выработка решения происходила действительно коллективным путем, то или
другое замечание, которое хочешь сделать, не имело бы характера борьбы, оно
являлось бы деловым замечанием; когда же вопрос уже предрешен большинством,
то же самое замечание получает уже неизбежно другой характер. Я,
разумеется, не стану повторять, что всякому назначению подчинюсь. Но я
должен указать на величайшие трудности, которые есть, а если они не будут
устранены в дальнейшем, то, разумеется, для работы положение создается
совершенно невозможное». Показательно, что ни один из участников этого
заседания не
возразил Троцкому по существу.
С целью более тщательной подготовки к борьбе против объединенной
оппозиции большинство ЦК нарушило установленную при Ленине ежегодную
очередность проведения партийных съездов. XV съезд собрался через два года
после XIV. Причем после решения о его проведении партийные активы в Москве,
Ленинграде, Ростове. Баку были собраны внезапно. К тому же—с использованием
метода тщательного отбора только сторонников линии большинства ЦК, отчего
многие представители «объединенной левой» оппозиции не попали на
партактивы.
Подобным же образом, когда представлялась возможность, действовали и
сами оппозиционеры. На конспиративных квартирах, в других местах они
проводили нелегальные собрания. «В разных концах Москвы и Ленинграда
происходили тайные собрания рабочих, работниц, студентов, собиравшихся в
числе от 20 до 100 и 200 человек для того, чтобы выслушать одного из
представителей оппозиции,—вспоминал Троцкий.—В течение дня я посещал два-
три, иногда четыре таких собрания». По словам Троцкого, в ходе
предсъездовских дискуссий на таких собраниях только в Москве и Ленинграде
побывало около 20 тысяч человек. Причем правилом было недопущение на
собрания представителей ЦК и ЦКК ВКП(б).[40]
Такое недопустимое с обеих сторон ведение партийных дискуссий
обусловило «глухоту» ее участников. Каждая сторона хотела слушать и
понимать только «своих». Доводы и аргументы «чужих» попросту отвергались
без всякой попытки разобраться в них по существу. Бот наиболее типичный
пример одного из заседании Пленума ЦК ВКП(б) (август 1927 г.), позволяющий
судить об атмосфере, в которой проходило обсуждение спорных проблем не
только на этом Пленуме, но в целом на данном этапе внутрипартийной борьбы.
Ее участники рассуждали широко, не стеснялись обращаться к историческим
аналогиям, не раз возвращались назад, к уже решенным еще при Ленине
вопросам. Так, например, Каменев, критикуя резкость претензий большинства
ЦК к «объединенной левой» оппозиции, ссылался на более взвешенный подход к
оппозиционерам при Ленине, в частности к сторонникам «военной оппозиции».
Их, заявил Каменев,
никто не считал пораженцами, хотя с ними и велась напряженная борьба.
Голощекин перебил Каменева: «Кто вам написал, что
вы читаете?»
Каменев: «А вы просто дурак».
Шкирятов: «Нельзя ли без таких выражении? По-вашему, все дураки, только
вы умные».
Голощекин: «Это можно слышать только от глупого человека, который
научился языку фашистов».
Каменев: «Вы меня, товарищи, послали к Муссолини»
и т. д.[41]
Или еще один образец «взаимной вежливости». На Пленуме с речью выступил
Ворошилов. Он рассказывал о деятельности партийных ячеек в Красной Армии.
При этом, возражая Каменеву по поводу «военной оппозиции», сторонником
которой он являлся на VIII съезде РКП (б), Ворошилов обвинил Троцкого в
чрезмерном пристрастии к репрессиям против командного и рядового составов,
в расстрелах, в том числе и членов партии. Троцкий не выдержал и, перебив
Ворошилова, закричал:
«Вы же лжете совершенно сознательно, как бесчестный каналья, когда
говорите, что я расстреливал коммунистов». Ворошилов: «Сами вы каналья и
отъявленный враг нашей партии...»
Голос: «Призвать к порядку. Канальями называют». Другой голос: «Какие
канальи здесь?» Ворошилов: «Ладно, черт с ним». Троцкий: «Что же, меня
будут обвинять, что я расстреливал коммунистов, а я буду молчать».
Подвойский: «Вы расстреливали коммунистов. Я список расстрелянных
представлю».[42]
Ясно, что в такой обстановке трудно было найти даже подобие совместного
решения. Это с неизбежностью вело к тому, что, даже когда оппозиция в общем-
то правильно ставила вопросы, в частности о недемократических методах
руководства группы Сталина, росте вождистских начал в этом руководстве,
засилье бюрократизма в партийных и государственных органах, она не находила
отклика — не говоря уже о поддержке —у большинства ЦК и партии в целом.
Критика лидерами оппозиции группы Сталина, как правило, воспринималась
сугубо как стремление оппозиционеров вернуть утрачиваемые позиции.
Ссылка и эмиграция.
12 февраля 1929. г. Троцкий направил президенту Турецкой Республики
заявление: «Милостивый государь. У ворот Константинополя я имею честь
известить Вас, что на турецкую границу я прибыл отнюдь не по, своему выбору
и что перейти эту границу я могу, лишь подчиняясь насилию».[43]
Троцкий действительно оказался на берегах Босфора не по своему желанию.
Еще в начале 1928 г. он оказывается в политической ссылке в Алма-Ате,
где продолжает вести оппозиционную деятельность. Только за апрель—ноябрь
1928 г. им было получено около тысячи писем и 700 телеграмм. В ответ он
отправил своим сторонникам 800 писем и 500 телеграмм.
На фоне массового отхода от оппозиции ее бывших приверженцев—с XIV
съезда ВКП(б) (декабрь 1925 г.) по 1 июня 1928 г. отошло 4350 человек[44],
из них после XV съезда—3098 человек,—упорство Троцкого привело к
результатам прямо противоположным тем, которых он добивался: не к
оздоровлению внутрипартийного режима, а к еще большему его ужесточению.
В декабре 1928 г. в Алма-Ату был направлен специальный уполномоченный
ОГПУ, который вручил Троцкому ультиматум. В нем содержалось требование
прекратить руководство «левой»-оппозицией. Троцкий категорически отказался
его выполнить. В ответ на это 18 января 1929 г. коллегия ОГПУ приняла
.решение выслать Троцкого за пределы СССР. В 1932 г. Верховный Совет СССР
лишил его и тех членов его семьи, которые выехали с ним, советского
гражданства Началась новая полоса в жизни и деятельности Троцкого—его
третья политическая эмиграция.
До 1933 г. Троцкий жил на Принцевых островах, близ Стамбула,; пока его
сторонникам во Франции не удалось добиться разрешения на его въезд в эту
страну, где он поселился. Летом 1935 г. Троцкий перебрался в Норвегию, где
находился до января 1937) г. 0тсюда он, при посредничестве известного
художника Диего Рнверы получив приглашение президента Мексики Карденаса.
перебрался в Новый Свет. Здесь он обосновался в одном
из районов Мехико—Койоакане, где и оставался до последнего дня своей
жизни—21 августа 1940 г.
В эмиграции деятельность Троцкого свелась к созданию организации,
которая должна была притянуть к себе всех, кто стоял «левее»
коммунистических партии и Коминтерна. Из Стамбула Троцкий разослал во
многие страны письма, в которых призывал единомышленников не падать духом,
а попытаться изыскать новые формы работы, среди которых главная—создание
«интернационалистской левой оппозиции». «Мы идем навстречу столь трудным
временам, что каждый единомышленник должен быть нам дорог. Было бы
непростительной ошибкой оттолкнуть единомышленника, тем более группу
единомышленников, неосторожной оценкой, пристрастной критикой или
преувеличением разногласий»[45],—писал Троцкий в первом номере созданного
им «Бюллетеня оппозиции».
В начале 30-х годов, общаясь с самыми разными по своим политическим и
идейным убеждениям, роду занятий, социальному происхождению и положению
людьми, Троцкий отдает предпочтение тем из них, кто в той или иной форме
засвидетельствовал ему свою личную преданность. Среди них такие, с кем он
еще в годы первой мировой войны разделял центристские, каутскианские
позиции, например голландка Г. Роланд-Холст и французский анархо-
синдикалист А. Росмер. Среди них оказались выходцы из состоятельных семей,
представители средней буржуазии, вроде француза М. Паза. Но особым
расположением Троцкого пользовались мелкобуржуазные интеллигенты. П. Франк,
П. Навнль, А. Розенталь и другие. Эта молодежь, вступив на путь
политической борьбы, испытывала одновременно тягу к.«левой» фразе и желание
участвовать в работе Французской коммунистической партии.
Но даже среди этих лип Троцкий находил немного таких, кто бы вполне
понижал стоявшие перед «иитерна-ииоиалистскои левой» проблемы. Как
впоследствии писал один из старейшин троцкистов США Дж. Хансен, Троцкий не
ставил перед своими новыми сторонниками «слишком больших задач, а
предпочитал действовать по пословице: «Брать то, что можно». В русском
переводе она звучит менее благозвучно, хотя лучше передает смысл: «С
паршивой овцы хоть шерсти клок»
В директивных письмах, при личных встречах Троцкий проводил одну и ту
же мысль—необходимо приступить к созданию троцкистских партий, а там, где
они уже имеются, активизировать их деятельность в рабочем движении. Сам
Троцкий сконцентрировал свои усилия на создании «левой оппозиции» во
Франции.
Его интерес к этой стране не был случаен. Трудности и проблемы, с
которыми Троцкий столкнулся при создании левой оппозиции во Франции,—писал
историк троцкизма Ж. Ж. Мари,—отражали те трудности и проблемы, с которыми
ему пришлось столкнуться при создании интернационалистской левой оппозиции
