приемы и мотивы ренессансной поэзии итальянцев и французов с образами и
ритмами венгерских и славянских народных песен.
Филип Сидни в «Защите поэзии» рассказывает, как, исполняя поручение
английской королевы, он побывал в замках венгерских феодалов и слушал во
время пира местные героические песни. Не слыхал ли английский поэт и песен
Балинта Баллаши, полных трагизма и национального своеобразия? В поэтической
тоске и гайдуцкой удали этих песен уже порою чувствуется тот лирический
синтез, который через века расцветет в поэзии Петефи.
Самый поздний вклад в европейскую поэзию Возрождения принадлежит поэтам
Пиренейского полуострова; решительный поворот к новому мировоззрению и
новой культуре произошел здесь только на рубеже XV и XVI веков, чему были
свои причины. Прежде всего, — затянувшаяся реконкиста, которая потребовала
напряжения всех сил разъединенных и нередко враждовавших между Собой
братских народностей, населявших полуостров. Историческое развитие Испании
протекало своеобразно. Королевская власть не имела прочной опоры в
испанских городах, и хотя она поочередно сломила непокорную аристократию и
городские коммуны, настоящего государственного и национального объединения
не произошло: испанские короли владычествовали, опираясь лишь на силу
оружия и церковную инквизицию. Открытие в конце XV века Америки и захват
огромных ее областей с золотыми и серебряными рудниками на короткий срок
привели к неслыханному обогащению Испании, а затем к падению золота в цене
и катастрофическому обнищанию страны, где погоня за легкой наживой
вытеснила заботу о развитии ремесла и землепашества. Испанская держава
стала терять и свое политическое могущество, в конце XVI века от нее отпали
Нидерланды, в 1588 году была разгромлена «Непобедимая армада» — испанский
флот, посланный на завоевание Англии. Воцарилась реакция. Толпы нищих и
бродяг потянулись по выжженным солнцем полям и дорогам страны, которая,
сделавшись царством авантюристов и мародеров, во многом оставалась
феодальной страной.
И, однако, в Испании расцвела блистательная ренессансная культура. Уже
литература позднего средневековья была здесь богата и разнообразна.
Арагонские, кастильские, андалусские традиции сливались в нечто новое,
вбиравшее в себя и влияния Галисии с ее школой трубадуров, и Каталонии, и
особенно Португалии, которая уже в XV веке начала бороться за новые морские
пути и в целом обгоняла Испанию в области культурного развития. Тесные
культурные связи с Испанией были усилены полувековым (1580— 1640 гг.)
подчинением Португалии испанской короне. Очень важным для литератур
Иберийского полуострова было их многовековое соседство с литературами
арабского мира. Через это соседство испанские поэты получили немало мотивов
и образов, особенно заметных в романсах XV — XVI веков. С другой стороны,
Испания в ту пору была тесно связана с Сицилийским королевством, с
Венецией, держала гарнизоны и флоты во многих городах и гаванях Италии. В
период своего формирования испанская ренессансная поэзия пережила
сильнейшее и длительное влияние итальянской. (То же относится и к
литературе Португалии.)
Первый шаг к новшествам, возвещенным итальянской и французской поэзией,
сделал испанский поэт Хуан Боскан Альмогавер, выступивший сначала как
переводчик Петрарки. Именно Петрарку выбрал Боскан образцом для реформы
испанской поэзии.
На некоторое время школа Боскана оказалась ведущей. Но ей решительно
возражали сторонники «старокастильской» школы, противопоставившие
итальянской ориентации национальную традицию, опиравшиеся на опыт старшего
поколения поэтов раннего испанского Возрождения, и, прежде всего на Хорхе
Манрике. Завязалась ожесточенная борьба направлений в лирике, завершившаяся
победой талантливого поэта-рыцаря Гарсиласо де ла Вега, в творчестве
которого возобладали общеевропейские поэтические принципы Ренессанса,
углубленные и обогащенные за счет обращения к испанской действительности.
От Гарсиласо де ла Вега берет начало та линия испанской поэзии Возрождения,
которая достигла высокого совершенства, вобрав в себя и традиции старых
национальных поэтов, и эмоциональное богатство народного романса, и опыт
античного стихосложения наряду с античной образностью. При этом
гуманистическое мировоззрение причудливо сплетается в испанской поэзии с
элементами средневековой рыцарской идеологии. В силу исторических условий,
сделавших Испанию в XVI веке опорой феодально-католической реакции, особое
развитие получила религиозная лирика, отнюдь, однако, не замыкавшаяся в
узком кругу собственно клерикальных мотивов. Один из наиболее одаренных
поэтов этого направления — Луис де Леон, который за вольный перевод
библейской «Песни песней» был обвинен в еретичестве и брошен в тюрьму.
Глубокая страстность и драматизм поэзии Луиса де Леона, отразившей духовный
кризис, которым мучились многие испанские гуманисты XVI века, делают его
стихи характерным и значительным памятником эпохи.
Всеобщее признание заслужил в конце XVI века поэт Эррера, автор большого
количества пышных стихотворений в духе предклассицизма, над которыми
возвышается его ода в честь победы над турками при Лепанто (1570 г.), уже
предвосхищающая высокую патетику героической трагедии «Нумансия»,
написанной позднее Сервантесом.
Испанская лирика выдвинула ряд больших поэтов, выразивших чувство
пробуждения формирующейся (но так и не сформировавшейся в полной мере)
нации, мысли и чувства нового ренессансного человека — активного участника
политической и светской жизни, страстного, просвещенного, жадного до жизни
и чуткого к красоте. Это, прежде всего Сервантес и Лопе де Вега, которых,
при всех различиях, сближает простота и глубоко национальное своеобразие
стихотворной манеры. Им противостоят «культеранисты» —• лелеявшие, прежде
всего изощренную поэтическую форму, мастера витиеватого и темного
изложения, за условностями которого скрывалось одиночество, чувство
призрачности, охватывавшее многих испанцев, живших в те годы, когда за
блестящим фасадом испанской монархии все откровеннее проглядывала жалкая и
трагическая нищета.
Один из величайших литературных памятников XVI века — поэма «Араукана»,
созданная испанцем Алонсо де Эрсилья. К моменту выхода в свет этой поэмы
уже много было написано о трагедии, разыгравшейся в Южной Америке, где
испанские завоеватели пядь за пядью захватывали земли, веками
принадлежавшие местным индейским народам, истребляя или порабощая их,
разрушали великолепные памятники их культуры и насаждали свои бесчеловечные
порядки, закладывая основу колониальной империи. Уже написана была
грубоватая солдатская книга Берналя Диаса, сподвижника Кортеса, лично
участвовавшего в разгроме древнего ацтекского царства и полудюжины других,
более мелких индейских государств; уже существовала книга Лас-Касаса,
честного патера, пытавшегося защитить индейцев от зверства завоевателей и
организовать подобие медленного приобщения их к «благам» европейской
цивилизации. Эрсилья запечатлел трагедию колонизации Южной Америки в
поэтическом произведении, подобных которому мировая литература не знала
вплоть до поэм Пабло Неруды. Эрсилья был младшим офицером в испанской
экспедиции, направленной против союза племен чилийских индейцев — Арауко, и
сделался очевидцем варварских действий поработителей. Сюжет его поэмы
основан на историческом факте; в ней рисуется восстание араукан, которые не
только дали отпор испанцам, но и навязали им затяжную, тяжелую войну. Ища
ответа на вопрос о причинах длительных неудач испанского отряда, гуманист и
ученый Эрсилья приходит к выводу, что индейцы защищали свою свободу и что
их борьба была справедливой. Поэт отдает должное личной храбрости своих
соотечественников, братьев по религии и по оружию, но он полон восхищения
мужеством, мудростью и человечностью индейцев, которые становятся истинными
героями его поэмы (потому она и названа «Арауканой»). Пусть в поэме есть
элементы условности и стилизации, пусть чилийские индейцы нередко выглядят
в ней как древние греки, как троянцы, рассуждающие о спасении родного
города;
поразительно, что европеец, сын кровавой и жестокой эпохи
первоначального капиталистического накопления, отдал дань уважения и
сочувствия индейским народам, погибавшим в неравной борьбе с
колонизаторами.
К лучшим образцам испанской ренессансной лирики близки сонеты великого
португальского поэта Луиса Камоэнса, отмеченные высоким мастерством и
страстным трагическим мироощущением. По новому для иберийской поэзии
сложному психологизму и глубине мысли сонеты Камоэнса напоминают сонеты
Шекспира.
В поэме «Лузиады» — литературном памятнике мирового значения — Камоэнс
создал истинный эпос Ренессанса. Это произведение задумано как национальная
героическая поэма в духе «Одиссеи» или «Энеиды», которая прославила бы
португальцев — потомков легендарного Луза, лузитан (как называли их
римляне). «Лузиада» повествует о морском походе одного из «великих
капитанов» той эпохи, Васко да Гамы, проложившего путь в Ост-Индию вокруг
южных берегов Африки, и о первом проникновении португальцев в эту страну.
Небывало яркие описания чужой природы, то ласкового, то беспощадного моря
со смерчами и бурями, сказочного Каликута и тропических островов,
восточного базара, экзотических одежд и обычаев туземцев Камоэнс почерпнул
из своих личных впечатлений: опальный придворный, потом каторжник, наемный
солдат, он долго служил в португальских войсках, оперировавших за океаном,
и делил ратные труды и опасности с простыми людьми своей страны. И хотя
сюжет поэмы окружен мифологической рамкой и олимпийские боги участвуют в
действии, как у Гомера, помогая или чиня препятствия Васко да Гаме и его
храбрым спутникам (Венера — союзница славного португальца, а Вакх — его
противник), страницы ее дышат жизненностью. Неразрывная связь с реальной
действительностью, с народом, стоящим у парусов, весел и пушек и
встречающим шквалы и копья своей грудью, сообщили поэме Камоэнса
достоверность поэтического документа, бессмертие пережитого, чего не было
ни у Ариосто, ни у Тассо, при всем блеске их поэтического гения. «Лузиада»
— подлинное порождение эпохи великих географических открытий; в мировой
литературе нет памятников, которые с такой силой зафиксировали бы ее дух.
Итак, от Данте до Бена Джонсона и Лопе де Вега, от зари XIV до середины
XVII века — вот пределы, в которые укладывается развитие культуры
Возрождения и его поэзия.
Все Последующие времена черпали из сокровищницы этой поэзии. К своим
провозвестникам — поэтам XVI века восходит французский классицизм; Джон
Мильтон — крупнейший английский поэт XVII столетия — опирался на
многоязычное наследие ренессансной поэзии; немецкая литература XVII века,
вырабатывая стойкость и мужество перед лицом испытаний Тридцатилетней
войны, нашла поддержку в поэтическом наследии предыдущего столетия, а в
конце XVIII века Гете и Шиллер обратились к эпохе Возрождения, создавая
бунтарские титанические образы Карла Моора и Фауста. Когда Вольтер в
середине XVIII века предпринял попытку оживления героического эпоса в поэме
«Генриада», он в предисловии назвал Ариосто и Тассо, Камоэнса и Эрсилью как
своих предшественников в этом жанре наряду с Гомером и Вергилием. Еще
больше обязана шутливой эпической поэме итальянского Возрождения Вольтерова
«Орлеанская девственница».
Романтики в любой литературе Западной Европы были продолжателями и
учениками мастеров эпохи Возрождения. Ее полнокровное, человечное искусство
служило образцом для многочисленных прогрессивных поэтов XX века. Художник
социалистического реализма, Иоганнес Р. Бехер нашел нужным в свои
исследования о современной литературе включить «Малое учение о сонете» —
этюд, содержащий внимательный анализ шести языковых аспектов сонета:
французского, немецкого, английского, итальянского, португальского и
испанского.
Данте, Шекспир, Лопе де Вега, Сервантес, изданные на многих языках
народов СССР, стали не просто нашими современниками, но и нашими
соратниками. Как и картины художников Возрождения, драматургия, песни и
стихи ренессансных поэтов вошли в культурный обиход советского человека.
Один из титанов Возрождения — Джордано Бруно — назвал свою книгу:
«Диалог о героическом энтузиазме». Такое название очень точно определяет
духовную атмосферу Возрождения, запечатленную в поэзии XIV — XVI веков. Эта
поэзия раскрыла красоту человека, богатство его внутренней жизни и
неисчислимое разнообразие его ощущений, показала великолепие земного мира,
провозгласила право человека на земное счастье. Литература Возрождения
подняла призвание поэта до высокой миссии служения человечеству.
Колумб открыл путь к новому континенту. Континент чувств и мыслей,
найденный поэтами Возрождения, был не меньшим открытием.
