университетском регламенте, (речь шла об университете при Академии наук),
М. В. Ломоносов ответил: «Думаю, что в университете неотменно должно быть
трем факультетам – юридическому, медицинскому и
философскому (богословский оставляю синодальным училищам)» (X, 460).
Такую же структуру спустя несколько лет (1754) предложил М. В.
Ломоносов и для московского университета (X, 508 – 514). Он твердо
придерживался мнения о целесообразности именно этой структуры университета
и, составляя в 1755 г. «Всенижайшее мнение об исправлении Санкт-
Петербургской императорской академии наук», писал: «В Европейских
государствах университеты разделяются на 4 факультета: на богословский,
юридический, медицинский, философский. Здесь, хотя богословский оставляется
святейшему синоду, однако прочих трех порядочное учреждение необходимо
нужно: для обучения студентов прав вообще, для умножения в России
российских докторов и хирургов, которых очень мало, для приумножения прочих
ученых.. .» (X, 21).
В 1764 г. в «Предположениях об устройстве и уставе Петербургской
академии», говоря о «единокровном брате» Академии наук – Петербургском
университете, М. В. Ломоносов снова подчеркнул, что в нем «для сохранения
людского здоровья и для попечения о нем нужно основать факультет
медицинский» (X, 123).
Во всех этих документах настойчиво звучит забота об увеличении числа
отечественных врачей, о подготовке их через университеты.
Академический университет М. В. Ломоносов так и не успел преобразовать
по своему намерению. Московский же университет был создан по плану М. В.
Ломоносова и состоял из трех факультетов, в том числе медицинского. Что
касается структуры медицинского факультета, то, по мнению М. В. Ломоносова,
этот факультет должен был состоять из трех профессоров. Такое мнение он
высказывал неоднократно, но вопрос о специальности этих профессоров решал
по-разному.
В проекте Московского университета он намечал следующий состав
медицинского факультета:
1) доктор и профессор химии
2) доктор и профессор натуральной истории
3) доктор и профессор анатомии
В проекте Академического университета (1765) М. В. Ломоносов заменил
профессора натуральной истории профессором ботаники. По его словам, на
медицинском факультете должно быть:
1) Профессору Анатомии и Физиологии;
2) Профессору Ботаники;
3) Профессору Химии (из которых одному обучать общую медицину).
В проекте 1764 г. М. В. Ломоносов выделил практическую медицину как
специальный предмет: «На медицинском факультете должны читаться:
1) анатомия и физиология;
2) химия;
3) ботаника;
4) практическая медицина» (X, 123).
Академический университет, однако, так и не получил надлежащего
развития. Лекции в нем читались нерегулярно и не систематически. Из
медицинских предметов при бдительном надзоре самого М. В. Ломоносова
читалась только анатомия.
1762 г. «Учить будет анатомии, начиная от остеологии. По окончании оныя
показывать будет в удобное время и прочие той науки части по обыкновению
других университетов по средам и субботам пополудни в 4-м часу».
Для лекций А. П. Протасова по анатомии М. В. Ломоносов приказал
«отвесть на Бокове дворе удобный покой, какой г. адъюнктом Протасовым за
способный признан будет» (IX, 571).
Регламент Московского университета полностью отвечал проекту М. В.
Ломоносова. Его медицинский факультет должен был состоять из профессоров
химии, натуральной истории и анатомии, причем обязанности их
формулировались в регламенте следующим образом:
«1. Доктор и профессор химии должен обучать химии физической особливо и
аптекарской.
2. Доктор-профессор натуральной истории должен на лекциях показывать
разные роды минералов, трав и животных.
3. Доктор и профессор анатомии обучать должен и практически показывать
строение тела человеческого на анатомическом театре и приучать студентов к
медицинской практике»1.
М. В. Ломоносову не пришлось увидеть полностью осуществленным свой план
Московского университета. На медицинском факультете до 1759 г. не было ни
одного профессора, в 1759 г. весь факультет олицетворял один профессор
Керстенс, читавший минералогию. В 1764 г. к нему присоединился профессор
Эразмус, читавший анатомию и акушерство. Лишь с 1765 г., с появлением в
Москве проф. С. Г. Зыбелина, начавшего читать «все части медицины
теоретической», т. е. физиологию, диететику, патологию и общую терапию, а
через несколько лет анатомию, хирургию и химию, медицинский факультет стал
отвечать своему назначению и выполнил предначертания своего великого
создателя.
Стремясь к увеличению числа врачей, М. В. Ломоносов требовал открыть
доступ в науку разночинцам. Он прекрасно понимал, что дворянские дети
стремятся к чинам и знатности – к тому, чего врачебная и научная
деятельность в то время не давала.
Представители же народа, нарождающейся разночинной интеллигенции,
такие, как он сам и его ближайшие помощники и ученики – С. П.
Крашенинников, А. П. Протасов, Н. Н. Поповский, бескорыстно тянулись к
знанию. Однако регламент академии ставил перед ними непреодолимые
препятствия. М. В. Ломоносов горячо восставал против этих ограничений,
фактически отдававших русскую науку на откуп иностранцам.
«Во всех европейских государствах, – писал он – позволено в академиях
обучаться на своем коште, а иногда и на жалованье всякого звания людям, не
выключая посадских и крестьянских детей, хотя там уже и великое множество
ученых людей. А у нас в России при самом наук начинании уже сей источник
регламентом по 24 пункту1 заперт, где положенных в подушный оклад в
университете принимать запрещается. Будто бы сорок алтын толь великая и
казне тяжелая была сумма, которой жаль потерять на приобретение ученого
природного россиянина, и лучше выписывать!» (X, 19).
Он предлагал открыть доступ в университет для лиц податного сословия,
хотя бы для тех, которые могут учиться «на своем коште».
Заботясь о подготовке через университет русских врачей, пытаясь, таким
образом, хоть относительно удовлетворить потребность страны в лечебной
помощи, М. В.
1 Полное собрание законов Российской империи. Т. 14, № 10346.
Ломоносов этим не ограничивался. Его не удовлетворяло положение, при
котором медицинская наука только практически применялась бы в стране. Он
стремился к тому, чтобы она и развивалась в России.
Всю свою жизнь, борясь «за общую пользу, а особливо за утверждение наук
в отечестве», М. В. Ломоносов настойчиво добивался того, чтобы Россия имела
не только врачей, но и врачей-ученых, докторов и профессоров медицины.
«Честь российского народа требует, – утверждал он, – чтоб показать
способность и остроту его в науках и что наше отечество может пользоваться
собственными своими сынами не токмо в военной храбрости и в других важных
делах, но и в рассуждении высоких знаний» (X, 141 – 142). Он взывал к
русским юношам:
«Дерзайте ныне ободренны
Раченьем вашим показать,
Что может собственных Платонов
И быстрых разумов Невтонов
Российская земля рождать».
Он горячо обвинял немецких заправил академии – Тауберта и Шумахера –
в том, что они ставили препятствия к появлению русских профессоров и
адъюнктов из боязни утратить монополию в науке. «Шумахеру, – писал М. В.
Ломоносов в 1759 г. – было опасно происхождение в науках и произвождение в
профессоры природных россиян, от которых он уменьшения своей силы больше
опасался» (X, 46).
М. В. Ломоносов не только негодовал против этого безобразного
положения, но и прилагал все усилия к тому, чтобы подготовить отечественных
ученых медиков. Показательны в этом смысле его заботы об обучении медицине
академического студента Г. Шпынева.
М. В. Ломоносова возмущали препятствия, которые ставились на пути
молодежи к науке. Так, среди обстоятельств, характеризующих плачевное
состояние академии, М. В. Ломоносов упомянул (1758), что адъюнкт по
анатомии М. Клейнфельд «по большей части переводил Бургаву при больных и в
науке своей анатомической далее простираться не имел времени» (X, 41).
М. В. Ломоносов прекрасно понимал, что широкая подготовка русских
ученых возможна не за границей, а только в России. Поэтому он настаивал на
том, чтобы Академии наук и ее университету было присвоено право
«инаугурации», т. е. возведения в ученые степени.
М. В. Ломоносов настойчиво хлопотал о предоставлении Петербургскому
университету этой привилегии. Он собственноручно составил проект привилегии
Академии паук, который собирался вручить императрице на подпись. В этом
проекте говорилось: «Дозволяем и повелеваем нашей академии и университету
производить нашим именем и указом всех достойных студентов в ученые градусы
по примеру европейскому, то есть в юридическом и медицинском факультете в
лиценциаты и в докторы, а в философском – в магистры и в докторы...» (X,
162 – 163).
Характерно для М. В. Ломоносова, что он и здесь остался верен своему
стремлению к демократизации науки и ввел в свой проект следующее отличие
(«такую отмену») от иностранных правил: «не брать за произвождение в казну
нашу ни малейшия платы».
Недоброхоты русской науки и русских ученых, вроде Тауберта, всеми
силами препятствовали осуществлению требований М. В, Ломоносова, доказывали
их безполезность. Тауберт, например, утверждал, что России не нужны ученые,
что докторы, получившие это звание в России, не будут признаны в Европе и
