стерт с лица земли. Оставив в захваченных землях малые дружины (а
оставленным дружинникам в Тмутаракани - и особый наказ: тревожить
Византию), Святослав вернулся в Киев.
Все земли, через которые он прошел за три года боев и походов,
покорились ему. И лишь славяне-вятичи спокойно отнеслись к тому, что отныне
со всех сторон держава грозного Киевлянина окружала их земли. И даже не то
что спокойно, а достойно, ибо не захотели подчиниться победителю Каганата.
Князю пришлось идти на них походом, и только после этого вятичи признали
главенство Киева.
Дань была огромна. Киев громко приветствовал победителей, но Святослав
и его люди уже начинали нетерпеливо поводить глазами в поисках очередного
настоящего мужского дела - воину не престало жить прошлым, но лишь думами о
будущих подвигах. И, естественно, к ожидающим судьбу судьба и приходит -
ибо зачем ей понапрасну стучаться в испуганно запертые ворота, когда можно
споро войти в специально отворенную дверь?
Святослав думал, что ему делать, а в это время на подобную же тему
размышлял и иной государь - византийский император Никифор Фока,
втянувшийся в войну с дунайскими болгарами. Помня заветы предшествующих
императоров, которые учили, что варваров лучше всего смирять руками других
варваров, он решил, что на роль болгаробойцы вполне может подойти
Святослав. Император приказал направить к русскому князю своего посланца -
сына правителя Корсуни Калокира - и выдать ему на подарки князю и дружине
двадцать пять пудов золота.
Калокир раздал в Киеве золото, но он не особо бы преуспел, если бы не
имел за душой тайной мысли императора, поманившего русов в Болгарию, дабы
отвлечь их внимание от Причерноморья. И император, и Святослав помнили, что
население Болгарии наполовину состояло из славян, так что страна сия вполне
могла стать частью государства Руссов. Воистину, это была цель, ради
которой можно было преодолеть невозможное.
Святослав и его дружина решили, что преодоление подобного им по плечу,
и князь во главе десятитысячного войска пустился на ладьях в долгий путь.
Как всегда, несмотря на внешнюю импульсивность решений, поход был
тщательно продуман и тонко осуществлен. Лишь в самом конце лета 967 года,
когда Святослав уже приблизился к Дунаю и готовился произвести высадку,
болгары узнали о своей судьбе. Их царь, еще продолжающий требовать по
обычаю дань с Византии, поспешно собрал тридцать тысяч и бросил их против
русских.
Но противник его был не из тех, кто уповает лишь на численный перевес
и привык побеждать напором массы. Каждый дружинник Святослава был мастер
одиночного боя, а все вместе они отлично умели биться в строю. И теперь они
еще раз доказали это. Предводительствуемое Святославом русское войско
выстроилось в некий многорядный монолит и железной волной ринулось на
болгар. Те были разбиты. И так сильно, что не помышляли о дальнейшем
сопротивлении: все уцелевшие бежали и заперлись в сильной крепости
Доростол. Царь Петр от огорчения вскоре умер.
Следующий год отдал в руки Святослава Переяславец, Доростол и
восемьдесят других городов-крепостей. Фактически все городки по Дунаю были
в руках киевлян. Князь сел на место болгарских царей и стал управлять новой
своей державой. Калокир был с ним рядом. И лишь теперь Никифор Фока понял,
какую заботу он себе нажил - вместо начинавшей понемногу стареть Болгарской
державы он получил в соседи великого воина, обдумывающего не менее великие
планы, в которых Византии отводилась важная, но отнюдь не беспечальная
роль.
Император заключил с болгарами мир против общего врага и подговорил
печенегов, часть которых привел ныне в Болгарию Святослав, напасть на Киев,
успокоив их тем, что войска Святослава далеко. Кочевники обложили Киев, но
стоило малой дружине русичей подойти к городу и представиться передовым
отрядом войска князя, как хан печенегов дрогнул и снял осаду города.
Киевляне, воспользовавшись этим, сумели послать к князю гонца, который без
соблюдения дипломатического политеса передал своему повелителю и князю
голос земли: он-де, князь, чужую землю ищет и блюдет ее, а от своей
отрекся, а Киев вместе с его матерью и детьми чуть было не взяли печенеги.
Неужели ему не жаль ни отчизны, ни состарившейся матери, ни детей своих?
Речь произвела необходимый эффект, а семя пало на добрую почву -
князь, верный обычаю защиты родных пределов и людей, породивших его, равно
и тех, кому он даровал жизнь, действовал со всегдашней решительностью: в
невообразимо малый для подобных дел срок он оказался в Киеве. Печенеги,
недавно смиренные именем Святослава, теперь были смирены его делом: пройдя
облавами по землям степняков, русичи захватили их богатство - лошадей. На
Русь опять снизошло спокойствие, и вновь тесно стало на ней Святославу,
часто говорившему матери, что не любо жить ему в Киеве, тянет его на Дунай,
в Переяславец - в середину его земли. На что княгиня отвечала только, что
больна она - и куда же теперь уйдет от нее сын? Что держава - не камешек,
из кармана не выкинешь. Что похоронив ее - пусть делает, как хочет, но
делает, подумав. Если останется - то не воспрянет ли Византия, а если уйдет
- на кого оставит Русь?
3. Дипломатия Святослава
Вскоре старая княгиня, прозванная в последние годы Вещей, тихо
скончалась. Святослав решил, что поедет на Дунай, но, помня наказы матери,
решил домашние дела по уму. Если раньше племенами-землями управляли свои
природные князья, не всегда исполнявшие волю Киева, то ныне он, победитель
хазар, печенегов, болгар, смиритель Византии, более свободен в державных
делах - и он сажает своего старшего сына Ярополка в Киеве, Олега - у
древлян, а Владимира - в Новгороде. Богатейшие и сильнейшие земли получили
молодых князей - наместников великого князя. Это еще больше объединит
государство в единое целое.
Поручив власть своим подросшим сыновьям, князь дал понять, что
покидает Киев скорее всего навсегда и станет отныне княжить в Болгарии,
сделав ее центром своего нового обширного государства.
Но болгары - по крайней мере, часть из них - думали по этому поводу
нечто совсем противоположное: новый царь Борис заключил с Византией мир -
естественно, против Святослава. Но и у русского князя среди болгар было
отныне много союзников - князя-воина им казалось терпеть проще, чем своего
царя, чересчур дружившего с греками и от них научившегося всему, в том
числе и тому, как угнетать подданных. Когда же в августе 969 года русские
могучей силой высадились на Дунае, то их сторонников среди болгар разом
стало больше. Святослав легко прошел к столице Бориса Преславе, нигде не
встречая сопротивления, и так же легко взял ее, отданную царем, признавшим
себя вассалом киевского князя. Понимая, что Византия не оставит его в покое
- слишком близко он был у ее порога, - князь решил не ждать первого удара,
и как только перевалы Родопских гор освободились от снега, ударил сам.
Шел 970 год. Старый император Царьграда к тому времени уже был
свергнут и заколот своим преемником - Иоанном Цимисхием, не менее опытным,
но, пожалуй, более талантливым полководцем. Его - стратега, воина и атлета
- армия любила, и он не собирался разочаровывать ее неудачами. Понимал, что
войны не избежать, но, копя силы, решил пока воспользоваться оружием
слабого - дипломатией. Но это и оружие умного. Святослав отклонил условия
греков, и Иоанн принял это спокойно, ибо понял, что русского князя сможет
убедить в имперской правоте лишь блеск стали, но не золота. Цимисхий
тщательно готовил войско к предстоящим битвам, создал особые отряды
"бессмертных" - специально отобранных храбрейших воинов, одетых в более
крепкую броню. Нечто среднее между почетными телохранителями и гвардией -
такие же были у персидских царей. И тоже "бессмертные".
Византийцам не везло - несмотря на то, что они заняли сильными
заставами все известные горные перевалы, русские, вместе с приведенными
Святославом в качестве союзников венгерскими и печенежскими конными
отрядами, ворвались во Фракию. Варда Склир, возглавлявший императорское
войско, проиграл начало кампании. Или Святославу больше везло, или же он в
большей степени обладал теми качествами, которые превращают "полководца" в
подлинного "водителя" своего войска, ощущающего свою армию как единое целое
и могущего угадать настроение этого целого, умеющего принимать в доли
секунды единственно верное решение, от которого зависит победа и - общая
жизнь.
А может быть, сказались многовековые догмы Империи, решившей
упорядочить и воинское искусство, наряду с искусством управления,
культурой, наукой. Упорядочение выродилось в схемы, предписывающие
командиру в соответствующих условиях поступать только так и никак иначе.
Отступивший от правил должен быть наказан - даже если он победил.
Проигравший всегда сможет оправдать свою неудачу, сославшись на
неукоснительное выполнение предписанного. Лишь великие полководцы Империи
смели идти на явное нарушение правил - поэтому из них чаще всего и
выбирались императоры. Таким человеком был император Цимисхий, но не Склир,
всего лишь опытный воинский командир.
Святослав применил урок, преподанный ему дружинниками Игоря - его
воспитателями: в 941 году, когда русичи пойдут на Царьград - о продвижении
русичей к Царьграду стало известно слишком рано - и к их приходу успели
подготовиться. Сын запомнил недочет воинской стратегии отца и сделал из
него свои выводы: враг должен знать о твоих намерениях только тогда, когда
