года Гумилёва – по лиризму, по земным и в то же время возвышенным чувствам,
воспетым в ней, по тщательной дозировки эмоционального (любовная лирика) и
рационального («Искусство» Готье), экзотического, «конквистадорского», но
уже в ином преломлении («Открытие Америки», «Абиссинские песни», «У
камина») и приземлённо-бытового («Из логова змиева…»).
Этот год предельно насыщенный литературными делами (кроме названного,
вышло немало статей: о Кузьмине, Брюсове, Цветаевой, Иванове, Блоке,
Гуревиче, Зенкевиче и др.; сделаны доклады; посещались «Вечера Случевского»
и т.д.), был насыщен и событиями личной жизни: вместе с Ахматовой была
предпринята поездка в Италию; родился сын Лев. Гумилёв со своим племянником
Сверчковым, в апреле 1913 года, через Одессу морем отправился в Африку.
Коллекция, которую они там собрали, по мнению специалистов, по своей
полноте стоит на втором месте после коллекции, привезённой Миклухо-Маклаем.
Об африканских экспедициях Гумилёва можно было бы написать отдельную
книгу. Частично написал её поэт – в стихах «Шатра», в «Африканском
дневнике», часть которого недавно обнаружена.
«Чужому небу» суждено было стать последней «мирной» книгой поэта.
Следующая, «Колчан», вышла только спустя четыре года. Правда, было немало
промежуточных публикаций в периодике – как стихов, так и прозы, тех же
«Записок кавалериста».
Гумилев и война.
Спустя 24 дня после объявления войны, 24 августа, несмотря на
полученное ещё в 1907 году из-за косоглазия освобождение, он записывается
добровольцем в лейб-гвардии уланский полк.
В 1944 году Анна Ахматова напишет:
Две войны, моё поколение,
Освещали твой страшный путь.
Но первую войну он не воспринял как «страшный путь». Другие ритмы и
мотивы слышались ему:
Солдаты громко пели, и слова
Невнятны были, сердце их ловило.
- «Скорей вперёд! Могила, так могила!
Нам ложем будет свежая трава,
А пологом – зелёная листва,
Союзником – архангельская сила».
Как и ко всему, что делал, к своему участию в войне Гумилёв отнесся
крайне серьёзно. Добившись зачисления «охотником» в армию и выбрав
кавалерию, он тут же стал тренироваться, совершенствоваться в стрельбе,
езде и фехтовании.
Служил Гумилёв прилежно, отличался храбростью – о том говорит и
быстрое его продвижение до прапорщика, и два Георгиевских креста – 5 и 3
степени, которые давались за исключительное мужество. Был в уланском полку,
затем в гусарском.
В Собрании сочинений Гумилёва, кроме этого воспоминания, собрано и
немало других, говорящих о том, что и в полку он старался не выходить из
сферы творчества: писал и читал стихи, рисовал, даже вёл споры о поэтике,
когда попадался собеседник.
Уйдя на фронт в 1914 году, Гумилёв, естественно, выбрал из
литературной жизни столицы, не мог на неё влиять. В другом, военном мире
создавалась и другая поэзия. Стихи, написанные им на фронте, значительно
отличаются не только от «Жемчугов», но и от «Чужого неба»,- достаточно
прочесть хотя бы «Наступление», чтобы увидеть отличие.
«Цех Поэтов» распался, что ещё раз подтвердило: Гумилёв был в нём
стержнем, основным звеном. Гумилёв стал публиковать в «Биржевых
ведомостях» свои «Записки кавалериста», которые появились в течение года и
привлекали внимание публики. Всего состоялось 12 публикаций, сопровождённых
пометкой: «От нашего специального военного корреспондента».
Эти «Записки…» да ещё письма и воспоминания товарищей свидетельствуют
о том, что трагичности происходящего Гумилёв не ощущал. Он жаждал героизма
– и потому героизм в первую очередь видел.
В конце декабря 1925 года вышла книга стихов «Колчан», в которую поэт
включил и то, что было создано им на фронте.
Книга посвящена Татьяне Викторовне Адамович, с которой поэт
познакомился до войны, в январе 1914 года.
В этом же году Анна Ахматова написала посвящённое мужу стихотворение
«Колыбельная», в котором есть и её отношение к войне, и ощущение
происходящего как именно горя:
Было горе, будет горе,
Горю нет конца.
Да хранит святой Егорий
Твоего отца.
В книге же Гумилёва, вышедшей почти в это же время, читаем:
И воистину светло и свято
Дело величавое войны.
Серафимы, ясны и крылаты,
За плечами воинов видны.
Тружеников, медленно идущих
На полях, омоченных в крови,
Подвиг сеющих и славу жнущих,
Ныне, Господи, благослови.
«Вероятно, включай в себя сборник только подобные стихотворения, он и
остался бы в том времени – как его, времени как его, времени, знак. Но в
книге много как довоенной, так и в 1914 годах созданной лирики, любовной и
философской, и именно эти стихи определяют лицо нового сборника – новое
лицо поэта».4
«Колчан», собрал в себе, по замыслу автора, «стрелы»- стихи,
передающие состояния человека на войне: это и «Война», и «Пятистопные
ямбы», и «Наступление», и «Смерть». Но не меньше в нём стрел Амура. И –
стрел острой философской мысли.
Открывающее книгу стихотворение «Памяти Аннинского» в некотором роде
символично: оно – и памяти собственного ученичества, долгого, кропотливого,
упорного, но – завершившегося. Несколько «итальянских» стихотворений –
«Венеция», «Фра Беато Анджелико», «Рим», «Генуя» - автобиографичны, в них
нашли отражение впечатления, полученные во время поездки в Италию в 1912
году вместе с Ахматовой. Но стихи эти, конечно, значительно глубже, чем
просто «дневниковые записи», как это нередко бывало раньше - наступил новый
этап развития. До сих пор – не всегда, естественно, но часто – Гумилёв
строил своё творчество из того материала, который попадался под руку: важно
было соответствие форме.
Теперь в материале «со стороны» особой нужды не было – его с избытком
давала душа, которой, слава Богу, было над чем трудиться – и над
африканскими, французскими, итальянскими встречами; и над фронтовыми
наблюдениями; и над петербургскими событиями… Происходило какое-то
перераспределение ролей, о котором – в «Разговоре»:
И всё идёт душа, горда своим уделом,
К несуществующим, но золотым полям,
И всё спешит за ней, изнемогая, тело,
И пахнет тлением заманчиво земля.
Если война и была важна для Гумилёва, то – в личном плане, как ещё
один из способов вечного его самоутверждения, но никак не в плане
творческом – как, к примеру, та же Африка. Этот перелом – и в то же время
нерасторжимое единство всего, что отражено в «Колчане»,- автор воплотил в
одном из лучших произведений сборника – поэме «Пятистопные ямбы», где
взаимодополняющие сосуществует всё, что собрано в душевном мире поэта: и
путешествия, и экзотика, и любовь, и война, и раздумья над смыслом жизни.
Да, душа всё ещё
Глас Бога слышит в воинской тревоге
И Божьими зовёт свои дороги,
но она уже помышляет и о другом – о том даже, чтобы самой собою
распоряжаться:
Есть на море пустынном монастырь
Из камня белого, золотоглавый,
Он озарён немеркнущею славой.
Туда б уйти, покинув мир лукавый,
Смотреть на ширь воды и неба ширь…
В тот золотой и белый монастырь!
Достигший «высокого косноязычья», Гумилёв в «Колчане» окончательно
выходит на собственный свой путь. Произошла переоценка ценностей, о которой
можно догадаться по строчкам:
Я не прожил, я протомился
Половину жизни земной.
Ясно, что путь «конквистадорства» в том его виде, как до сих пор, уже
отринут окончательно.
После неудачной сдачи экзаменов на офицерское звание и болезни
Гумилёв получил назначение в экспедиционный корпус за границу и в июле 1917
года прибыл в Париж. Позднее высказывалось предположение, что был он
разведчиком.
Как всякий военный человек, Гумилёв в этой поездке был занят в первую
очередь военными хлопотами, которых в 1917 году, особенно после прошедшей в
России Февральской революции, было немало.
Лондонский период связан с именем Б.В. Анрепа – художника, близкого
знакомого Ахматовой. Именно он помог Гумилёву войти в новый ритм,
познакомив его с английскими писателями; ему же, уезжая, Гумилёв оставил
свои записные книжки и черновики, которые Анреп впоследствии передал Г.П.
Струве.
Октябрьская революция, естественно, изменила планы и экспедиционного
корпуса, и бывших союзников России. Коснулось это и планов Гумилёва.
1917 год был и годом интенсивных творческих раздумий, чему в немалой
степени способствовало парижское окружение.
Вернувшись из Лондона, он с головой ушёл в литературную деятельность,
не сомневаясь в том, что сможет возглавить литературную жизнь Петрограда.
По возращении его ждали не только лавры: прекратил существование едва
дотянувший до осени 1917 года второй «Цех Поэтов», надо было возрождать
«Гиперборей».
Организаторские способности Гумилёва, его деятельная энергия,
соединённая с признанным к тому времени мастерством, не могли остаться
