войны против Австрии. Но Павла не стало; при Александре политическое
положение постепенно стало меняться, и столь же значительно изменилось
служебное положение Кутузова. Александр, сначала назначивший Кутузова
петербургским военным губернатором, вдруг совершенно неожиданно 29 августа
1802 г. уволил его от этой должности, и Кутузов 3 года просидел в деревне,
вдали от дел. Заметим, что царь невзлюбил его уже тогда, вопреки ложному
взгляду, будто опала постигла Кутузова только после Аустерлица. Но, как
увидим, в карьере Кутузова при Александре I в довольно правильном порядке
чередовались опалы; когда Кутузова отстраняли от дел или давали ему иногда
все же значительные гражданские должности, а затем столь же неожиданно
призывали на самый высокий военный пост. Александр мог не любить Кутузова,
но он нуждался в уме и таланте Кутузова и в его репутации в армии, где его
считали прямым наследником Суворова.
В 1805 г. началась война третьей коалиции против Наполеона, и в
деревню к Кутузову был послан экстренный курьер от царя. Кутузову
предложили быть главнокомандующим на решающем участке фронта против
французской армии, состоявшей под начальством самого Наполеона.
Если из всех веденных Кутузовым войн была война, которая могла бы
назваться ярким образчиком преступного вмешательства двух коронованных
бездарностей в распоряжения высокоталантливого стратега, вмешательства
бесцеремонного, настойчивого и предельно вредоносного, то это была война
1805 г., война третьей коалиции против Наполеона, которую Александр I и
Франц I, совершенно не считаясь с прямыми указаниями и планами Кутузова,
позорно проиграли. Молниеносным маневром окружив и взяв в плен в Ульме едва
ли не лучшую армию, когда-либо имевшуюся до той поры у австрийцев, Наполеон
тотчас же приступил к действиям против Кутузова. Кутузов знал (и доносил
Александру), что у Наполеона после Ульма руки совершенно свободны и что у
него втрое больше войск. Единственным средством избегнуть ульмской
катастрофы было поспешно уйти на восток, к Вене, а если понадобится, то и
за Вену. Но, по мнению Франца, к которому всецело присоединился Александр,
Кутузов со своими солдатами должен был любой ценой защищать Вену. К
счастью, Кутузов не исполнял бессмысленных и гибельных советов, если только
ему представлялась эта возможность, т. е. если отсутствовал в данный момент
высочайший советник.
Кутузов вышел из отчаянного положения. Во-первых, он, совершенно
неожиданно для Наполеона, оказал наступающей армии крутой отпор: разбил
передовой корпус Наполеона при Амштеттене, и пока маршал Мортье оправлялся,
стал на его пути у Кремса и здесь уже нанес Мортье очень сильный удар.
Наполеон, находясь на другом берегу Дуная, не успел оказать помощь Мортье.
Поражение французов было полным. Но опасность не миновала. Наполеон без боя
взял Вену и вновь погнался за Кутузовым. Никогда русская армия не была так
близка к опасности подвергнуться разгрому или капитуляции, как в этот
момент. Но русскими командовал не ульмский Макк, а измаильский Кутузов, под
командованием которого находился измаильский Багратион. За Кутузовым гнался
Мюрат, которому нужно было каким угодно способом задержать, хоть на самое
короткое время, русских, чтобы они не успели присоединиться к стоявшей в
Ольмюце русской армии. Мюрат затеял мнимые переговоры о мире.
Но мало быть лихим кавалерийским генералом и рубакой, чтобы обмануть
Кутузова. Кутузов с первого же момента разгадал хитрость Мюрата и, сейчас
же согласившись на «переговоры», сам еще более ускорил движение своей армии
к востоку, на Ольмюц. Кутузов, конечно, понимал, что через день — другой
французы догадаются, что никаких переговоров нет и не будет, и нападут на
русских. Но он знал, кому он поручил тяжкое дело служить заслоном от
напиравшей французской армии. Между Голлабруном и Шенграбеном уже стоял
Багратион. У Багратиона был корпус в 6 тысяч человек, у Мюрата — в четыре,
если не в пять раз больше, и Багратион целый день задерживал яростно
дравшегося неприятеля, и хотя положил немало своих, но и немало французов и
ушел, не тревожимый ими. Кутузов за это время отошел уже к Ольмюцу, за ним
поспел туда же и Багратион.
Вот тут-то в полной мере и выявились преступная игра против Кутузова и
истинно вредительская роль Александра и другого божьей милостью
произведшего себя в полководцы монарха — Франца.
Ни в чем так ярко не сказывалась богатейшая и разносторонняя
одаренность Кутузова, как в умении не только ясно разбираться в общей
политической обстановке, в которой ему приходилось вести войну, но и
подчинять общей политической цели все иные стратегические и тактические
соображения. В этом была не слабость Кутузова, которую в нем хотели видеть
как открытые враги, так и жалившие в пяту тайные завистники. В этом была,
напротив, его могучая сила.
Достаточно вспомнить именно эту трагедию 1805 г.— аустерлицкую
кампанию. Ведь когда открылись военные действия и когда, несмотря на все
ласковые уговоры, а затем и довольно прозрачные угрозы, несмотря на всю
пошлую комедию клятвы в вечной русско-прусской дружбе над гробом Фридриха
Великого, так часто и так больно битого русскими войсками, Фридрих-
Вильгельм III все-таки отказался вступить немедленно в коалицию, то
Александр I и его тогдашний министр Адам Чарторыйский, и тупоумный от
рождения Франц I посмотрели на это как на несколько досадную
дипломатическую неудачу, но и только. А Кутузов, как это тотчас же вполне
выяснилось по всем его действиям, усмотрел в этом угрозу проигрыша всей
кампании. Он тогда знал и высказывал это неоднократно, что без немедленного
присоединения прусской армии к коалиции союзникам остался единственный
разумный выход: отступить в Рудные горы, перезимовать там в безопасности и
затянуть войну, т. е. сделать именно то, чего боялся Наполеон.
При возобновлении военных действий весной обстоятельства могли либо
остаться без существенных перемен, либо стать лучше, если бы за это время
Пруссия решилась наконец покончить с колебаниями и войти в коалицию. Но уж,
во всяком случае, решение Кутузова было предпочтительней, чем решение
отважиться немедленно идти на Наполеона, что означало бы идти почти на
верную катастрофу. Дипломатическая чуткость Кутузова заставляла его верить,
что при затяжке войны Пруссия может наконец сообразить, насколько ей
выгоднее вступить в коалицию, чем сохранять гибельный для нее нейтралитет.
Почему же все-таки сражение было дано, несмотря на все увещания
Кутузова? Да прежде всего потому, что оппоненты Кутузова на военных
совещаниях в Ольмюце — Александр I, фаворит царя, самонадеянный вертопрах
Петр Долгоруков, бездарный военный австрийский теоретик Вейротер — страдали
той опаснейшей болезнью, которая называется недооценкой сил и способностей
противника. Наполеон в течение нескольких дней в конце ноября 1805 г.
выбивался из сил, чтобы внушить союзникам впечатление, будто он имеет
истощенную в предшествующих боях армию и поэтому оробел и всячески избегает
решающего столкновения. Вейротер глубокомысленно изрекал, что нужно делать
то, что противник считает нежелательным. А посему, получив столь
авторитетную поддержку от представителя западноевропейской военной науки,
Александр уже окончательно уверовал, что здесь, на Моравских полях, ему
суждено пожать свои первые военные лавры. Один только Кутузов не соглашался
с этими фанфаронами и разъяснял им, что Наполеон явно ломает комедию, что
он нисколько не трусит и если в самом деле чего-нибудь боится, то только
отступления союзной армии в горы и затяжки войны.
Но усилия Кутузова удержать союзную армию от сражения не помогли.
Сражение было дано, и последовал полный разгром союзной армии под
Аустерлицем 2 декабря 1805 г.
Именно после Аустерлица ненависть Александра I к Кутузову неизмеримо
возросла. Царь не мог не понимать, конечно, что все страшные усилия как его
самого, так и окружавших его придворных прихлебателей свалить вину за
поражение на Кутузова остаются тщетными, потому что Кутузов нисколько не
расположен был принять на себя тяжкий грех и вину за бесполезную гибель
тысяч людей и ужасающее поражение. А русские после Суворова к поражениям не
привыкли. Но вместе с тем подле царя не было ни одного военного человека,
который мог бы сравниться с Кутузовым своим умой и стратегическим талантом.
Не было прежде всего человека с таким громадным и прочным авторитетом в
армии, как Кутузов.
Разумеется, современники понимали — и это не могло не быть особенно
неприятно Александру I, — что и без того большой военный престиж Кутузова
еще возрос после Аустерлица, потому что решительно всем и в России и в
Европе, сколько-нибудь интересовавшимся происходившей дипломатической и
военной борьбой коалиции против Наполеона, было совершенно точно известно,
что аустерлицкая катастрофа произошла исключительно оттого, что возобладал
нелепый план Вейротера и что Александр преступно пренебрег советами
Кутузова, не посчитаться с которыми он не имел никакого права, не только
морального, но и формального, потому что официальным главнокомандующим
союзной армии в роковую аустерлицкую годину был именно Кутузов. Но,
конечно, австрийцы были более всех виновны в катастрофе.
После Аустерлица Кутузов был в полной опале, и только чтобы неприятель
не мог усмотреть в этой опале признания поражения, бывший главнокомандующий
был все-таки назначен (в октябре 1806 г.) киевским военным губернатором.
Друзья Кутузова были оскорблены за него. Это им казалось хуже полной
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8
