доходами, но передумал и попросил подождать до конца войны.
Герцог Вандомский и его сын Бофор потребовали себе прибыльное
Адмиралтейство с правом передавать должность по наследству. Требование
удовлетворили, и отец и сын принесли клятву верности 1 июня. День спустя
двор покинул Париж, пока Мазарини наблюдал за северным фронтом, который
держался очень стойко. После недолгого, на пять дней, возвращения в Париж
все отправились в длительную поездку на северо-запад и в Гиень, откуда
приходили дурные новости. В Париже тем временем политико-фрондерский котел
кипел все опаснее. Создается впечатление, что все эти месяцы 1650 года
Мазарини главным образом старался выиграть время.[15]
Парламент Бордо и губернатор Эпернон занимали непримиримую позицию,
атмосфера в городе накалялась. Новым фактором стала настоящая фрондерская
армия — дворяне и несколько тысяч крестьян, собранная вокруг замка Тюренна
с помощью принцессы Конде, Буйона, Латремуйя, Ларошфуко и Ленэ. Войска же
губернатора (которые Мазарини собирался осторожно отозвать) находились близ
Кадияка и вскоре получили поддержку маршала де Ламейерэ, командовавшего
несколькими верными полками. Важные персоны, в том числе многие
парламентарии, заняли выжидательную позицию, а народ поддержал принцев и
фрондеров: общество разделилось.
Эпернон отреагировал мгновенно, приведя свои войска к Медоку. По
дороге королева приказала разрушить замок Ларошфуко близ Вертея, добилась
подчинения областей в Пуату и Ангумуа, где наблюдались небольшие волнения,
взяла Либурн и остановилась в Бурке на Жиронде. После жестокого натиска
Ламейерэ на войска Буйона начались переговоры, Гастон выступил в роли
посредника между двором и восставшими. Переговоры завершились к 1 октября:
мятежников амнистировали, Эпернону приказали отвести войска, а принцессу,
ее друзей, сторонников Конде и испанцев попросили покинуть Бордо, после
чего 5 октября король въехал в спокойный Бордо.
На какое-то время дела в Гиени пришли в норму. Мазарини мог заняться
другими, очень сложными делами. Отбывший 15 октября кортеж королевы
вернулся в Пале-Рояль месяц спустя. Мазарини, выезжавший на поля сражений,
приехал в Париж лишь 31 декабря.
Во время долгих поездок по провинциям власть в Париже представляли
герцог Орлеанский министр Летелье, но они не пользовались достаточным
авторитетом, чтобы сдерживать чужие амбиции и держать под контролем сделки
с далеко идущими последствиями. Парламент снова бунтовал, многие
парламентарии поддерживали посаженных в тюрьму принцев, требуя, чтобы те
предстали перед судом парламента, если действительно виновны. Число
сторонников арестантов, выросло, как только к ним снова присоединился
сильный союзник. Гонди, сначала позволивший арестовать принцев, разозлился,
не получив кардинальскую шапочку. Он принялся обрабатывать своих обычных
союзников — кюре, простолюдинов, дам и Гастона, занимавшего неопределенную
позицию. Так складывался парижский антимазариниевский союз, получивший двух
новых союзников.
Фрондеров поддержало мелкое и среднее провинциальное дворянство,
питавшее смутную надежду на Генеральные штаты. Раз в пять лет, собралась
ассамблея духовенства, чтобы поговорить о вере и главное, о деньгах.
Прелаты не любили Мазарини, хотя именно он распоряжался «списком бенефиций»
(назначений). Ассамблея протестовала против грубого и порой жестокого
обращения Эпернона с епископами Гиени, и трижды отказала министру в
субсидиях на войну с католическим королем Испании. Она потребовала
освобождения Конти, заявив, что тот является носителем духовного звания. В
середине августа королева приказала ассамблее переехать в Сент, где
находился двор, но она не подчинилась. Церковь была на стороне принцев.
Прекрасно информированный, Мазарини долго колебался, прежде чем
принять решение о возвращении в Париж. Возвратившись в Париж, кардинал
Мазарини помышлял об одном - как поссорить между собой фрондёров[16]. Он
намеревался поехать в Лангедок, потом в Прованс, где отстраненный от
должности Алэ держался, сражаясь с парламентом, Эксом и Марселем. Мсье
отговорил Мазарини от бесполезной поездки. Кардинал чувствовал реальную
угрозу для себя, однако в декабре ему удалось одержать победу в Ретеле: это
был большой военный успех, одержанный над Тюренном и его временными
союзниками-испанцами, и достигли его благодаря соединению королевских войск
с частями Дюплесси-Пралена, вернувшимися из Гиени. Этот успех
контрастировал с летними неудачами Мсье: в августе армия испанцев и части
сторонников Конде подошли к Парижу. Гастон Орлеанский перевел принцев из
Версаля в Маркусси (прежде чем отправить их в Гавр) и попытался найти людей
и деньги в Париже. После нескольких раундов переговоров, враг, оставшийся
без снабжения, далеко от своих баз, ушел на север.
Победа Мазарини в Ретеле напугала его противников, в том числе Гонди,
королева немедленно заказала благодарственный молебен. Тюренн, оставленный
войсками, серьезно задумался о своей судьбе и решил исполнить свой долг.
Тайно вернувшись в Париж в начале мая, он вскоре отдал себя на милость
королевы, что было большой удачей и для нее, и для юного короля.
Парламент, потребовал от королевы провести расследование против
принцев, но натолкнулся на отказ. 1 февраля Гонди и Гастон заверили
парламент в своей поддержке. Выходя из Высшего совета, Гастон, поссорился с
Мазарини, и дал понять королеве, что не вернется, пока там будет заседать
кардинал.
В Париже усилились антимазаринистские настроения; в кардинале
стали видеть главного виновника гражданской войны, популярность заключённых
принцев возросла. Мазарини оказался в политической изоляции.[17] 4 февраля
парламент потребовал, чтобы королева подписала указы об освобождении
принцев и удалении кардинала. При поддержке Гастона, парламент распорядился
помешать королевской семье покинуть Париж, приказав блокировать Пале-Рояль,
а маршалам Франции повиноваться только герцогу Орлеанскому.
Всеми покинутый, Мазарини быстро подготовился к отъезду. В ночь с 6-го
на 7-е кардинал, отправился в Сен-Жермен. Коадъютор и Гастон приказали
закрыть все городские ворота, мобилизовали ратушу и буржуазную милицию и
принудили парламент вновь издать указ, предписывающий Мазарини покинуть
Францию в двухнедельный срок, а если он этого не сделает, объявить о
«преследовании».
По просьбе объединившихся фрондеров 11 февраля королева согласилась,
чтобы несколько дворян, в том числе Ларошфуко и президент Виоль (ярый
противник Мазарини), поскакали в Гавр для освобождения принцев. Но
кардинал, хорошо осведомленный, ждал своего часа. Он узнал новость в
Лильбонне и первым прибыл в Гавр освободить заключённых.
Трое освобожденных встретили по дороге в Париж, небольшой отряд
фрондеров, прибывший с опозданием. В ночь на 7 февраля 1651 г. Мазарини
бежал из Парижа.[18] Когда Мазарини уехал, королева с детьми осталась
пленницей в Пале-Рояле. Казалось, что благородные сеньоры, достойные
парламентарии, добропорядочные буржуа и мудрые священники, поддержанные
«простым народом», сумеют вместе претворить в жизнь дело, восстановят
королевство в его былом великолепии, благословляемые королем. Мазарини был
в ссылке, которой нельзя было избежать, но точно знал, что ничего подобного
не случится, союзники вскоре перессорятся, а потом передерутся, а он
приложит к этому руку.
По пути к Рейну, как и во время пребывания в Брюле, Мазарини
осуществлял все сношения через верных посланников. Парижские
корреспонденты, кроме королевы и надежных министров Летелье, Лионна,
Сервьена, были давними деловыми партнерами Мазарини или его новыми
сторонниками. К последним принадлежал один из близких Летелье людей,
занимавшийся домашними и крупными финансовыми делами одновременно: Жан-
Батист Кольбер. В письмах делам уделялось столько же внимания, сколько
политике, однако преобладали детали, а генеральная линия оставалась
неясной. Ничто не решалось легко, сношения осуществлялись слишком медленно.
Королева находилась в центре всех интриг, ей неизбежно приходилось
принимать решения, причем зачастую незамедлительно, но она точно знала —
необходимо хитрить и поощрять противоречия между группировками фрондеров.
Запоздавшие новости, которые Мазарини получал из Парижа, были
недостаточно достоверными, отражая смутную и неустойчивую ситуацию,
которая, развивалась в нужном кардиналу направлении распада фрондерских
группировок.
7 сентября было провозглашено и отпраздновано совершеннолетие
четырнадцатого по счету короля Людовика, на девятый год его правления и в
последний год регентства. Совершеннолетие было провозглашено в парламенте,
король произнес речь, присутствующие, в том числе королева, преклонили
колени и поклялись в верности своему королю, потом был отслужен
торжественный молебен. Глубинный смысл заключался в окончании срока
регентства и наместничества герцога Орлеанского на посту главнокомандующего
королевской армией, распускался и Регентский совет. Настоящий Королевский
совет обрел былое могущество, с настоящими государственными советниками
короля в его «личном совете», со своим отделением докладчиков в
Государственном совете. Теперь король должен был подписывать главные
документы и назначать новых министров.
Начало церемонии было отмечено скандалом: королю передали письмо
Конде, пытающегося оправдать свое отсутствие. Людовик навсегда запомнил
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13
