численности населения с губерний взимался равный налог. Екатерина
упразднила провинции, а для губерний и уездов установила определённое
количество жителей: по 300—400 тыс. и по 20— 30 тыс. человек
соответственно.
С изменением границ прежних административных территорий возникли новые
уездные и губернские центры. Система местной власти была реорганизована.
Прежде её представляли губернатор и воевода, которым подчинялся небольшой
штат чиновников.
Слабость местной власти проявлялась в её неспособности собственными
силами подавить антиправительственные выступления. Это убедительно доказали
события московского «чумного бунта» 1771 г. (широкого выступления,
вызванного строгостями карантина), а особенно восстание Пугачёва. Теперь в
распоряжении центральной власти находились многочисленные административные
учреждения, любое вооружённое выступление встретило бы скорый и жестокий
отпор.
Впервые в России появился суд, отделённый от исполнительной власти,
хотя и зависимый от неё. Деятельность новых органов приобрела черты
самоуправления, так как в ней принимали участие местные жители.
Новые суды были выборными. Отдельно избирались суды для дворян,
городского населения и для тех крестьян, которые не находились в крепостной
зависимости (крепостных судил в основном сам помещик). Роль первой скрипки
в этой новой судебной системе принадлежала помещикам.
Каждые три года все уездные дворяне должны были съезжаться в
центральный город уезда, чтобы выбирать из своей среды местную
администрацию — предводителя дворянства, капитана-исправника, заседателей в
суды, палаты и другие учреждения. В результате дворяне каждого уезда
образовали сплочённое общество, через своих представителей влиявшее на
управление делами уезда.
Судебная реформа отнюдь не означала ослабления мощной и разветвлённой
системы центрального управления: её лишь «разгрузили» от мелких текущих
дел, дав сословиям (дворянам, мещанам, крестьянам) права решать их
самостоятельно.
В 1785 г. Екатерина обнародовала Жалованную грамоту дворянству и в ней
подтвердила все его права, полученные от прежних государей, наделив новыми.
Отныне дворянин мог лишиться своего звания только по решению суда. Он
освобождался от податей и телесных наказаний, владел как неотъемлемой
собственностью всем, что находилось в его имении, окончательно избавлялся
от обязательной прежде государственной службы.
Данные дворянству привилегии способствовали дальнейшему закрепощению
крестьян, ограничению их прав и усилению над ними господства помещиков.
Какие бы свободолюбивые идеи ни исповедовала Екатерина, как бы ни было
велико её желание искоренить в России «крепостное рабство», пойти на
радикальные меры она не решалась.
Императрица понимала, что тем самым противопоставит себя опоре трона —
дворянству, не готовому поступиться собственными привилегиями. Она пыталась
действовать окольными путями и предложила членам российского Вольного
экономического общества публично обсудить положение крестьян, надеясь
заставить своих подданных хотя бы осознать политическую опасность и
аморальность крепостного права.
Ею предпринимались и более решительные меры. Екатерина запретила
свободным людям и отпущенным на волю крестьянам вновь вступать в крепостную
зависимость. По её распоряжению для вновь учреждённых городов правительство
выкупало крепостных крестьян и обращало их в горожан.
Дети крепостных, принятые на государственное попечение в
воспитательные дома, становились свободными. Екатерина готовила указ,
согласно которому дети крепостных, родившиеся после 1785 г., считались
вольными.
Мечтала она осуществить и другой проект — он привёл бы к постепенному
освобождению крестьян при переходе имений из одних рук в другие.
Императрица не раз повторяла:
«Что бы я ни делала для России, это будет только капля в
море... но после меня будут следовать моим началам и докончат
недоделанное».
Ей самой также пришлось «доделывать» многое из того, что не смогли
исполнить её предшественники, в частности, во внешней политике.
В НАЗИДАНИЕ ВСЕМ ПРОЧИМ...
Екатерину II всегда чрезвычайно заботила зашита престола от любых
посягательств. В её царствование раскрывалось множество заговоров — в
пользу Иоанна Антоновича, цесаревича Павла Петровича, различных
Лжепетров и т. д.
Чаше всего заговоры бывали ложными: дело ограничивалось
неосторожными разговорами. Но тем не менее по каждому такому случаю
Екатерина непременно начинала следствие, и, как правило, сама
принимала в нём участие. Умысел против власти, даже если за ним не
обнаруживалось никаких антиправительственных действий, по её мнению,
обязательно подлежал наказанию.
Виновных обычно присуждали к смертной казни, которую императрица
«милостиво» заменяла ссылкой на восточные окраины империи — в
Нерчинск или на Камчатку.
Среди политических дел во времена Екатерины были такие, приговоры
по которым, как считали многие современники и историки, отличались
ничем не оправданной жестокостью.
В 1772 г. в Ревельском каземате умер заключённый Андрей Враль,
именовали его также и Бродягиным. С приглашённого к нему для исповеди
священника взяли клятву, что он под страхом смертной казни никому не
расскажет о содержании своего разговора с преступником. Этим узником
был Арсений Мацеевич, знаменитый в прошлом архиепископ Ростовский.
Сразу после переворота 1762 г., когда Екатерина ещё не
чувствовала себя уверенно на императорском троне, она нуждалась в
поддержке и со стороны духовенства. Завоевать расположение служителей
Церкви молодой монархине не составило труда.
Она отменила указ Петра III, согласно которому Церковь лишалась
всех своих земель и крестьян. Императрица вновь открыла запечатанные
при Петре III домовые церкви, запретила постановку неугодных Церкви
пьес, усилила цензуру опять-таки в интересах духовенства.
Но уже в начале следующего года монастырские земли вновь
возвратились в казну. Среди ропота священнослужителей, которые
чувствовали себя обманутыми, раздался голос, яростно протестующий
против ущемления прав Церкви.
9 февраля 1763 г. на богослужении в Ростове архиепископ Арсений
Мацеевич в присутствии всего городского духовенства при огромном
стечении народа предал анафеме «похитителей церковных имущества».
Он просил небо «отвратить хищников от исполнения их намерений; но
если они воспротивятся тому, то чтоб память их погибла с шумом и имя
их было истреблено в книге живых». Арсений обращался с гневными
письмами в Синод, заявляя, что любое посягательство на имущество
монастырей достойно проклятия Церкви.
Вскоре в речах Арсения усмотрели «оскорбление Ея Императорского
Величества», «посягательство на спокойствие подданных». Его
арестовали и препроводили в Москву. На допросах присутствовала
Екатерина. Неистовый архиепископ обратился к ней со столь грозной
речью, что она была вынуждена закрыть уши. Арсения лишили сана и
заточили в монастырь. Но и там он не успокоился.
Во время повторного следствия Арсений заявил Екатерине, что ей не
стоило бы царствовать, что ей лучше бы ограничиться регентством и
т.д. Тогда Арсения расстригли и в глубокой тайне увезли в Ревель, где
он содержался как государственный преступник. Его настоящего имени
там никто не знал.
Между тем Арсений в пору своего архиепископства не пользовался
влиянием в церковных кругах и настоящих приверженцев не имел, т.е.
опасности для государства не представлял. Однако Екатерина всегда
преследовала тех, кто позволял себе усомниться в законности её
правления. Даже при намёке на это.
Известный в последней четверти XVIII в. драматург и поэт Я. Б.
Княжнин, например, разгневал императрицу своей трагедией «Вадим
Новгородский», написанной в 1789 г. на исторический сюжет. В пьесе
якобы имелось несколько мест, которые читатель мог истолковать в
неблагоприятном для императрицы смысле. Княжнин так и не дождался
постановки этой пьесы: он умер в 1791 г.
Его семья стала бедствовать. И тогда вдова Княжнина обратилась к
Е.Р.Дашковой, президенту Российской академии, с просьбой издать
последнюю трагедию писателя в пользу его детей.
Пьесу напечатали. Однако Екатерина распорядилась изъять её из
продажи и библиотек как якобинскую. Впоследствии выяснилось, что
царица даже не читала трагедию. Фаворит императрицы Платон Зубов, не
любивший Княжнина, выступил толкователем пьесы, и этого оказалось
достаточно для опалы писателя и запрещения его произведения.
И всё же самое немотивированное наказание постигло выдающегося
русского просветителя Н. И. Новикова.
Давний её оппонент по журнальной полемике, он легко развенчал миф
о «просвещённой монархине», созданный самой императрицей. На
страницах новиковских изданий возник другой образ Екатерины: Звезда
Севера исчезла, и появилась пожилая дама «нерусского происхождения»,
«неправильно говорящая... свойств и правил русского языка не
