деле – литературном творчестве. Собиралась вторая книга – вышедшей в январе
1908 года сборник «Романтические цветы», изданный за свой счёт и
посвящённый Анне Андреевне Горенко.
«О «Романтических цветах» будет затем с издёвкой писать газета
«Царскосельское дело», которая никогда не упускала случая
продемонстрировать своё отношение к Гумилёву; не слишком корректно
отзовётся о книге и журнал «Образование» доселе хваливший его стихи
«мертворождёнными, рассудочными и холодными» и убеждала читателей в том,
что «если признать основным принципом искусства нераздельность формы и
содержания, то стихи г. Гумилёва пока большей частью не пойдут под понятие
искусства» 2.
Но две рецензии – Валерия Брюсова и Иннокентия Аннинского – стали
определяющим для Гумилёва и его книги, как именно первый и последний
аккорды.
Когда–то, три года назад, подписывая «Путь конквистадоров»
Директору гимназии, девятнадцатилетний гимназист перечислил в надписи
произведения Аннинского:
Тому, кто был влюблён, как Иксион,
Не в наши радости земные, а в другие,
Кто создал Тихих Песен нежный сон –
Творцу Лаодамии.
Теперь эстет Аннинский достаточно подробно перечислил достоинства
«Романтических цветов», сделав это не просто живо, но и даже как-то
гурманно - изящно.
Это было время именно исканий, о чём говорит как уход в
«Романтических цветах» от декадентства «Пути конквистадоров», так и уход в
последующих книгах от символизма «Романтических цветов».
«Одна из сокровеннейших мыслей» к тому времени уже начинала получать
воплощение в экзотических стихах. Причина конечно, не только в первом
краткосрочном путешествии в Африку и увлечённости этим континентом; причина
прежде всего в попытке найти наиболее полный, оптимальный способ
самовыражения на уровне целой платформы, системы.
Экзотичность тоже была необходимым кирпичиком в планомерном делании
Гумилёвым самого себя. Имя его всё чаще появляется на страницах газет и
журналов, и далеко не всегда как поэта: только в 1908 году он выступает с
рассказами, новеллами, рецензиями и статьями в «Весах», «Речи», «Русской
мысли», «Весне»… Расширяется круг его литературных знакомств – как
парижских, так и, в меньшей пока степени, петербургских.
В 1909-1910 годах его пристрастия и антипатии определились ещё более
явно. Во-первых, это наметившийся отход от Брюсова. Во-вторых – жажда
общественно - литературной деятельности, в которой он хотел играть свою, по
его мнению, не второстепенную роль. Создание совместно с С.К. Маяковским
журнала «Аполлон», одним из активнейших сотрудников которого Гумилёв затем
станет; и в попытке основать свой журнал «Остров» (выйдет всего два
номера); и в создании Общества ревнителей художественного слова («Академии
стиха»). И, в-третьих, это отношение к путешествиям не как к забавам или
развлечениям, но как к потребности, без исполнения, которой он не мыслил и
творчества. В ноябре 1909 года он отправляется в Абиссинию уже не набегом,
а – с экспедицией академика Радлова. Однако результат превзошел ожидания и
самого Гумилёва, так как увлечение переросло в страсть. Экзотика в поэзии
Гумилёва, никогда не была самоцелью, но если сначала она присутствовала как
выражение мечты (начиная с детского возраста, со стихотворения об «Озере
Дели», написанном в шесть лет), то затем, в зрелом возрасте, стала
отражением его, гумилёвского мировидения и бытия.
К концу 1909 года фамилия Гумилёва стала известна всему Петербургу –
как это часто бывает, из скандальной хроники.
Поводом послужила дуэль между Гумилёвым и Волошиным, состоявшаяся из-за
Елизаветы Ивановны Дмитриевой, с которой Гумилёв познакомился ещё в Париже,
в мастерской художника Гуревича.
К 1910 году Николай Гумилёв добился того, о чём думал и в гимназии и
в Париже: он не просто стал заметным поэтом, но и играл заметную роль в
литературных делах. Всеми теперь как-то забыто, что он тогда ещё учился в
университете. Вот разве что совсем необычный по нашим временам документ
напоминает об этом – прошение ректору о разрешении вступить в брак с А.
Горенко.
В апреле 1910 года произошли два знаменательных события: вышла третья
книга стихов «Жемчуга» и 25 апреля состоялось венчание с Анной Андреевной;
спустя неделю молодожёны отправились во Францию, в свадебное путешествие.
Впрочем, едва из него вернувшись, Гумилёв тут же, в сентябре, уехал в
Африку: его по-прежнему манила Аддис-Абеба.
Книга «Жемчуга» посвящена Брюсову.
Однако книга не случайно приобрела широкую известность и не случайно
была сразу замечена литературной критикой. Дело тут, конечно, не только в
ставшем к тому времени звучным имени и не только в упрочившемся положении
Гумилёва. Быть может, одних «Капитанов» было бы достаточно для того, чтобы
понять, что «Жемчуга» - не продолжение раннего пути, а в какой-то степени
уже и выбор нового, более самостоятельного.
Как бы там ни было, но при подходе к «Жемчюгам» не стоит забывать,
что это – книга человека, всего пять лет назад выпустившего первый свой,
ученический сборник. Разница между ними – первый и третьим, - как легко
убедится, огромная. Более того, в «Жемчугах» уже зреет зерно будущего
направления – того самого акмеизма, который, по убеждению Гумилёва, должен
будет спасти отечественную поэзию. Когда читаешь:
И апостол Петр в дырявом рубище,
Словно нищий, бледен и убог, -
понимаешь, что поэт и научился, и осмелился небесное опускать до земного,
осязаемого, а не только земное опускать до земного, а не только земное
возносить до романтических заоблачных высей.
Одной из основных проблем литературного процесса 1910 года стала
проблема символизма.
«Цех поэтов» был задуман осенью и обсуждён в «Аполлоне» с
привлечением Городецкого, Лозинского, Нарбута, Мандельштама, Зенкевича,
Ахматовой… 20 октября уже состоялось первое заседание, 1 ноября – второе, в
Царском Селе.
Принявший к этому времени участие в создании нескольких журналов и
литературной организации, в которой верховодил всё-таки не он, а Вячеслав
Иванов, Гумилёв на этот раз взял в свои руки все бразды. Убеждённый в том,
что стихи может писать каждый грамотный человек, овладевший техникой,
ремеслом, Гумилёв и останавливается именно на таком названии – цех. Своё
предназначение Гумилёва видел в том, чтобы руководить.
Созданный в 1911 году «Цех Поэтов» был как раз той организацией, и
структура, и направленность, и порядки которой вполне импонировали
Гумилёву. Разделив участников на «мастеров» («синдиков»), которых было
всего два – Городецкий и сам Гумилёв, - и «подмастерьев», Гумилёв вменял в
обязанность «подмастерьям» беспрекословное повиновение, работу над «вещью»
по указанию «мастера» и запрет на публикацию без разрешения «мастера» (для
публикаций использовались «Аполлон» и созданные при «Цехе» журнал и
издательство, которые назывались одинаково: «Гиперборей»).
Выдержать подобное мог далеко не каждый, и потому многие «подмастья»
в скором будущем покинут свой «Цех». Блок, который был в «Цехе»
единственный раз – на организационном собрании 20 октября, - назвал
объединение «Гумилёвско-Городецкими обществом», а впоследствии записал:
«Футуристы в целом, вероятно, явление более крупное, чем акмеизм. Последние
– хилы, Гумилёва тяжелит «вкус», багаж у него тяжёлый, а Городецкого
держат, как застрельщика с именем; думаю, что Гумилёв конфузится и
шокируется им нередко»3.
Акмеизм как программа зародился в «Цехе Поэтов», но это было
несколько позже. Поначалу же «Цех», насчитывавший 26 членов, вбирал в себя
представителей разных направлений, большей частью как раз не акмеистов.
О создании акмеизма было официально заявлено 11 февраля 1912 года на
заседании «Академии стиха», а в №1 «Аполлона» за 1913 год появились статьи
Гумилёва «Наследие символизма и акмеизма».
Единственный, кому, как учителю акмеизма, сохранил приверженность сам
Гумилёв, даже когда он уже перерос созданную школу, был Готье. Его стихи
включены Гумилёвым в «Чужое небо», а затем выпущена и самостоятельная книга
переводов «Эмали и камей».
Видимо, в эстетической программе Готье Гумилёву наиболее импонировали
декларации, близкие ему самому: «Жизнь – вот наиглавнейшее качество в
искусстве; за него можно всё простить»; «…поменьше медитаций,
празднословия, синтетических суждений; нужна только вещь и ещё раз вещь». А
непосредственно в поэтическом творчестве – программное стихотворение
«Искусство», заканчивающиеся строками:
Работать, гнуть, бороться!
И лёгкий сон мечты
Вольётся
В нетленные черты.
Создавая «Цех Поэтов», а за ним и акмеизм, Гумилёв не отрицал
достижений символизма, наоборот – призывал взять из него лучшее. Разве что
в выпущенной в этом же, 1912 году книге «Чужое небо» современники увидели
некие черты проявления нового направления.
«Чужое небо» - книга более «простая», чем предыдущие; быть может,
именно потому, что в ней теперь уже не демонстрируются достижения формы, -
в этом нет нужды: всем уже – и себе самому – он доказал, что может, что
овладел. Интересна книга и тем, что автор в ней представлен и как лирик, и
как эпик (поэмы «Блудный сын» и «Открытие Америки»), и как драматург
(одноактная пьеса в стихах «Дон Жуан в Египте»), и как переводчик (стихи
Теофилия Готье).
«Чужое небо» действительно являет собой лучшую из вышедших до 1912
