Екатерина II: личность и деятельность
Введение
Екатерина II расценивается современниками и потомками весьма
различно. Её страстно любили и бесконечно ненавидели. Её превозносили до
небес и проклинали как настоящую дьяволицу. Во времена империи её
величайшей заслугой считалось то, что лишь она вдохнула душу в созданное
Петром Великим тело Российской империи.
Как бы ни оценивалась деятельность Екатерины II, её историческая
значимость неоспорима. Этим она обязана не только деятельность в качестве
правительницы, но в значительной степени силе воздействия личности или,
точнее, мастерству, с которым она заставила считаться с собой и проявила
свою личность в России и далеко за её пределами. Историческое значение
Екатерины, без сомнения, очень велико, и в России в течение целого столетия
после смерти в верхних, европеизированных слоях бытовало убеждение, что
собственное национальное и личное существование является прежде всего её
заслугой. Другой вопрос, правомерно ли приписывать ей на основании этого
историческое величие. Почётный титул “Великая” был ей с готовностью
присвоен ещё при жизни, вскоре после вступления на трон как бы авансом, а
позднее стал официальным.
Я использовала в своём реферате такие типы литературы как:
1. Монография А.Б. Каменского “Жизнь и судьба императрицы
Екатерины Великой ”. М.: Знание, 1997.
2. Учебная литература, которая даёт общие оценки и сведения об
эпохе Екатерины II и её месте в русской истории.
Личность
До 15 лет её звали Софья Фредерика Августа, а ребёнком родители и
друзья называли её Фике или Фикхен. Она выросла в скромной семье
незначительного принца, строгого протестанта и отца, Екатерина получила
некоторое образование, увеличенное собственной её наблюдательностью и
восприимчивостью. В детстве она много путешествовала по Германии, много
видела и слышала. Уже тогда она своей живостью и способностями обращала на
себя внимание наблюдательных лиц.
Никто из её учителей и воспитателей не отметил в ней особого
дарования или чего-либо необыкновенного. Однако некоторые качества,
характерные и в будущем для Екатерины, были ими тогда уже отмечены. Её
воспитательница мадемуазель Кардей жаловалась на некоторую её своенравную
строптивость и недостаток почтения. Умная француженка обратила также
внимание на привычку, характерную и для юной принцессы, и для императрицы -
“слушать одно и думать при этом о другом”. Равным образом уже тогда
проявились некоторые мужские черты её характера; как заметила её
воспитательница, Фике особенно любила мальчишеские игры. К огорчению
немецкого учителя музыки, она была не только совершенно немузыкальна, но и
абсолютно не понимала музыку - без сомнения, характерный штрих. Камеристка
её матери, баронесса фон Принтцен, которая до отъезда принцессы постоянно
её сопровождала и по праву могла утверждать, что знает Софью как никто
другой, характеризовала её как “обычное явление”, как молодую девушку “с
серьезным, расчетливым, холодным рассудком”, который, однако, “был далёк от
всего выдающегося, блестящего, а также от всего того, что могло считаться
заблуждением, чудачеством и легкомыслием”.
Её молодая, эгоцентричная и слегка авантюристичная мать, как считают
позднейшие историки, на благо дочери мало заботилась о её воспитании и
предоставляла ей весьма много свободы. Так что четырнадцатилетняя дочь
прусского генерала и принцесса никогда не воспитывалась для той роли,
которую она должна была играть в громадной Российской империи, но она
оказалась неплохо к этому подготовленной. Что угодно, только не
избалованная, привыкшая приспосабливаться к обстоятельствам и при этом
полагаться на себя, восприимчивая к новым впечатлениям, но не попадающая
наивно и беззащитно в зависимости от них, она имела хотя и скромный, но для
тех условий, в которые она попала, вполне достаточный образовательный
уровень.
Когда Екатерину с матерью вызвали в Россию, для неё не была секретом
цель поездки, и бойкая девочка сумела с большим тактом сделать свои первые
шаги при русском дворе. Отец её написал ей в руководство ряд правил
благоразумной сдержанности и скромности. Екатерина к этим правилам
присоединила свой собственный такт и замечательное практическое чутьё и
обворожила Елизавету, завоевала симпатии двора, а затем и народа. Не старше
15-ти лет, она вела себя лучше и умнее, чем её руководительница мать. Когда
мать ссорилась и сплетничала, дочь старалась приобрести общее расположение.
Она усердно занялась русским языком и православным вероучением. Блестящие
способности позволили ей оказать в короткое время большие успехи, и при
церемонии крещения она так твёрдо прочла символ веры, что всех этим
удивила.
Не любя ни мужа, ни Елизаветы, Екатерина тем не менее держала себя в
отношении их очень хорошо. Она старалась исправлять и покрывать все выходки
мужа и не жаловалась на него никому. К Елизавете же она относилась
почтительно и как бы искала её одобрения. В придворной среде она искала
популярности, находя для каждого ласковое слово, стараясь примениться к
нравам двора, стараясь казаться чисто русской набожной женщиной. В то
время, когда её муж оставался голштинцем и презирал русских, Екатерина
желала перестать быть немкой и отказалась после смерти родителей от всяких
прав на свой Ангальт-Цербст. Её ум и практическая осмотрительность
заставляли окружающих видеть в ней большую силу, предугадывать за ней
большое придворное влияние. И действительно, с годами Екатерина заняла при
дворе видное положение; её знали с хорошей стороны даже в народной массе.
Для всех она стала виднее и симпатичнее своего мужа.
Она считала себя ученицей Вольтера, поклоняясь Монтескье, изучала
Энциклопедию и благодаря постоянному напряжению мысли стала исключительным
человеком в русском обществе своего времени. Степень её теоретического
развития и образования напоминает нам силу практического развития Петра
Великого. И оба они были самоучками.
I. Внутренняя политика Екатерины II. 1.Первые годы царствования
Первые два-три года царствования Екатерины II заслуживают
специального рассмотрения по двум причинам: в эти годы императрица
разбирала «завалы», оставленные предшествующими царствованиями, а с другой
стороны, в эти же годы выявились зачатки новой политики, получившей
название просвещенного абсолютизма.
Спустя семь лет после переворота, когда положение Екатерины на троне
стало достаточно прочным и, казалось, ничто ей не грозило, она мрачными
красками обрисовала положение страны в год, когда заняла престол: финансы
находились в запущенном состоянии, отсутствовали даже сметы доходов и
расходов, армия не получала жалованье, флот гнил, крепости разрушались,
повсюду народ стонал от произвола и лихоимства приказных служителей,
повсюду царил неправый суд, тюрьмы были переполнены колодниками, в
неповиновении находились 49 тыс. приписных к уральским заводам крестьян, а
помещичьих и монастырских крестьян в Европейской России —150 тыс.
Рисуя столь безотрадную картину, императрица, конечно же, сгустила
краски, но во многом она соответствовала действительности. Более того,
Екатерина умолчала о двух главных своих бедах, несколько лет лишавших ее
покоя: первая состояла в насильственном овладении престолом, права на
который у нее отсутствовали совершенно; вторая беда —это наличие трех
законных претендентов на престол в лице двух свергнутых императоров и
наследника — сына Павла Петровича.
От свергнутого супруга удалось избавиться — через восемь дней после
переворота его лишили жизни гвардейцы, приставленные для охраны. Сын Павел
серьезной угрозы не представлял, поскольку он не имел опоры ни в гвардии,
ни при дворе, ни среди вельмож. Самым опасным претендентом Екатерина
справедливо считала томившегося в Шлиссельбургской крепости 22-летнего
Иоанна Антоновича. Не случайно императрица вскоре после воцарения пожелала
на него взглянуть. Он выглядел физически здоровым, но многолетняя жизнь в
полной изоляции нанесла невосполнимый урон — он оказался умственно
неразвитым и косноязычным молодым человеком. Екатерина несколько
успокоилась, но полной уверенности, что '' имя Иоанна Антоновича не станет
знаменем борьбы против нее, не обрела и, как показали последующие события,
была совершенно права.
Екатерина, кроме того, не упомянула о внешнеполитическом наследии,
полученном от супруга: разрыв с союзниками по Семилетней войне, заключение
союза со вчерашним неприятелем Фридрихом II, передача в его распоряжение
корпуса Чернышева и подготовка к войне с Данией.
Проще и выгоднее всего для Екатерины было дезавуировать
внешнеполитические акции Петра III — они были крайне непопулярны как в
обществе, так и в действующей армии и особенно в гвардейских полках, по
повелению императора готовившихся к походу против Дании. Однако отказ от
внешнеполитического курса супруга был неполным: Екатерина не пожелала
пребывать в лагере союзников, чтобы продолжать Семилетнюю войну, но к
радости изнеженных гвардейцев отменила датский поход и отозвала корпус
Захара Чернышева. Не разорвала она и союза с Фридрихом II, поскольку имела
виды на благожелательное отношение прусского короля к судьбам трона Речи
Посполитой, где ожидали скорой смерти Августа III, а также Курляндии, где
императрица намеревалась вернуть герцогскую корону Бирону.
Сложнее обстояло дело с решением внутриполитических задач. Именно в
этой сфере от императрицы требовалось проявить максимум осторожности,
предусмотрительности, умения лавировать и даже действовать вопреки своим
убеждениям. Этими качествами она обладала в полной мере.
Преемственность политики в отношении дворян императрица подтвердила
