нации другими державами после достижения суверенитета неизбежно принимаю
все более отвлеченный характер.
Взгляды Томаса Джефферсона претерпевают эволюцию. В период революционного
подъема американская буржуазия выдвигает гуманистические принципы,
выступает в защиту ряда общих прав индивидуума и нации. Получив в свои руки
суверенную власть, руководители буржуазного государства значительно отходят
от принципов всеобщей справедливости, ставя теперь во главу угла интересы
«развития нации», что в условиях господства буржуазии часто становится
принципом обоснования экспансии и выгод американской буржуазии.
Год за годом мы видим эволюцию идеолога революции в более умеренного
буржуазного полтика. Заслуга Джефферсона в том, что он в меньшей степени,
чем другие деятели американской революции, становился на путь политика-
прагматика, выразителя интересов господствующего класса. Он стремился
отстаивать идеи Просвещения, выступал за более совершенное государственное
устройство и в этом отношении оставался верен принципам 1776 года. Однако
все чаще выгода момента становится слишком соблазнительной, а интересы
собственно американские - выше интересов соседних стран, индейцев,
негров, все , кто «тормозит» рост благополучия «среднего американца» 10, о
красноречиво свидетельствует «испанская» дипломатия Джефферсона на посту
государственного секретаря.
Но враждебность вокруг Джефферсона росла, и он уже задумывался об отставке,
хотя и слышал настойчивые контраргументы от своих соратников. В последние
годы, не поступившись своими убеждениями, он оттолкнул конформистов и еще
более восстановил против себя врагов. В происходящей борьбе ставки
Джефферсона были заведомо ниже, его оружие слабее, а противник
многочисленнее и безжалостнее. В середине лета 1793 года происходит личный
кризис. О нем свидетельствует письмо Мэдисону, в котором Томас Джефферсон
пишет: «Обессиленный работой с утра до вечера – день за днем; зная, что
работа эта столь же бесплодна для других, как тяжела для меня, действуя в
одиночку в безнадежной постоянной борьбе против большинства, которое
систематически подрывает общественную свободу и благосостояние, вынужденный
даже в редкие часы отдыха находиться в обществе лиц, в чьей ненависти я не
питаю сомнений...отрезанный от семьи и друзей, оставив свои дела в
состоянии хаоса и беспорядка, короче, отдав все, что я люблю, в обмен на
то, что я ненавижу, - и все это без малейшего удовлетворения как ныне, так
и в будущем... так вот, мой дорогой друг, пусть этот предмет никогда на
встанет между тобой и мной» 11. В конце июля Томас Джефферсон уведомляет
Вашингтона, что уйдет со своего поста 30 сентября 1793 года. Вашингтон в
ответ лично приезжает к Джефферсону, но разговор идет о его приемнике.
Разногласия по этому вопросу с Вашингтоном заставляют Джефферсона принять
решение остаться на своем посту до января 1794 года. Вторая половина года
прошла в напряженной обстановке, но Томас Джефферсон уже твердо пришел к
выводу: лучше полное выяснение отношений, отделение и открытая оппозиция,
чем двусмысленность «надпартийной» политики. 5 января 1794 года он оставил
свой пост и уехал на юг, к дорогим его сердцу людям и памятным местам
детства.
Покинув Филадельфию, Томас Джефферсон думал, что уходит от активной
политической жизни. Ожесточение последних лет борьбы вызвало в нем
усталость. Крепкое здоровье и железная воля оказались надломленными. Каждый
день приносил страдания от внутренней неудовлетворенности, порожденной
кажущимся бессмыслием политической борьбы. Чем сильнее страдал Джефферсон в
чуждом ему окружении, тем более близкими становилось ему все то, что так
любил: семья, дом, библиотека, прогулки на свежем воздухе. Летом 1793 года
он встречал гостей и дипломатов в саду, среди деревьев, говоря своим
собеседникам, что чувствует себя прирожденным земледельцем, что политика
ему претит, что он готов сказать: «Невежество – самая мягкая подушка, на
которую только может положить голову человек». Полушутливо, полусерьезно,
он клянется, что в его доме никогда больше не будет ни чернил, ни бумаги.
Так говорил человек, привычкой которого было написание не менее дюжины
писем в день.
В то время Томасу Джефферсону было пятьдесят лет. Образ его жизни оставался
по-прежнему аскетичен. Он гордился тем, что солнце никогда не заставало его
в постели. Курение ему претит, а вино он пьет только за обедом. В еде он
отдавал предпочтение овощным блюдам. Игры в карты в его доме запретны, так
как подобные развлечения он считает пустым времяпрепровождением.
Постепенно дорога к его усадьбе становится все более многолюдной.
Знаменитый вирджинец привлекает внимание путешественников. Один из них –
Ларошфуко-Лианкур оставил достаточно подробное описание своих визитов в
Монтиселло. Он знакомит нас также с портретом Томаса Джефферсона зрелых
лет, новообращенного фермера, отошедшего, казалось, от политики. «У
господина Джефферосона мягкий, легкий темперамент, для него характерна
обязательность, хотя он несколько холоден и сдержан. Он беседует самым
любезным образом, своим запасом знаний он может поспорить с кем угодно. В
Европе он занял бы выдающееся место среди литераторов., здесь он в этом
отношении уже преуспел; в настоящее время он очень активно и с большой
тщательностью занимается уходом за фермами и строениями; он намечает и
выполняет все, что требует ведение хозяйства.
Джефферсон вернулся в родные места с мыслью уйти из политики. Через год он
вспоминает: «Я ожидал, что, приехав домой, буду жить спокойно и в свое
удовольствие. Однако, его ожидал не покой, а напряженный труд. В течение
нескольких лет он был занят главным образом вопросами улучшения полей и
ферм. Он ведет обширную переписку, основным мотивом которой является мысль
о том, что счастье человечества зависит от прогресса сельского хозяйства.
«Наука никогда не бывает более прекрасной, -пишет он одному английскому
землевладельцу, -чем будучи приложимой к нуждам, и самая важная среди этих
нужд – улучшения в сельском производстве и сельском хозяйственной
экономии». Его увлекали слова Свифта: «Тот, кто сумел вырастить два колоса
или две травинки, там где росла раньше одна, даст большую пользу
человечеству и сослужит более значительную пользу своему отечеству, чем вся
раса политиков, взятая вместе».
Отойдя от государственных дел и уединившись в Монтиселло, Томас Джефферсон
хочет завершить юных дней – окончить постройку дома. Те образцы
архитектуры, которые он видел в Европе, потрясли его воображение и он
решился перестроить дом. «Архитектура - , не раз говорил он, - мое любимое
занятие» 12. Занятый постройкой дома, Томас Джефферсон, казалось совершенно
отошел от общественной жизни. Он многое сделал, превратности политической
борьбы оставили в нем горечь, он ушел, предоставив другим возможность
политической борьбы. Президент Вашингтон напрасно ему возглавить особую
миссию в Испании. Более года понадобилось, чтобы залечить душевные раны,
восстановить силы, чтобы снова проникнуться интересом к делам страны,
переживавшей внутренние трудности и внешнюю изоляцию. Многозначительно, что
Томас Джефферсон после годичного добровольного «изгнания» начинает
заботиться об улучшении связи между Албермалем и Филадельфией.
Возвращение Джефферсона из сельской глуши на авансцену американской
политики было не только важным общественным явление, но и результатом
сложного процесса его внутренней борьбы. Появляются признаки отчаяния –
чувства, до сих пор незнакомого Джефферсону. Гордый и своенравный, он не
признается в этом даже самому себе. Но вот проходит несколько лет, и,
оглядываясь на прошлое, Джефферсон рассказывает дочери: «Я был в домашнем
заточении, не видел никого кроме тех, кто приходил, и в конце концов стал
чувствовать дурное влияние этого на мой разум... Я испытал тогда
достаточный эффект ухода из мира, чтобы увидеть, что это ведет к
антиобщественному и мизантропическому состоянию ума, которое жестоко
наказывает того, кто сдается: и это будет уроком для меня, который я
никогда не забуду» 13. Таков был внутренний фон, предрасполагавший к новому
выходу в мир.
Состояние дел американской республики в то время вызывало беспокойство и
опасения. Хозяин Монтиселло вслушивается, всматривается в события на
национальной арене, и его сердце начинает наполняться скорбью и горьким
предчувствиями. Он причастен к созданию этого государства, он видел его
истоки, его ранний период и сейчас видит признаки нежелательного поворота
событий. Уединенная усадьба возможно была лучшим пунктом для обозревания,
чем заполненный тревогами и делами кабинет. Здесь больше возможностей
размышлять и взвешивать. А ум Томас Джефферсон именно таков: он требует
спокойного созерцания и уединенного обдумывания.
С предстоящим уходом в отставку Джорджа Вашингтона страна лишилась во
многом консервативно-умеренного, но спокойного и рассудительного
президента, пользовавшегося большим уважением. Именно это уважение к
генералу республики, революционеру- республиканцу возвело президентский
пост на соблазнительную для многих монархистов высоту.
В то время уже сказалась вся глубина падения революционных идеалов. Америка
отказалась от своих принципов свободной торговли, соглашаясь на условия,
диктуемые сильнейшей морской державой. Свободные штаты вручали ключи от
свободы своей торговли главному ее врагу. Это было полное дипломатическое
фиаско. Связи Америки с Европой отдавались на откуп британскому флоту.
Казалось, что потерпела поражение сама американская революция,
осуществление ее важных целей снова отодвигалось. Как заметил по поводу
заключения договора Мэдисон: «Трудно даже было вообразить, что мы вскоре
отдадим все под опеку Великобритании, не получив ничего взамен; кроме того,
одним из условий этой злосчастной сделки будет лишение нас права заключать
выгодные нам соглашения с другими нациями» 14. Томас Джефферсон
охарактеризовал этот документ словами: «Это не что иное, как договор о
союзе между Англией и ее сторонниками в нашей стране против народа
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13
