дошедшие до нас этюды к этой фреске свидетельствуют, что Леонардо готовил
ее в долгих и настойчивых поисках на натуре.
“Тайная вечеря” отражает новую ступень зрелости гуманистического
сознания Высокого Возрождения. В ней поражает многообразие типов,
характеров, душевных движений людей, выразительнейше переданных художником.
Здесь тоже многие покаверканы жизнью. Но не это главное в картине. Ее
смысловой центр составляет нечто большее - страшный акт предательства,
торжество отвратительного злодейства. “Обнаружение” трагедии в жизни,
смелость открыто сказать о ней - завоевание Высокого Возрождения, один из
важнейших моментов, присущих качественно новому этапу развития
ренессансного гуманизма и гуманистического искусства. Здесь - один из
коренных пунктов водораздела между Ранним и Высоким Возрождением.
В “Тайней вечере” есть и красивые, импозантные фигуры, но есть и
лысые, и беззубые, и помятые. А главное - нет убежденности в своей правоте,
нет единства. Точнее, - единство только кажущееся, оно распадается на
глазах. Рядом с отдельными смелыми, готовыми к действию - уставшие,
трусливые, равнодушные, озабоченные только собой. Фреска Леонардо - это
обличение рыскающего в мире зла - в лице предательства, но не менее также -
и в лице того, чем всякое зло питается, - человеческого равнодушия.
Вот почему “Тайная вечеря” - одна из главных вех, которыми отмечено
начало нового этапа ренессансной культуры - Высокого Возрождения. Жизнь
показала, что человек гораздо сложнее той односторонне оптимистической
схемы, на которой базировалась и этика, и эстетика Раннего Ренессанса.
Леонардо первым решился заглянуть по ту сторону этой схемы и в своем
искусстве показал оборотную сторону медали, раскрыл всю противоречивую
сложность человека, не закрывая глаз на самые отвратительные его стороны.
Критичность взгляда - вот что прежде всего отделяет Высокое
Возрождение от Раннего. Но не к мизантропии повернул Высокий Ренессанс;
веры в человека, питавшей гуманистическое искусство с самого начала, он не
утратил. Напротив, только Высокому Возрождению с исчерпывающей глубиной и
силой удалось воплотить в искусстве гуманистический идеал человека. Только
в творчестве корифеев Высокого Возрождения идеальный человек предстал
сложным, неоднозначным, но таким мудрым, могучим и прекрасным, о каком
Раннее Возрождение могло только мечтать. Такие глубокие, философски сложные
образы, как Джоконда, были не по силам искусству кватроченто.
Что бы ни говорили о “Джоконде”, несомненно, что перед нами женщина
исключительная, женщина прекрасная. Нет, - не миловидностью или броской
красивостью (изображение таких лиц Леонардо предпочитал избегать, а если уж
приходилось, большую часть работы передавал ученикам). И юной ее не
назовешь. Но как она хороша, как внутренне содержательна! Сколько
достоинства в гордой посадке головы, каким высоким самосознанием веет от
этого лица, сколько чарующей прелести в высоком, светлом лбе, в глубоких
глазах, полных разума и понимания, сколько внутренней свободы во взгляде!
Удивительная цельность образа, замыкаемого кольцом прекрасных рук, создает
ощущение высшего совершенства. Во всем предшествующем искусстве Ренессанса
не найти столь же проникновенного воплощения гуманистического идеала
человека - прекрасного, возвышенного, духовно богатого.
Магнетическая привлекательность “Джоконды” - доказательство ее глубины
и, очевидно, ее верности жизни. Значит, тайна этого портрета - не
надуманная, а какая-то жизненная, нужная людям - историческая и
человеческая. Бесспорно, в “Джоконде” - высочайшее воплощение ренессансного
идеала умного, гордого, совершенного человека. Но не только. Ее странная
улыбка, одновременно и пленительная и горькая, говорит еще и о каком-то
ином замысле художника, да - и об особом психологическом состоянии натуры.
Между 1513 и 1516 гг. Леонардо да Винчи создает картину “Иоанн-
Креститель”, которая давно обрела славу едва ли не самого загадочного из
всех его творений.
Конечно, загадочного немало во всем творчестве Леонардо. Известно, что
все свои записи он вел зеркальным письмом, а многие наиболее смелые мысли
облекал в эзоповскую форму басен, притч, пророчеств. Исключительной
интеллектуальной насыщенностью отличается и искусство Винчианца. Творения
кисти этого величайшего художника-мыслителя наполнены таким глубоким,
“многослойным” идейным содержанием, что при поверхностном подходе не
поддаются расшифровке. Они порождают много недоуменных вопросов, а порою и
прямо противоположные суждения.
И более всего это относится к “Иоанну-Крестителю”. Пожалуй, во всем
искусстве классического Возрождения едва ли найдется другое произведение,
которое вызвало бы столь же противоречивые оценки, как эта картина. Одни
восхищались ею, другие считали настолько слабой, что отказывались признать
авторство Леонардо; одни прославляли, другие готовы были проклинать.
Картина писалась, видимо, по заказу французов, вероятнее всего - еще
Людовика XII, в конце его владычества в Милане. Судя по многочисленным
копиям и подражаниям художников, по отдельным свидетельствам лиц,
побывавших при французском дворе в XVI и XVII вв., картина восхищала
современников, а французские монархи гордились ею как одной из жемчужин
своей коллекции; гордился ею и сам художник.
В картине “Иоанн-Креститель” чувствуется кричащий разлад. Призывая
помышлять о небесном и там, в непроглядном мраке, искать спасения,
полнотелый проповедник аскезы сам бестревожно пребывает в сем грешном мире.
И этот разлад всецело согласуется с двумысленностью его иронической улыбки.
Все это настолько не вязалось с традиционным представлением о Иоанне
Крестителе, что уже в XVII в картине дали (несмотря на изображенный крест)
второе название: “Вакх”.
Значит, едва ли разумно упрекать художника в недостаточном следовании
“исторической достоверности” образа новозаветного персонажа. Вернее
заключить, что за этим Иоанном скрыто нечто несравненно большее, чем одно
из лиц евангельского рассказа, что за ним - целое явление и определенное
отношение к нему самого художника. В своем последнем творении художник-
гуманист обличил лицемерие аскетической проповеди и сказал о католической
церкви то, что о ней думал.
Своей последней, “завещательной” картиной, как резким аккордом,
Леонардо завершил ту битву гуманизма против аскетизма, которую начали и
неустанно вели Боккаччо, Бруни, Поджо, Валла, и, в сущности, все
ренессансное искусство.
Умер Леонардо да Винчи в замке Клу, близ Амбуаза, 2 мая 1519 года
шестидесяти семи лет.
РАФАЭЛЬ САНТИ
Рафаэль Санти рано достиг высших почестей. Римский папа хотел увенчать
его небывалой для живописца наградой, и лишь преждевременная смерть
помешала Рафаэлю стать кардиналом.
Первую по времени характеристику Рафаэля мы находим в письме сестры
герцога Урбинского, которая называет художника - ему тогда был двадцать
один год (1504) - “скромным и милым юношей”. Описание же его личности по
Вазари, следует привести почти полностью.
“Чтобы дать себе отчет, - пишет Вазари, - насколько небо может
проявить себя расточительным и благосклонным, возлагая на одну лишь голову
то бесконечное богатство своих сокровищ и красот, которое оно обыкновенно
распределяет в течение долгого времени между несколькими личностями, надо
взглянуть на столь же превосходного, как и прекрасного, Рафаэля Урбинского.
Он был от природы одарен той скромностью и той ласковостью, что можно
иногда наблюдать у людей, которые более других умеют присоединять к
естественному благорасположению прекраснейшее украшение чарующей
любезности, проявляющей себя во всем и при всех обстоятельствах одинаково
милой и приятной. Природа сделала миру этот дар, когда, будучи побеждена
искусством Микеланджело Буонарроти, она захотела быть побежденной
одновременно искусством и любезностью Рафаэля”. В Рафаэле, свидетельствует
Вазари, блистали “самые редкие душевные качества, с которыми соединялось
столько грации, трудолюбия, красоты, скромности и доброй нравственности,
что их было достаточно, чтобы извинить все пороки, как постыдны они ни были
бы. Таким образом, можно утверждать, что те, кто так счастливо одарен, как
Рафаэль Урбинский, не люди, но смертные боги, если только так позволено
выразиться... В течение всей своей жизни он не переставал являть наилучший
пример того, как нам следует обращаться как с равными, так и с выше и ниже
нас стоящими людьми. Среди всех его редких качеств одно меня удивляет: небо
одарило его способностью иначе себя вести, нежели это принято среди нашей
братии художников; между всеми художниками, работавшими под руководством
Рафаэля царило такое согласие, что каждый злой помысел исчезал при одном
его виде, и такое согласие существовало только при нем. Это происходило от
того, что все они чувствовали превосходство его ласкового характера и
таланта, но главным образом благодаря его прекрасной натуре, всегда столь
внимательной и столь бесконечно щедрой на милости, что люди и животные
чувствовали к нему привязанность... Он постоянно имел множество учеников,
которым он помогал и которыми он руководил с чисто отеческой любовью.
Поэтому, отправляясь ко двору, он и был всегда окружен полсотней
художников, всё людей добрых и смелых, составлявших ему свиту, чтобы
воздать ему честь. В сущности, он прожил не как художник, а как князь”.
Конечно, нельзя приписать одной гениальности Рафаэля подобное
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12
