холостяка"9.
Как представитель одной из крупнейших отечественных фирм С. Т. Морозов
пользовался влиянием в предпринимательских кругах, ряд лет возглавлял
Ярмарочный комитет на крупнейшем российском "торжище" - в Новгороде. Именно
его в 1896 г. выдвинуло купечество для приветствия и поднесения хлеба-соли
на Всероссийской промышленной выставке государю-императору. Получал он и
знаки "монаршей милости": ему было присвоено звание мануфактур-советника,
он состоял членом "высочайше утверждаемого" Московского отделения Совета
торговли и мануфактур. Тогда в разговоре с Амфитеатровым Морозов высказал
мнение о своем сословии, в одном он был точно убежден: торгово-промышленное
сословие на Руси сильно не только мошной своей, но и сметкой. Не только
капиталами, но и умами.… Одна беда – культуры мало! Не выработало еще наше
сословие сознания собственного достоинства, сословной солидарности…. Брался
Морозов и за новые дела: основал, например, крупное химическое акционерное
общество "С. Т. Морозов, Крель и Оттман", зарегистрированное в Германии, но
владевшее предприятием в России и специализировавшееся на производстве
красителей ("Я ведь специалист по краскам" ,-говорил он).
Общение с либералами.
В начале ХХ в. Морозов приобрел известность и в среде лидеров
либерального движения, а в его особняке происходили полулегальные заседания
земцев- конституционалистов. Однако особых симпатий к этим деятелям он,
насколько известно, не питал. Его интересовали другие люди. "Не знаю ,-
писал Горький ,- были ли у Морозова друзья из людей его круга, но раза два,
три, наблюдая его среди купечества, я видел, что он относится к людям
неприязненно, иронически, говорит с ними командующим тоном, а они, видимо,
тоже не очень любили его и как будто немножко побаивались. Но слушали -
внимательно". Друзей в этом кругу у Морозова действительно не было, а
купечество он презрительно называл "волчьей стаей".
Конечно, Морозов не был революционером, т. е. человеком, ставящим себе
целью радикальное изменение жизни общества, ведущим борьбу против системы.
Однако он ощущал потребность в изменении общественных порядков и помогал
революционному движению деньгами. Председатель Совета министров С. Ю. Витте
однажды с негодованием заметил, что такие, как Морозов, "питали революцию
своими миллионами". Задолго до революции Морозов почувствовал ее
приближение. Он говорил: «Наверное, будет так: когда у нас вспыхнет
революция, она застанет всех нас врасплох и примет характер анархии. А
буржуазия не найдет в себе сил сопротивляться и ее сметут, как сор». "Вы
считаете революцию неизбежной?" - спросил у него Горький. "Конечно ,-
последовал ответ. - Только этим путем и достижима европеизация России,
пробуждение ее сил. Необходимо всей стране перешагнуть из будничных драм к
трагедии. Это нас сделает другими людьми". Он отдавал себе отчет в том, что
революция могла смести ему подобных, но не был равнодушен к судьбе страны.
Однажды он сказал, что теория Маркса близка ему по духу своей активностью,
Маркс учит не мириться с объективными условиями но активно воздействовать
на них, изменять их. Маркса надо воспринимать именно как воспитателя воли.
Большевикам Морозов помогал вполне осознанно и деньгами и даже личным
участием. Он полагал, что это течение в русском освободительном движении
сыграет "огромную роль".
Морозов признавался, что он не считает правительство настолько
разумным, чтобы оно поняло выгоду конституции для себя. Если даже
обстоятельства понудят дать его эту реформу – оно даст его в самой
уродливой форме, которую только можно выдумать. В этой форме
конституция поможет организоваться контрреволюционным группам. Если
Россия пойдет вслед за Европой даже церемониальным маршем во главе с
парламентом – все равно нам ее не догнать. Но он думал, что мы можем
ее догнать сделав революционный прыжок. Но в словах Саввы Морозова
неприкрыто ничем взвизгивала та жгучая боль предчувствия неизбежной
катастрофы, которую резко ощущали почти все честные люди накануне
кровавых событий японской войны и 1905 года. Он видел Россию как
огромное скопление потенциальной энергии, которую пора превратить в
кинетическую. Он говорил: «Пора! Мы талантливы. Мне кажется, что наша
энергия могла бы оживить Европу, излечить ее от усталости и дряхлости.
Поэтому Я и говорю: во что бы то ни стало нам нужна революция,
способная поднять на ноги всю массу народа10. Существует иная точка
зрения на то, почему Савва Морозов активно помогал
революционному движению в России. Некоторые считают, что это было связано с
актрисой Андреевой Марией Федоровной, к которой он испытывал сильное
чувство. Об этом более подробно написано в статье одного из журналов под
названием «Мечта и проклятие Саввы Морозова»:
«Мария Федоровна Андреева всегда оставалась глубоко порядочной
женщиной,
она была светской дамой и очень сильно скучала. Ее отец, неимущий дворянин,
работал главным режиссером Александринского театра, и девушка пошла бы по
актерской стезе, но ее судьбу круто изменил ранний брак. Муж, хороший,
добрый человек, был старше ее почти вдвое: через девять лет ей исполнилось
тридцать, ему – сорок семь, и они жили под одной кровлей как добрые друзья.
О том, что их брак давно лишь формальность, друзья семьи и не подозревали.
К этому времени господин Желябужский имел чин действительного статского
советника и занимал высокий пост в железнодорожном ведомстве. В их доме
собирался московский свет, с молодой генеральшей раскланивался столичный
наместник, великий князь Сергей Александрович. У нее было двое прелестных
детей, чудесный дом, длинный список поклонников. И все это казалось ей
беспросветной рутиной.
И она, и ее муж страстно любили сцену – господин Желябужский был
талантливым
актером-любителем. Статский советник вместе с женой выступали в домашних
спектаклях, видный московский фабрикант господин Алексеев, красавец, франт
и звезда любительской сцены (там его знали под псевдонимом Станиславский),
был из добрым знакомым. Желябужский выбрал себе сценическое имя Андреев.
Под этой фамилией дебютировала и Мария Федоровна на сцене Московского
художественного театра.
…Имение Станиславского под подмосковным Пушкином, репетиции, первые
спектакли, поездки к Чехову в Ялту, успех – и разговоры о том, что театр
находится под угрозой: он не приносит дохода, а родственники Алексеева
отказались вложить деньги. Тогда в ее жизни появился Савва Тимофеевич
Морозов. Миллионер был сдержан, немногословен, не любил, когда на него
обращали внимание, но деньги дал он, а не кичившиеся своей
благотворительностью купцы. Тогда мрачноватый и неразговорчивый Морозов
сильно ее забавлял; то, что смеяться над ним нельзя, она поняла позднее.
Она знала, что московский миллионер влюбился в нее сразу и на всю
жизнь, и ей
это льстило. А он быстро понял, какую муку может принести любовь к
красивой, умной и абсолютно недоступной женщине.
Пройдет несколько лет, и Станиславский напишет ей резкое письмо:
«Отношения
Саввы Тимофеевича в Вам – исключительные. Это те отношения, ради которых
ломают жизнь, приносит себя в жертву, и Вы это знаете и относитесь к
бережно, почтительно. Но знаете ли, до какого святотатства Вы доходите в те
минуты, когда Вами владеет актерка? То так противно Вашей натуре, что я
уверен, Вы сами этого не замечаете. Вы хвастаетесь публично перед почти
посторонними Вам тем, что Зинаида Григорьевна ищет Вашего влияния над
мужем. Вы, ради актерского тщеславия, рассказываете направо и налево о том,
что Савва Тимофеевич по Вашему настоянию вносит целый капитал ради спасения
кого-то…» Это письмо написано сразу после того, как Андреева, первая
актриса театра, игравшая главные роли, объявила, что порывает с МХАТом. Она
запомнила его на всю жизнь – упрек был справедлив, тогда в ней оставалось
чересчур много от болтливой московской кокетки.
…Женщины едва знали друг друга – жена Морозова была глубоко
безразлична
Марии Федоровне. А та благодаря Андреевой испытала унижение, которое
запомнила на всю жизнь: муж влюбился в эту даму и в течение нескольких лет
жил со своей законной женой так, как могли бы жить брат с сестрой; потом у
дамы появился любовник, и Савва вернулся к жене. Госпожа генеральша уходит
от своего статского советника к какому-то писаке, а Савва по-прежнему
выполняет все прихоти этой дамы, более того он становится близким другом
того, с кем она живет! Зинаида Григорьевна считала мужа сбившимся с пути,
неправильным человеком, но они прожили в любви и согласии более десяти лет,
и она оплакивала свою молодость, прекрасное начало брака, то, как он
заботился о ней и старался порадовать. Муж вернулся к ней, она родила ему
сына, но он все равно любил другую. Ей казалось, что статская советница
приворожила Савву, а затем выжала и бросила.
Госпожа Андреева видела ситуацию другими глазами. Она, которой вот-вот
исполнится тридцать, живет с мужем, как с добрым соседом, и все еще ожидает
любви – но интрижка для Марии Федоровны невозможна. Морозов не мог стать ее
любовником: во-первых, это пошло, во-вторых, вызвало бы величайший скандал
и начисто сломало их судьбы – ведь Москва следила за ними во все глаза. К
тому это не имело ни малейшего смысла – она уважала Морозова, но совсем не
любила.
Ее друзья знали, что Мария Федоровна – сильный, волевой и страстный
человек, и
