Испанию с почетным караулом, достойным принца крови.
В этом деле огромную роль сыграл Мазарини. В начале декабря он
отправил несколько французских кораблей курсировать у берегов Неаполя, с
приказом привезти герцога. Мазарини, готовившему подписание мира, не
нужны были новые осложнения.
Итальянская политика Мазарини была не слишком успешной. Она разозлила
Папу и задержала несколько испанских судов и полков вдали от главных полей
сражений. Но, задерживались и французские корабли.
Но не итальянские дела были главными: важнейшее значение в тот момент
имели дипломатические маневры, они начались давно и шли параллельно с
военными действиями.[5]
Стоило начаться конфликту, как немедленно завязывались тайные
дипломатические контакты: свои услуги предлагали посредники. Папа Урбан
VIII вступил на самом раннем этапе, выступая за необходимость союза всех
христиан и новый крестовый поход (турки в тот момент обосновались вблизи
венецианских и австрийских земель). С 1641 года Людовик XIII и император
вместе вынашивали идею организации двух параллельных конгрессов в двух
соседних городах Вестфалии: Оснабрюке, где должны были проходить переговоры
со шведами-лютеранами (при посредничестве датского короля, что, в
результате, не получилось из-за внутрискандинавских противоречий) и
Мюнстере, куда собирались приехать для переговоров католики, здесь
предполагалось посредничество Папы и Венеции. Четыре главных державы должны
были вести переговоры от своего имени и от лица своих союзников.
Предложения должны были подаваться в письменном виде, тексты собирались
пересылать из города в город со специальными курьерами. Открытие конгресса,
предусмотренное на март 1642 года, было перенесено на апрель, а потом на
декабрь 1644 года. 4 декабря месса и пышная процессия ознаменовали открытие
переговоров.
Переговоры шли более трех лет. На Вестфальском конгрессе французскую
сторону представляли три дипломата: д’Аво, Сервьен и Лионн.[6] Мазарини
выбрал двух талантливых людей — графа д'Аво и основательного судейского
чиновника Сервьена; первый презирал второго, они ссорились из-за того, кто
первый поставит подпись на депешах, отсылаемых ко двору, но при всем том
умно и тонко исполняли сложные и все время менявшиеся указания Парижа.
Конгресс работал так много и так медленно, потому что все европейские
проблемы (за исключением английских) подлежали обсуждению, и главное каждый
участник следил за изменениями военной ситуации на разных фронтах, влиявших
на переговоры и на последующее принятие трудных решений.
Первое решение, было принято в январе 1648 года: речь шла о
независимости Соединенных Провинций, признанной Испанией, которая
освободилась, таким образом, от одного из противников, возможно, самого
непримиримого и упорного, и покинула Вестфальский конгресс с крупной
дипломатической победой. Роль Мазарини, в этом деле, была незначительной.
В конце 1645 года, добившись прочных военных успехов, французские
армии оккупировали две трети территории Каталонии и около трети испанских
Нидерландов. Стремясь надежно прикрыть Париж с севера, Мазарини тайно
предложил Испании мир при условии, что Франция отдаст Каталонию и получит
Нидерланды, подкрепив предложение обещанием брачного союза семилетнего
короля с инфантой. Несмотря на недовольство Сервьена и д'Аво, в Мадриде и
Мюнстере, в обстановке крайней секретности, начали зондировать
почву. Главный испанский переговорщик Пенаранда предупредил своего
голландского коллегу Паува. Тот уведомил Гаагу, и проект был заблокирован.
Испанцы тогда не потеряли еще ни Каталонию, ни католические Нидерланды, но
богатые голландские купцы, правившие страной, устали от долгой войны, так
как она съедала слишком много денег, а генералы-аристократы не хотели
получить в соседи могущественное католическое королевство Франция.
Подобная неосторожность и серьезный провал Мазарини не прибавили ему
популярности. Мазарини ставили в упрек тот факт, что он не сумел довести до
заключения мира переговоры с католической Испанией.
Существовало два текста договора о Вестфальском мире на латинском
языке, подписанных в один и тот же день, 24 октября 1648 года. Один договор
был подписан в Мюнстере, другой в Оснабрюке он касался Швеции, и был
связан с присоединением Эльзаса к французскому королевству.
Договор окончательно и де-юре признавал за королем Франции право
полного владения тремя епископствами (в действительности, занятыми столетие
назад) — Мецем, Тулем и Верденом, а также частью богатых угодий. Но главную
проблему, лотарингскую, решили отложить: Лотарингия переставала зависеть от
Империи, французские войска оккупировали большую часть ее территории, в том
числе стратегически важные пункты, продолжали контролировать главную дорогу
с востока на запад. В самом незаметном месте договора, признавалась
оккупация Пиньероля.
Швеция получила несколько кусков территории Германии: часть Померании,
Бременское епископство. Союзник Франции получил единовременно хорошую
компенсацию.
Главная часть договора была посвящена урегулированию политического
устройства Империи и Германии, где уже тридцать лет шла война. Для
Мазарини, как когда-то для Ришелье, было очень важно, чтобы желание
императоров объединить, политически и религиозно, Германию с выгодой для
себя провалилось окончательно и бесповоротно. А дела шли вполне успешно. С
одной стороны, все три конфессии впервые были признаны законными, их
положение определялось в каждом городе или государстве желанием князя. С
другой стороны, деление Германии на 360 частей, маленьких, средних и редко
больших, было формально признано, как и теоретически независимость каждой
из них. Все это умаляло мощь и реальную власть императора, ставшего своего
рода духовным лидером, феодалом, владевшим, тем не менее, самыми
обширными и богатыми провинциями, не говоря уж о заграничной
жемчужине в короне Империи — венгерском королевстве (правда, две трети его
оккупировали турки).
Завершение, пусть и наполовину, долгой войны, как и первый заключенный
мир, было понято, оценено и признано далеко не всеми подданными юного
короля. Они были слишком заняты: одни — трудами и заботами, другие —
конфликтами, интригами, ссорами и денежными претензиями. В общем, кого-то
целиком поглощала Фронда, кого-то — нищета.[7]
1.3. Мазарини и Фронда.
Фронда проходила под гул антиналоговых волнений, начавшихся задолго до
неё и не прекращавшихся вместе с ней.[8]
Надо было оплачивать войну, помогать союзникам, расходы превышали 120
миллионов ливров. В 1647 году расходы достигли 143 миллионов. В 1645 году
правительство нашло достаточно банкиров и подписало 7 откупных договоров
(на 17 миллионов), 82 соглашения (на 47 миллионов) и выпустило не менее 238
займов, гарантировавших не менее 102 миллионов. И все же в 1647 году
банкиры не побоялись оплатить 84% расходов государства.
Мазарини сократил проценты (с 15% до 5%), выплачивавшиеся сторонникам
реформы, арендаторам и финансистам, но этого оказалось недостаточно.
Главное событие произошло 18 июля 1648 года. В тот день совет в составе
шести министров и королевы решил аннулировать все займы, договоры,
вторичные и дополнительные договоры с передачей обязательств, авансы,
предоставленные частным лицам на этот год и на следующие годы. Иначе
говоря, свершилось открытое банкротство, что на время, решало все
финансовые проблемы, а этого и добивался Мазарини. Было объявлено, что
проценты по аннулированным займам будут выплачены позже. Надо сказать, что
приблизительно две трети парламентариев и членов других судов были еще и
финансистами, поручителями финансистов и кредиторами финансистов. И
королевское банкротство серьезно затрагивало всех этих людей, что они
немедленно ощутили.
Тогда же испанская армия, освободившаяся от врагов на севере, вновь
попыталась открыть дорогу на Париж, заняв Ланс. Как раз в тот момент, когда
Конде разбил испанцев, Бруссель и его клика, затеяли тяжбу с откупщиками, с
которыми не состояли в родстве (20—22 июля), что переполнило чашу терпения
финансистов, Мазарини и королевы. Уже 25 июля они кинулись в атаку,
воспользовавшись возвращением в Париж героя и его солдат и великолепным
благодарственным молебном в соборе Парижской Богоматери, который должны
были служить в среду, 26 августа.
Анна Австрийская уехала из Парижа 13 сентября с частью двора и совета,
чтобы побыть на свежем воздухе и обдумать месть парламенту. 20-го к ним
присоединился Конде со своими солдатами. 24 сентября пришлось переехать в
Сен-Жермен. 22 сентября официальная делегация представителей парламента во
главе с Виолем и двумя Потье (Бланменилем и Новионом) прибыла в Рюэль и
потребовала освобождения бывшего министра Шавиньи (сидевшего в тюрьме в
Венсенне), возвращения из ссылки де Шатонёфа, другого бывшего министра, а
также де Гула, близких друзей Мсье. Королева отказала по всем пунктам, тем
более что послы дурно высказывались о Мазарини.
Два месяца высшие суды опасались неизбежных финансовых мер, которые
могли принять министры и даже военные, потом попробовали атаковать
некоторых крупных финансистов, но, не договорившись между собой, не сумели
помешать королю взять деньги в долг под 10%.
Тогда же появились немногочисленные памфлеты, открыто нападавшие на
Мазарини. Нельзя сказать, что Мазарини был совершенно равнодушен к тому,
что писали парижские памфлетисты[9]. Мазарини нисколько не беспокоился,
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13
