Сложной была полоса XV века, наполненного внутренними схватками, в
которых определялась эта новая Англия, теперь уже отливавшаяся в изложину
абсолютной монархии Тюдоров. Но когда с мятежами лордов и епископов было
покончено и железная десница короля Генриха VIII легла на кормило страны,
определились и новые противоречия английской жизни. Англия отложилась от
Рима, старую знать прижали как могли, новая знать угодничала перед королем,
подкупаемая потоком земельных пожалований, сделанных за счет
«огораживаемых» крестьянских угодий, по дорогам Англии полились толпы
бродяг — крестьян, согнанных с насиженных мест, и Томас Мор нашел емкую
фразу для описания происшедшего: «Овцы съели людей». За сострадание к
народу Мор был лишен канцлерского звания, ввергнут в опалу, оклеветан и
обезглавлен, но успел издать свою книгу «Утопия» (1515), адресованную
Эразму Роттердамскому. Наметилось мощное крыло английской гуманистической
мысли, то, которое поднимет в конце века Шекспира.
Томас Мор, великий мыслитель, утопист, перед умственным взором которого
вставало видение счастливого будущего человечества, был также выдающимся
стихотворцем-латинистом, особенно как автор эпиграмм. Но
В развитии английской поэзии на родном языке в начале XVI века особенно
плодотворной была деятельность Джона Скелтона. Ученик Эразма (который
отметил поэта во время своего пребывания в Англии), Скелтон сочинял и на
латыни; но своеобразие его таланта проявилось, прежде всего, в английских
стихах. Скелтон писал в народной традиции, используя незамысловатый, но
меткий и красочный народный стих в своей сатирической поэзии и пьесках
(перекликающихся с французскими фарсами и немецкими фастнахт-шпилями).
Среди них особую популярность у современников снискала насмешливая «Книга о
Колине Клауте», в центре которой — реалистический образ английского мужика,
веселого и предприимчивого малого, иногда прикидывающегося простачком. Этот
образ был подхвачен затем Эдмундом Спенсером. В лирике Скелтона отчетливо
слышатся интонации народной песни, используется народная лексика и
образность. В целом в творчестве Скелтона ярко сказалась англосаксонская,
глубоко национальная поэтическая традиция.
Но было и другое: придворные кавалеры Уайетт и Сарри, оба воины и поэты,
к 30-м годам XVI века снова возвысили английскую литературу,
деградировавшую после Чосера, и создали светскую поэзию в духе и на уровне
Петрарки и Клемана Маро. Сарри к тому же оставил мастерской перевод двух
песен из «Энеиды» Вергилия. Однако настоящее преобразование английской
поэзии — и содержания ее, и метрики — было осуществлено Эдмундом Спенсером,
органически соединившим в себе обогащенную национальную традицию и
достижения континентальной европейской поэзии. Спенсер воспевал идеального
человека, сочетающего рыцарскую доблесть с ренессансной жизнерадостностью и
богатством чувств, в его поэзии влюбленность в красоту земного мира и
стремление к земному счастью сочетаются с моральной проповедью, в которой
уже чувствуется влияние пуритан. В аллегорической поэме «Царица фей»
Спенсер воспел королеву Елизавету и ее двор, соединив поэтику итальянской
ренессансной поэмы с национальным, британским средневековым сюжетом и
насытив повествование отголосками английских рыцарских романов. В
двенадцати эклогах «Пастушеского календаря» он создал широкую картину
английской жизни, затронув многие вопросы своего времени — о крестьянской
доле, о лихоимстве духовенства, о преимуществах сельского жития перед
шумным и греховным городским и о чистоте душ, присущей истым детям природы.
Правда, за пастухами и пастушками Спенсера легко угадывались образованные
придворные в крестьянских одеждах. Поэт изобразил самого себя в маске
Колина Клаута — народного персонажа, действующего во многих его
произведениях. И в этом есть глубокий и трагический смысл: Эдмунд Спенсер,
знавший о бедствиях, обрушившихся на английскую деревню при Тюдорах,
ценитель народного юмора и народной поэзии, все-таки не сумел выйти за
пределы условного изображения английской действительности, которая
предстает в его эклогах как антикизированный мир поселян и пастухов.
Во второй половине XVI века в Англии сложился кружок просвещенных дворян-
гуманистов, наподобие французской «Плеяды», горделиво именовавшей себя
«Ареопагом». Многие из участников кружка довольно враждебно относились к
правлению Елизаветы. К ним был близок мореход и поэт Уолтер Рэли, резко
порвавший с итальянской традицией в английской лирике; Рэли создал свою
собственную поэтическую манеру, свою интонацию — задушевную, искреннюю,
непосредственную. Отношения у Рэли и королевского правительства были явно
натянутыми: при Елизавете он томился в тюрьме по пустяковому обвинению,
которое было лишь предлогом. При ее наследнике короле Иакове I, выпустившем
Рэли из тюрьмы, поэт был казнен в результате особенно гнусной провокации, в
ходе которой погиб его единственный сын.
Опале подвергся и другой участник «Ареопага» — Филип Сидни, автор
любовного романа, состоящего из цикла сонетов — «Астрофил и Стелла», а
также романа «Аркадия», полного горьких раздумий о судьбах Европы. Ему
принадлежит и «Защита поэзии», созданная не без влияния француза Дю Белле.
От кого защищал поэзию Филип Сидни, снискавший себе смерть в одном из
эпизодов Нидерландской революции? От нападок английской знати, презиравшей
звание поэта и видевшей в нем нечто вроде шута. Поучая английских
провинциалов уважению к званию поэта и к самой поэзии, Сидни вспоминает о
великих эпических традициях, живущих в английском народе, требует — в
противовес вкусам своего века — изучения не только античного, но и родного
поэтического наследия. Так Сидни подходит к теме одного из сонетов
Шекспира, в котором поэт горько сетует на то, что презираемая профессия
актера ставит его в невыносимое положение перед любимой,
Зрелое английское Возрождение выдвинуло плодовитого поэта Майкла
Дрейтона, который с успехом выступал почти во всех жанрах елизаветинской
эпохи. В поэме, носящей ученое название «Полиальбион», он создал
славословие Англии в форме своеобразной поэтической географии, показал
пробуждение страны в ходе меняющего ее облик ренессансного переворота.
Патриотический пафос, пронизывающий эту поэму, окрашивает и стихотворение
«Азенкур», где поется слава английскому оружию. Любовная лирика Дрейтона
выделяется своей искренней нотой на фоне классически условного выражения
чувств у многих его современников. Среди них наиболее убежденным
сторонником новых классицистических тенденций в английской литературе на
рубеже XVI и XVII веков сделался Бен Джонсон, знаток античной культуры,
крупнейший драматург и поэт конца английского Возрождения.
Особыми путями шло развитие Возрождения в странах Юго-Восточной Европы.
В Далмации, издавна втянутой в орбиту античной культуры, крупным центром
гуманизма оказалась в XVI веке Рагуза-Дубровник, могучий приморский город-
коммуна, напоминавший, по структуре и образу жизни, купеческие города-
коммуны Италии и тесно связанный с Венецией. Важное
стратегическое положение Дубровника на путях Средиземноморья сделало его
участником широкого культурного обмена со многими странами Запада и
Востока, взаимодействовавшими в этом регионе. В Дубровнике сложилась
пестрая напряженная жизнь, дававшая богатый материал для поэзии. Эта поэзия
развивалась на латинском и хорватском языках, причем классическая традиция
органически сливалась с традицией самобытной местной литературы, тесно
связанной с песенным народным творчеством. Труды нескольких поэтических
направлений, соревновавшихся в Далмации, подготовили почву для появления
целого ряда крупных поэтов-гуманистов, известных в свое время далеко за
пределами Далмации, таких, как Марулич Држич.
На латинской основе развивалась ренессансная поэзия и в Польше XVI века,
где в условиях выборной шляхетской монархии образовалось несколько местных
центров культурной жизни, выращивавших свои поэтические школы. Но была и
национальная гуманистическая традиция, завещанная таким гением, как
Коперник. Эта национальная традиция нашла выражение в творчестве Яна
Кохановского, не просто поднявшего польскую поэзию XVI века до
общеевропейского уровня, но и создавшего в своих «Фрашках» глубоко
оригинальную картину жизни Польши своего времени. Эти наброски, сделанные
легким пером Кохановского, дополнил Шимон Шимонович в идиллии «Жницы»,
внеся в польскую поэзию ту народную тематику, которая повсеместно
вторгается в европейское искусство эпохи Возрождения,
В литературе Венгрии, которая как раз в XVI веке переживает трагедию
турецкого завоевания, ростки Возрождения были заглушены и вытоптаны. Но еще
в начале столетия крестьянское восстание под знаменем Дьердя Дожа
всколыхнуло страну и засвидетельствовало наличие в ней живых и активных
сил. Это они помогли отстоять от вражеских полчищ те немногие венгерские
земли, которые избежали турецкого ига и стали прибежищем национальной
культуры. Воспитанная в школе латиноязычной литературы, молодая венгерская
письменность влилась в общий поток европейского Возрождения, прежде всего
латинскими произведениями выдающегося гуманиста Борнемиссы. Но политические
бури, через которые прошел венгерский народ в XVI веке, способствовали
формированию поэзии на народном языке. И в значительной мере в ее традициях
писал поэт-рыцарь Балинт Баллаши, гуманист на коне, погибший при защите от
турок замка Эстергом. В его любовной поэзии и песенной лирике переплетаются
