего, молящего: «Молись за
меня, блаженный».
На что отвечает ему Юродивый: «Нельзя, нельзя, Борис! Нельзя молиться
за царя Ирода! Богородица не велит».
Разве это не драма для Божьего человека – Юродивого, который
отказывается помолиться за помазанника Божьего, ведь не из-за упрямства или
гордости, а из-за величайшего запрета: «Богородица не велит». Юродивый –
человек-символ, человек-совесть. Он оплакивает Русь и предрекает темень
